Вольдемар нисколько не обманывался: Усмону взрывчатка была нужна не только и не столько для горно-подрывных работ. Для чего именно — его проблемы. Главное — здесь можно было неплохо заработать. Но Усмон хитрый черт. Не подставил бы, как в прошлый раз.
— Я подумаю. — Толочко стал уже мысленно прикидывать варианты, что можно сделать.
— Подумай, дорогой. А я хлебушком с тобой поделюсь. Ты меня знаешь, я добро умею ценить.
— Дело не в хлебушке, Усмон. Тебе проще заказать все через свое правительство. Таджикистан ведь закупает взрывчатку.
— Там кулябцы сидят, ты знаешь. — Усмон рубанул ладонью. — С ними нельзя дела делать.
— К американцам обратись. Они же помогают вам.
— Да-а, американцы гап нест, базара нет, — Усмон покачал головой, — помогают по-высшему. Сто раций дали, два вертолета. Летал на американских вертолетах? Ни шума, ни тряски — мечта просто. Высшие вертолеты у них. Но они ничего не продают: так дают. Что сами захотят, то и дают. Я взрывчатку просил, сказали — нет. Жлобы все-таки.
«Он сам себе противоречит, — подумал Толочко. — Хотя чему удивляться? Восточный человек! Ему сколько ни дай, все мало. Благодарности не дождешься».
Усмон же поднес к блестевшим от жира губам кусочек шашлыка. Вольдемару вдруг стало противно. «Ведь мне из-за этого козла жизнь поломали», — пронеслось у него в голове. Ему захотелось накинуться на этого вальяжного самодовольного чурку (это слово буквально вспыхнуло в мозгу) и сомкнуть руки на его горле. Но, конечно, сдержался. Даже заставил себя улыбнуться.
— Я с афганцами недавно встречался, — начал говорить Усмон, прожевывая мясо.
— С карзаевцами? — спросил Толочко.
— Какие карзаевцы! — Усмон поморщился, продолжая жевать. Вольдемар видел, как мясо во рту собеседника превращается в кашицу. Поэтому поднес руку к губам, сдерживая позывы тошноты.
— Кто такой Карзай? — продолжал Усмон. — Сидит на штыках американцев в Кабуле. А что контролирует? Ничего не контролирует! Я с нашими ребятами встречался. Они Афганский Бадахшан держат, масудовские места тоже за ними. Грант от ООН получили на организацию спасательной службы на Памире. Со мной будут договор-моговор заключать. Я помогу, чем могу. Там тоже взрывчатка нужна. В Афганистане много ледников.
Вольдемар внимательно посмотрел на Усмона. В Афганистан вкачивали большие деньги: ООН, правительства развитых стран. Естественно, официально средства шли на восстановление страны, но расходовать их доверяли обычно своим. Но даже среди своих за эти деньги шла борьба. Странно, подумал Толочко, что создавать спасательную службу на Памире доверили самим афганцам, да еще, судя по всему, далеким от клана действующего главы Афганистана Хамида Карзая. Но чего не бывает?
Внезапно Вольдемар почувствовал, что настроение улучшается. Пусть медленно, но раздражение и злость исчезали. В груди же теплело. И вот уже хотелось улыбаться и смеяться по-настоящему, а не из вежливости.
С чего бы это?
Ну уж не потому, что ему нравилась компания или воодушевляло сомнительное предложение. Может, это было хорошее предчувствие? Но что именно оно хотело сказать?
— Что загрустил, Вольдемар-ака? — Усмон рассмеялся. — Давай выпьем.
— Давай. — Вольдемар не загрустил, а задумался.
Он вспомнил про теракт пару дней назад в Центре Кабула, когда взорвали немецких солдат. А до этого под Кандагаром сбили американский вертолет. Недавно Толочко беседовал со знакомым генералом из ГРУ. Тот считал, что США наступили в Афганистане на советские грабли. Легко вошли. Установили свою власть. Встали гарнизонами. А теперь их начинают потихоньку щипать.
«У Усмона большие связи на той стороне, — размышлял Вольдемар, — а там не все довольны Карзаем и американцами. Просто в Госдепе забыли, что афганцев нельзя купить надолго. Их надо покупать постоянно. И то нельзя быть уверенным, что афганец не нанесет удар в спину. Это же афганцы! В их языке нет слова «предательство». Есть понятие: ему больше заплатили. Это — самая уважительная причина».
Толочко решил, что Усмон связался с каким-то афганским сопротивлением. Не обязательно с талибами. Сейчас в Афганистане черт ногу сломит — где какая группировка и кто против кого. «Но это детали. Усмона же можно использовать». Это был его шанс вернуться в закулисье Большой Политики. У России есть свои интересы там, рассуждал Вольдемар. Американцы, конечно, не враги. Но и не друзья. Поэтому надо обзаводиться контактами и в сопротивлении. Это Большая Политика. Здесь все непросто.
