Второй возможный вариант — губернатор наконец понял, что реальную власть в крае, да и во всей стране уже правят большие деньги, а не политики, болтающие с трибун о благе народа и социальной справедливости, и уж никак не шахтеры, которые садятся на проезжую часть дорог, чтобы не мозгами и кулаком, а задницей защищать свои права. Поэтому законодатели не должны косить одним взглядом на капитал, другим на так называемых патриотов. Сегодня патриот тот, кто делает и имеет деньги. И чиновники — от губернатора до президента — должны это знать и помнить.
В назначенный час — минута в минуту — Бергман появился в здании администрации губернатора.
Носенко и Бергман до сих пор один на один не встречались. Теперь оба с интересом вглядывались друг в друга, хотя за доброжелательными улыбками было трудно угадать истинные чувства каждого.
Носенко был губернатором около двух лет и ухе привык к подобострастию, с которым в его кабинет входили посетители, и к лести, на которую те никогда не скупились.
Бергман нисколько не преувеличивал силы чиновников, на каком бы этаже государственного дома те ни обустроили свои седалища. Слишком много их, прытких и самоуверенных, уже давно вылетели из кресел, набили шишки, сгинули в неизвестности, и судьбы их больше никого не волновали. Реальная власть заключается только в деньгах, а они у него — президента «Вабанка», и раболепствовать перед губернатором он не собирался.
— Весьма доволен, что пришли. — Носенко запел. не дождавшись реверанса. Он вложил в голос всю ласковость, на которую был способен. — Мне давно хотелось поближе познакомиться с вами.
— Благодарю. — Бергман демонстративно посмотрел на часы, невежливо намекая, сколь дорого его личное время.
Носенко заметил это движение глаз гостя и уел:
— Не волнуйтесь, Корнелий Иосифович, для вас у меня время найдется.
«Один — ноль», — подумал Бергман. Он понял, что на этом ходу губернатор его переиграл.
— У нас, Корнелий Иосифович, я имею в виду не только себя… но значительно шире… — Носенко сделал руками движение, словно очертил вокруг себя магический овал. Потом выдержал паузу, подыскивая нужные слова. Все, о чем предстояло говорить с банкиром, губернатор прекрасно знал и даже заранее продумал несколько фраз, выглядевших остроумно-афористическими. Но увидев перед собой хмурого миллионера, вдруг понял: по типовой схеме к нему не подступиться. Не тот масштаб, не та выучка. Это не директор завода, который зависит от кредитов, черпаемых из бюджета, а самостоятельный бизнесмен, знающий себе цену не только в масштабах города и края, но куда шире. Поэтому, чтобы получить поддержку, столь нужную ему, губернатору, надо найти новые, убедительные слова и продумать безошибочно правильный подход к собеседнику. В первую очередь следовало изобразить собственную тревогу и даже замешательство.
— Не знаю, Корнелий Иосифович, в какой мере вас интересует политика, но мы, чиновные крысы, занимаемся ей постоянно. И происходящее нас тревожит. Результат президентских выборов непредсказуем. Если к власти придут красные, и вы и мы…
Бергман, соглашаясь, кивнул, на его лице появилось понимание.
— Речь сегодня идет о трудностях, с которыми столкнулась власть в условиях обострившейся борьбы за голоса электората. Мы — это не только Носенко, но и люди, находящиеся в Москве, в правительстве и аппарате президента, в правлениях банков и корпораций… Мы серьезно озабочены и обеспокоены возможным неблагоприятным исходом голосования… У нас есть президент, и мы должны, больше того — для нас жизненно необходимо сделать все, чтобы он им и остался.
Бергман теперь уже не выглядел столь невнимательным, как в начале встречи. Человек проницательный, он уже понял, что словесные петли губернатор вяжет лишь для того, чтобы удобнее и естественнее выглядел переход к выпрашиванию денег. Коли это произойдет, то надо выговорить себе максимальную выгоду. Следует добиться твердых гарантий, что в случае выигрыша партии власти на выборах ему тоже дадут право отрезать от пирога кусок по выбору.
Носенко уловил, что интерес банкира к его словам изменился, и усилил нажим.
— Я пригласил вас как одного из наиболее влиятельных людей в крае, чтобы выслушать ваше мнение и получить совет…
Бергман улыбнулся, показывая, что мало верит в сказанное и воспринимает его только как комплимент.
