Однажды он наблюдал такую сцену: три девушки стояли группкой на середине проезжей части, склонив головы к лежащей на асфальте сбитой бродячей собаке. Собака была жива, хотя покалечена и в шоке. Сначала над ней безмолвно стояли две девушки, раздумывая, что делать. Потом к ним присоединилась третья и сразу сказала: «Надо перенести ее на обочину». Тогда отреагировала одна из молчавших: «У меня есть пакет, обернем ее, чтобы не испачкаться», — и полезла в сумку. Третья ничего не сказала, просто ждала, когда ей дадут команду подхватывать раненое животное. Одна говорит, что надо делать, другая думает над тем, как сделать, третья просто делает, исполняя чужое решение.
Костов огляделся. Теперь все были при деле — вахтерша крутила диск телефона в своей каморке, стаффордшир с угрожающим видом в боевой стойке расположился у бордюра, его молодые хозяева, стоя по обе с стороны от собаки, окидывали бдительными взглядами округу.
Алина пошевельнулась и открыла глаза — туманные, бессмысленные, темные — и несколько секунд без всякого выражения смотрела на склонившееся над ней лицо Костова. Повела взглядом вправо-влево, прикрыла веки, лицо бледнее бледного, как мел. «Сотрясение мозга…» — мелькнуло в голове у Костова. Он понимал, что сейчас Алине было очень хреново. «Но ведь жива, жива, — не мог не восхититься Костов. — И тьфу-тьфу, не сглазить, кажется, ничего серьезного, опасности для жизни нет. Второе покушение пережила…»
— Алина Петровна, — тихонько позвал он девушку, толком даже не зная, слышит она его сейчас или нет, воспринимает его слова или нет. — Вы прекрасно защищались. Вам пятерка по самообороне.
В ее глазах мелькнуло что-то — улыбка, досада или слезы, не разберешь. Костов понял, что Алина Сохова его услышала. Расспрашивать о чем-либо сейчас ее было невозможно. Костов подумал, что надо бы девушку поднять и отнести хоть на скамейку. Но он не стал этого делать — кто знает, какие раны и повреждения нанес ей тот придурок, не сделать бы хуже. Он лишь снял с себя куртку и, свернув, подложил ей под голову.
— Что случилось? — обратился он к молодой паре с собакой.
Отвечать начала женщина, она, по-видимому, всюду по жизни поспевала впереди мужа.
— Господи, — возбужденно заговорила она, слова понеслись потоком. — Мы гуляли с Роней… Роня от Рональд — это наш пес. (Правильно, что пояснила, одобрил про себя Костов, Роней мог быть и муж.) Вдруг какая-то… даже не знаю, как объяснить, борьба, что ли. Непонятное что-то, правда? — обратилась она к мужу и в дальнейшем, рассказывая, постоянно поворачивалась к нему и требовала подтверждения: «Правда?» — Мы оттуда появились, из-за школы. В общем, смотрим, парень какой-то девушку бьет… Прямо здесь, под фонарем, на наших глазах, правда? Ой, ужас, как можно женщину?.. Валера, — она кивнула в сторону мужа, — растерялся, а я сразу Роне кричу: «Фас!», он этому типу в ногу вгрызся, правда? Господи, все так быстро произошло!..
— Вы можете описать его внешность? — спросил Костов.
— Ой, не знаю. Все так быстро произошло… Он был молодой, волосы светлые, весь в черном, правда?
— Очень молодой, лет двадцати, если не моложе, — отрапортовал спокойный, неторопливый, с тихим голосом Валера. — Волосы рыжеватые, глаза серые, бровей почти нет. Одет в спортивную куртку темно-синего цвета, брюки черные, на ногах черные кроссовки. Был в черных перчатках.
— Да-да, — подхватила женщина. — Среднего роста, правда?
— Высокого роста, — продолжал отчитываться Валера. — Выше меня на полголовы, значит, под сто девяносто.
Костов шагнул к газону — Роня у бордюра с готовностью напрягся и легонько зарычал, но, одернутый экспрессивной хозяйкой, упрямиться не стал и, расслабившись, пропустил Костова на траву. Опер сразу увидел то, что ему было нужно, — среди пучков тимофеевки лежал обрезок металлической трубы, по всей видимости, обыкновенной водопроводной. До приезда группы Костов поднимать ее не стал, а лишь попытался осторожно рассмотреть. Мимоходом он подумал, что супруг темпераментной женщины просто молодчина, не потерял голову в этой суматохе. Когда пес дернулся за отброшенной преступником трубой, тот успел скомандовать ему: «Фу! Стоять!», так что теперь орудие покушения на убийство отправится на экспертизу а-натюрель — не облизанное, не обслюнявленное и не обгрызенное героическим Роней, которому этой трубой наверняка тоже досталось от нападавшего.
