– Знаешь, это мысль! И уж это гораздо реальнее и разумнее, чем все эти переброски во времени! – оживился Тамерлан. – Я помогу найти крест! Думаю, у меня получится! Эх, раздобыть бы его фотографию!
– Опять ты за старое, – вздохнула с улыбкой Таисия. – Мало тебе Машки Семизеровой с ее провалом во времени?
– Ты ничего не понимаешь! Это совсем другое! И вообще, мне пора, привет твоему Никите! – Тамерлан отключился.
А Таисией после разговора, наоборот, овладела апатия. И несмотря на то что на улице по-прежнему светило солнце, орали разгоряченные жарой воробьи, а воскресенье, долгожданное, многообещающее, только начиналось, в душе у нее поселились холод и безнадежность. Таисия сурово сжала губы и, накрывшись с головой одеялом, погрузилась в траур. В траур по личной, так и не начавшейся жизни.
– Тасенька, ты чего, не слышишь? У тебя телефон уже минут пять надрывается, – заглядывая в комнату, взволнованным голосом спросила мама. – Солнышко, ты не заболела? У тебя все хорошо?
– Да, все нормально, – буркнула в ответ из-под одеяла Таисия.
– Тогда ответь на звонок, человек ведь ждет, волнуется. – «И я тоже заодно», – не договорила мама, отчего-то начавшая близко к сердцу принимать все звонки и разговоры дочери. А вдруг это он, тот самый?
Разумеется, это был Никита, и, беря трубку, Таисия точно знала, что сейчас ему ответит. Что никуда она с ним сегодня не поедет, и, вообще, Машка нашлась, так что общие их дела на этом закончились.
Но едва услышав его голос, бодрый, веселый, Таисия почувствовала, как решимость ее тает, а в голове всплывают слова классиков, грозящие стать девизом ее будущей жизни. Те самые – лучше познать несчастную любовь, чем не познать никакой.
Она поехала на шашлыки. И они смеялись, и болтали всю дорогу, и жарили шашлыки, и купались, и загорали, и снова жарили шашлыки. И в понедельник вечером ездили купаться, а выходные к его друзьям на дачу, а потом ходили с Таисией на премьеру, и созванивались каждый день, и вместе проводили выходные, и такого счастливого лета у Таисии еще никогда не было.
– Зоя Борисовна, я очень виноват перед вами. Мне следовало сразу же отказаться от этой авантюры, – нервничая и краснея, признавался Тамерлан, сидя в гостиной своей вновь обретенной клиентки. – Это было заведомо невыполнимо. Я хочу вернуть вам деньги и еще раз попросить прощения.
– Что вы, мой мальчик, я же сама на этом настояла. И потом, если бы вы не согласились, неизвестно, чем бы это вообще закончилось, – вздыхая, проговорила Зоя Борисовна. – В конце концов, я могла бы нарваться на настоящего афериста, который вообще раздел бы меня до нитки. Словом, виновата я сама. А деньги оставьте. Вы потратили на меня столько времени и даже вызволили из клиники. Мне до сих пор вспоминать о ней страшно. – Зоя Борисовна зябко передернула плечами. – И, вообще, если бы не вы, неизвестно, когда бы меня хватились. Нет, мой дорогой, мне не за что вас прощать.
– Есть, – твердо проговорил Тамерлан. – Я с самого начала пошел не тем путем. Нам надо было не вас в прошлое отправлять, а попробовать здесь отыскать крест.
– Это совершенно бесполезно, – безнадежно махнула рукой Зоя Борисовна. – Все, что можно было сделать в этом направлении, уже сделано, поверьте мне. Моя мать занималась этим долгие годы, и все безрезультатно.
– И все же мне бы хотелось попробовать. Вы же поверили, что мне по силам перенести вас во времени, а дать шанс найти столь важную для вас вещь отчего-то не хотите, – с ноткой обиды проговорил Тамерлан.
– Да нет, что вы, на здоровье, – поспешила его успокоить Зоя Борисовна. – Но как вы собираетесь это делать?
– Для начала было бы неплохо раздобыть фотографию креста, – оживляясь, проговорил Тамерлан. – Жаль, конечно, нет в живых последней хозяйки предмета, но это ничего. Может, есть какая-то ее личная вещь на всякий случай?
– Есть, конечно, – кивнула Зоя Борисовна. – Это квартира моей бабушки, тут сохранилось множество ее вещей.
– Ее квартира? – окончательно воспрял духом Тамерлан. – Превосходно. Тогда покажите, где хранился крест, возможно, там держится его энергетика.
– Конечно, – после секундной заминки согласилась Зоя Борисовна. Она провела его в кабинет, подошла к старинной изразцовой печи, нажала на один из изразцов и показала открывшееся в стене углубление вроде сейфа.