— Не надо мне льстить, Игнатий Терентьевич. Я не способен давать советы. Мне их самому дают. Я только принимаю окончательные решения. Это вы, политические деятели, не знаете сомнений. Я же просто тону в них. Банковские и биржевые курсы. Рейтинги. Предполагаемые фьючерсные проценты…
«Ну, пес, — подумал Носенко с завистью, — вроде и зубы не скалит, а так и норовит укусить». Однако изобразил улыбку понимания.
— Без вас и вашей головы всем советникам, которые толпятся вокруг, — грош цена. Знаем мы, как вы не берете шашки в руки…
Улыбнулся и Бергман. Они поняли друг друга.
— Давайте так, Игнатий Терентьевич. Со мной следует говорить прямо. Я понимаю, что вас гложет и что мы все можем потерять в случае перемены власти и политического курса. Поэтому откройте карты и бросьте их на стол.
— С вами легко говорить, — признался губернатор.
— Но выпросить у меня что-то не так легко, — отрезал Бергман.
Носенко засмеялся.
— Восхищаюсь вашей проницательностью. Этого я не могу сказать о тех, с кем уже беседовал до вас.
Бергман и на этот раз лести не принял.
— Мне кажется, ваши собеседники догадались о сути разговора, который предстоял, значительно раньше меня. Но они более робки в принятии решений. А я говорю «да» или «нет» без стеснения. И решений не меняю. Все зависит от условий, на которых просят деньги. Так что берите быка за рога.
«Ну, сукин сын, — подумал губернатор восхищенно, — он уже торгуется. И, конечно, предварит мои условия своими».
— Что ж, перейду к делу. Предвыборная кампания испытывает финансовые затруднения. Концерты, разъезды доверенных лиц, телевизионное время… Короче, два фактора могут определить успех: это деньги и ещё раз деньги. Так сказать, они смазка и горючее политической машины. Помочь в обретении денег нам может только частный капитал.
— Называйте цифру.
Даже сейчас такая хватка шокировала Носенко, но он умел принимать правила игры на чужом поле и никогда не пугался, если в них появлялось нечто новое, неожиданное.
— Три миллиона. Это тот дефицит, который нас заедает в настоящий момент.
— Если вы имеете в виду доллары, то я скажу: не хо-хо!
— Рубли в дело я бы вложил свои.
Губернатор выдвинул ящик стола, достал оттуда и бросил на стол толстую пачку банкнот, упакованных в прозрачную пленку.
Бергман понимающе кивнул.
— Должен заметить, — продолжил Носенко, — обращение к вам не моя блажь.
— Что вы имеете в виду?
— Переговорить с вами мне посоветовали из Кремля. Вы, кажется, с кем-то из близких к президенту людей учились в Плехановском?
— Может быть.
Бергман знал всех однокашников ныне близких к президенту, но открываться перед губернатором не видел причин.
— Откровенность за откровенность, господин губернатор.
Носенко поморщился. Он считал, что после разговора, который у них состоялся, уже следовало переходить на «ты», а Бергман вдруг выбрасывает на кон официальное «господин губернатор».
— Корнелий Иосифович! Ну зачем так?
— Игнатий Терентьевич, я повторяю, откровенность за откровенность.
— Да, да, конечно.
— Деньги не делаются из воздуха. Если любая бумажка, будь то доллар, фунт стерлингов, даже рубль, лежит только на одной чаше весов, на другой обязательно должны находиться материальные ценности. Вес бумажного доллара — ноль целых одна десятая грамма. Однако, чтобы её уравновесить по нынешним ценам, потребуется два литра молока. Что-то около двух килограммов. Вы понимаете?
Носенко помрачнел. Он понимал и знал, о чем ему могут сказать.
— Вы отступили от собственного правила, Корнелий Иосифович, выставлять условия прямо. Молоко, масло…
— Нет уж, Игнатий Терентьевич, позвольте мне попеть соловьем. Три миллиона стоят серьезного обсуждения. Трепаться о женщинах, о рыбалке ещё допустимо, но не о такой сумме. Это не доллар и не два литра молока…
— Я понял, — губернатор вздохнул опечаленно, — говорите.
— Один миллион, который я передам в ваш фонд, должен быть обусловлен взаимными обязательствами.
— Согласен.
— Вы сказали, что деньги пойдут служению существующей ныне власти. Это прекрасно. Но именно эта власть сегодня должна приостановить бесчинства, которые вокруг моей семьи творят её же органы.
— Первый раз слышу. Кто именно? По каким причинам?
— Именно служба безопасности. В первый раз слышите потому, что эта контора не считает нужным ставить вас в известность о том, что делает и что собирается делать дальше на вверенной вашей власти территории.