Менты на «уазике» и «Скорая» прибыли практически одновременно.
— Ну, что тут у вас? — нехотя процедил выпавший из дверцы «уазика» лейтенант, обращаясь непонятно к кому.
Взгляд лейтенанта как магнит притягивали набитые продуктами пакеты, оставленные Надеждой на скамейке. Костов проследил этот взгляд и вздохнул — вот еще одна забота, присматривать за имуществом напарницы! Иначе доблестный Андантинов останется без ужина…
— Все под контролем, мужики, — успокоил ментов Костов, он достал служебное удостоверение и показал коллегам: — Вызывайте своих оперов.
Начиная преследование, Надежда все рассчитала. Только несведущему и нервному постороннему наблюдателю могло показаться, что ее действия были глупы, неуклюжи и нерасторопны. Парень в черном, поминутно оглядываясь, стремительно удалялся с места происшествия. Поврежденная Роней нога ему почти не мешала — даже если укус серьезный, пока он в опасности, про ногу и не вспомнит. В свете мерцающих с пятиметровой высоты уличных фонарей Надежда видела его подпрыгивающую макушку — все дальше и дальше от себя. Надежда с каждой секундой отставала, но шагу не прибавляла. Когда-то в своем родном Краснодаре она занималась бегом на средние дистанции и подавала большие надежды, пока ей все не надоело, пока не захотелось заняться чем-нибудь более экстремальным. Она и занялась — уехала в столицу на поиски фортуны.
Главное — не потерять подозреваемого из виду. Час вечерний, народу на улицах немного, и это помогало Надежде решать задачу. Даже если рыжий скрывался за поворотом, стоило ей повернуть вслед за ним, как прыгающая макушка снова оказывалась в поле ее зрения. Она знала, что торопиться не стоит — скоро убегавший (по почерку бега она сразу определила, что он не спортсмен, бежит неэкономично, просто молодой, энергии через край, надеется на собственную силу и выносливость) начнет задыхаться. Держится сейчас на чистом адреналине. Она же рассчитала график бега где-то на три тысячи метров и бежала сосредоточенно, методично, ровно, как на тренировке. Поздние прохожие вполне могли принять ее за поборницу здорового образа жизни, совершающую вечернюю пробежку, если бы не колготки в сеточку и зажатые в руке шпильки. Надежда про себя поблагодарила префектуру округа, которая, видимо, совсем недавно отремонтировала на дорожках асфальт — он лежал гладкий, новенький, лоснящийся, — и ее босые ступни почти не страдали. «Давно я не выполняла норматив», — экономя дыхание, думала она, но поразмяться была, в общем, не против. Бежала и с удовлетворением чувствовала, что она еще очень даже ничего. Если потребуется, снова может выйти на старт. «Андантинов будет мной доволен», — мельком вспомнила она о муже, представляя, как сегодня вечером расскажет ему эту историю в лицах и красках.
Парень бежал вдоль домов. Они, должно быть, вместе преодолели уже более километра. Расстояние между ним и его преследовательницей постепенно стало сокращаться, как и предполагала Надежда. К сожалению, мешали всякие попадавшиеся в изобилии на ее пути поддатые дебилы, которые такую картину — девушка вечером бежит по улице — пропустить без комментариев никак не могли. «Девушка, куда вы так торопитесь? Давайте лучше будем е…ться!» — жизнерадостно ржали они, радуясь поводу пошутить. Один даже попытался поймать ее за руку, но, получив удар коленкой в пах, заткнулся, присел и начал материться тугим спертым голосом. Его приятели, забыв о веселье, аж рты поразевали от удивления. «Ты че, дура?» — донеслось в спину Надежде. «Шуток не понимаете?» — меланхолически буркнула им в ответ Надежда, удаляясь выровнявшимся быстрым спортивным шагом.
Из-за этих недоумков она на несколько секунд потеряла из виду парня, но в растерянность не впала. «Ему сейчас в голову не придет прятаться где-нибудь в подворотне, — думала она на ходу. — Он явно не из сообразительных. У него сейчас в голове одно: бежать!» Чуть сбоку справа через дорогу, метрах в пятидесяти от себя, она уловила какое-то мельтешение — в проеме эстакады. Там было темно. Ей навстречу из темноты вылетали потревоженные вороны. Здесь, по-видимому, даже днем никто особенно не ходил — лежали непонятно откуда и куда ведущие рельсы, заасфальтированных дорожек не было и в помине, лишь утоптанная облысевшая тропинка говорила о том, что находчивые москвичи всегда найдут наикратчайший путь к цели. А цель парня — даже издали уже было видно и слышно, что он задыхается, хромота усилилась — становилась очевидной. На той стороне проема начиналась длинная крутая лестница, поднимающаяся на эстакаду. Там наверху потоком неслись машины.