«Можно использовать Усмона, как агента влияния», — подумал он. Воображение уже рисовало радужные картины. Вот Вольдемар начинает мелькать в коридорах власти, решая те или иные проблемы по Афганистану. Постепенно его подключают к более серьезным вопросам. Он возвращается в обойму. А там, само собой, найдется и какая-нибудь должность с подобающим ему статусом. И вот он уже из человека, решающего вопросы, превращается в человека, принимающего решения. Не просто решения, а большие решения.
«Достану ему взрывчатку. А потом надо взять его за жабры и тесно с ним работать».
На следующий день Вольдемар навестил одного своего знакомого в Генштабе, который как раз мог раздобыть взрывчатку.
— Списать, конечно, не проблема, — говорил товарищ, когда они уединились в комнате отдыха, — у меня как раз есть, сколько тебе нужно. Но пойми, здесь такой политес, что все надо продумать.
Они пили дорогой коньяк. А Вольдемар смотрел на рубашку с генеральскими погонами, небрежно висевшую на стуле, и такая ностальгия его прохватывала.
— Я все предусмотрю, — ответил Толочко, — ты же меня знаешь. Схемы отработать — не проблема. Можно даже через наше МЧС передать. Оформим официально, не подкопаешься.
— Это все понятно. У меня твой кадр доверия не вызывает. Всплывет завтра наша взрывчатка у каких-нибудь басмачей — нам с тобой задницу на японский крест порвут. Меня в народное хозяйство погонят. А я не хочу на твоем месте оказаться, бутылки от пенсии до пенсии собирать. Гы-ы, не обижайся: шутка. Пей давай.
Вольдемара задело высказывание товарища. Но виду он не показал.
— Значит, тебе деньги не нужны? — произнес Толочко, пригубив коньяк.
— Да разве ж это деньги, гы-ы. Возни больше. И риска. — Они так свободно беседовали в казенных стенах, потому что генерал заранее включил прибор, ставящий помехи жучкам.
— Тут недавно контр-адмирала одного осудили, он продал плавучий док, — продолжал генерал, — восемьдесят миллионов баксов на троих со своими начальниками распилил. Прокурор узнал про это, пришел долю просить. Они его на три буквы. Так он дело возбудил и давай мужиков трепать. Еле откупились. Чуть без штанов не остались. В итоге с двоих сняли обвинения — мол, ничего не знали. А этому контр-адмиралу дали четыре года и тут же амнистировали. Ни дня не сидел. Легко отделались. А у нас с тобой, Вольдемар, не пароход. Взрывчатка! Чуешь разницу? У нас столько денег не будет, чтобы откупиться.
— Тогда забудь. — Толочко хотел встать, но товарищ положил ему руку на плечо и посадил обратно.
— Тебя жизнь ничему не учит, — покровительственно сказал генерал, — торопишься слишком, так и норовишь в дерьмо вляпаться. Тут обмозговать все надо.
Вольдемара покоробил тон товарища. «Так вот ты какой! Хорошо, я запомню».
— Взрывчатку можно в Чехии купить, — произнес генерал, — «Семтекс» — хорошая вещь. Очень популярна у террористов. Гы-ы: шутка. Закупить проще простого: создаем подставную фирму. Покупаем для горно-подрывных работ, скажем, в Казахстане. Нанимаем самолет и перевозим. С таможней, правда, придется повозиться, чтобы разрешение получить. Так что выйдет гораздо дороже. Ты сможешь своего кадра развести, чтобы цену набавил?
— Постараюсь.
— Так действуй! Всему тебя учить.
После беседы у Толочко остался неприятный осадок от хамства товарища. «Раньше он себе такого не позволял. Вот что значит быть пенсионером. Каждый мудак тебе в лицо тычет».
Он созвонился с Усмоном. Тот поторговался. Но согласился добавить. Это улучшило Вольдемару настроение. Он откинулся назад в кожаном кресле, завел руки за голову и начал просчитывать варианты.
Бред, конечно, надеяться вернуться на госслужбу. В обойму очень трудно попасть снова. Его там уже никто не ждет. Но разве раньше было иначе? Разве кто-то ему принес на блюдечке генеральское звание? Нет! Он добился его своим горбом.
На полированном столе работал радиоприемник. Новости сменились бойкой песней. По-мальчишески звонкий голос пел от лица боксера. («Голос от лица, какая глупость!» — хмыкнул Толочко.) Мол, меня побили. Я лежу без сил. Но точно знаю: встану. И точно знаю — буду бить. Я им еще задам жару! Ведь можно только стоя жить!
«Да, я встану!» Песня воодушевила Вольдемара. Варианты один краше другого побежали перед глазами. Через десять минут он искренне поверил, что все пойдет по самому лучшему сценарию. Иначе и быть не может. Поэтому Толочко стал даже прикидывать, куда ему пойти после того, как вернется в обойму. «В Минобороны точно не вернусь. Я уже перерос этот уровень. В Совет безопасности? Это отстойник. Нет, лучше в правительство. А еще лучше — в администрацию президента. Там все рычаги власти». Нет, конечно, туда попасть будет не просто. Но он знает свою цель. А это полдела.