– А вот и фотография, – протянула Зоя Борисовна Тамерлану жесткий, наклеенный на картон черно-белый снимок, на котором была изображена статная дама средних лет со строгим лицом и ясными глазами. Ее поднятая правая рука касалась массивного креста, на толстой витой цепочке висевшего на груди.
– Это моя прабабушка Александра Михайловна, – пояснила Зоя Борисовна. – Фото сделано в 1916 году, накануне революционных катаклизмов.
Но Тамерлан уже не обращал внимания на прабабушку, он видел только крест. Простой, с единственным небольшим камнем. Крест, который он так часто видел, последний раз буквально вчера. Он не мог ошибиться.
– Едем, – уже не сдерживая волнения и хватая за руки Зою Борисовну, воскликнул Тамерлан.
– Куда едем? – с легким испугом глядя на своего юного друга, спросила Зоя Борисовна. – Что с вами, мальчик мой? Вы в порядке?
– За крестом! Немедленно!
– За крестом? Нет, – покачала головой Зоя Борисовна, хмурясь, – куда ехать, в чем дело, что это за глупая спешка? Вы хотите обойти всю Москву с фотографией в руках?
– Я знаю, где он! – постарался взять себя в руки Тамерлан. – Если бы вы раньше показали мне эту фотографию! Едем немедленно!
Зоя Борисовна, поддавшись его порыву и боясь поверить в реальность происходящего, поспешила покинуть квартиру.
По воскресеньям Аристарх отдыхал, он мог себе это позволить. Зная привычки учителя, Тамерлан направился прямиком к нему домой. Он знал, что в воскресенье Аристарх сибаритствует. Спит до обеда, не медитирует, пренебрегает обычной зарядкой, никуда не выходит до вечера, не встречается с женщинами, оставляя это хлопотное занятие на прочие дни недели, и вообще не покидает квартиры до самого вечера. А вечером обычно выбирается в театр или на концерт. И всегда один.
Консьержа, он же охранник, Тамерлан миновал легко. Тот был простоватым парнем, легко поддающимся внушению. Поднявшись с Зоей Борисовной на этаж, решительно нажал кнопку звонка и не отпускал ее до тех пор, пока за дверью не раздались шаги и не послышался возмущенный гневный голос Аристарха.
– Да что ж это за хамство? Кто там трезвонит? С ума вы посходили, что ли? Тамерлан? – Увидев на экране своего протеже, Аристарх несколько сбавил, но, едва распахнув дверь, возмущенно воскликнул: – Ты что, щенок, совсем обнаглел? Так вламываться в воскресенье! Надеюсь, у тебя веский повод для подобного поведения. – Тут он заметил Зою Борисовну и, прокашлявшись, другим, полным достойного спокойствия голосом завершил тираду: – Тем более надо было предупредить, что ты не один. Я же совершенно не одет. Прошу прощения, мадам, за эту сцену. Проходите.
Но Зоя Борисовна не шевельнулась. Она как завороженная смотрела на Аристарха. Точнее на крест, большой, изящный, украшенный одним маленьким изумрудом, висевший на его груди поверх домашней футболки.
– Что с вами? Вам нехорошо? – встревоженно взглянул на незнакомку Аристарх. – Почему вы так на меня смотрите?
– Крест, – проговорил Тамерлан, – крест Иоанна Кронштадтского. Тот самый, из-за которого Зоя Борисовна хотела перенестись в прошлое. Крест, подаренный ее прадеду самим старцем и украденный из семьи в 1951 году.
– Он скоро будет, – входя в комнату, пообещал Аристарх.
Тамерлан и Зоя Борисовна сидели на диване в гостиной. Зоя Борисовна сжимала в руках крест, то рассматривая его, гладя, то прижимая к груди. Тамерлан, счастливый и беззаботный, сидел рядом, освещая комнату своей победной улыбкой. А вот хозяин дома был мрачен и с глубокой тоской смотрел на крест, словно прощаясь с ним.
– Конечно, отец рассказывал, как именно попал к нему этот крест, – проговорил он, опускаясь в кресло с бокалом коньяка. Потрясение он пережил сегодня нешуточное, так что имел право расслабиться и снять стресс, хотя обычно не позволял себе спиртное. – Но думаю, будет лучше, если он лично все вам расскажет. Тем более он и сам разволновался, услышав, что за крестом явилась его хозяйка. Так что немного терпения – и он будет здесь.
Николай Степанович Алексеев, полковник МВД в отставке, входил в комнату с труднообъяснимым чувством – ему казалось, что он переместился в дни своей молодости. Он сам не знал, чего ожидал от встречи с наследницей семьи Артемьевых. Неожиданно воскресшая связь с давней, потрясшей его когда-то историей взволновала Николая Степановича до глубины души. Вспомнились молодость, первые годы службы, давно погибший учитель – время давно ушедшее, канувшее в Лету, но оставившее в памяти теплый, грустный след.
