Виктору стало любопытно, что мог оставить там Джапп и почему «Телеграф» не пишет об этом. Конечно, естественнее было бы сказать «оставил там шарф» или «оставил там зонтик». Возможно, это и былтот зонтик, который Виктор взял и оставил в доме миссис Гриффитс.
Накрыв колени пледом и не забыв взять с собой чемоданчик с деньгами – (Виктор посчитал, что оставлять его в номере опасно), – он двинулся по Масуэлл-Хилл в поисках новой одежды. Продавцы были внимательны, вежливы, один даже слегка смущался. Походы по магазинам и покупки уже не доставляли Виктору удовольствия, он с грустью вспоминал, как был доволен, когда расплачивался за серую куртку, костюм и туфли. В голове у него стучало, и ему казалось, что он утратил связь с жизнью, перестал ее понимать. Даже осознание того, что Клара ушла от него навсегда, что он больше никогда ее не увидит, принесло ему лишь печаль, а не душевную боль. Может, это было безумием, может, это было правдой, что проведенные в тюрьме годы сводят человека с ума и он не избежал этой участи.
У пешеходного перехода на Фортис-роуд, напротив кинотеатра, Виктор и еще человек пять ждали сигнала светофора. И тут произошло то, чего Виктор никак не мог предвидеть. Ему навстречу шли под руку мужчина и женщина. Мужчину он узнал сразу: это был зять Джаппа, Кевин.
Кевин скосил глаза на Виктора, потом, еще раз, более пристально посмотрел прямо ему в лицо. Дженнеру ничего не оставалось, как катиться прямо на него. Они были друг от друга на расстоянии ладони, но Кевин так его и не узнал. Виктору пришло в голову, что сперва зять старьевщика узнал его, но потом решил, что ошибся. Инвалидное кресло спасло Виктору жизнь. Он даже не оглянулся, наклонился, что-то сказал своей спутнице, и они вошли в магазин. Тут Виктор вспомнил – Кевин говорил ему, что живет в Масуэлл-Хилл.
Инвалидное кресло сделало его невидимым для знакомых, или, скорее, превратило его в кого-то другого. Он понял, что для своей собственной безопасности должен быть прикованным к нему, стать инвалидом, как Дэвид.
Вернувшись к себе в номер, Виктор сосчитал оставшиеся у него деньги. Было немногим больше пяти тысяч. Он был прав, полагая, что Мюриель держит в доме достаточно солидную сумму денег. Вполне возможно, что изначально в чемоданчике было около семи тысяч. Но сейчас он уже не мог подсчитать, сколько наличности он прихватил с собой из дома старухи. Казалось, сейчас он утратил способность сосредотачиваться на чем-то одном. Он чувствовал себя паршиво, как никогда в жизни. Теперь он понимал, что это не было похмельем, и решил, что это грипп, если, конечно, эту хворь можно подцепить в июне. Его бросало то жар, то в холод. Деньги он положил обратно в чемоданчик, а фотографию Клары прислонил к настольной лампе, стоящей на прикроватной тумбочке.
Виктор не ел уже почти сутки, но не испытывал голода. Его бил озноб, позвоночник сводило от боли, руки мелко дрожали, но он решил не обращать на это внимания, – куда приятнее было разрабатывать новый план. Прикинув, он пришел к выводу, что у него осталась масса возможностей. Денег Мюриел хватит надолго, первым делом он снимет комнату. Разумеется, она должна будет находиться на первом этаже. Потом придет время для поиска работы. Это не сильно его пугало: он недавно прочел, что существуют программы, помогающие инвалидам. Человеку с ограниченными возможностями найти работу может быть легче,жизнь в инвалидном кресле под именем Дэвида Свифта может быть и легче, и счастливее.
Принимать ванну Виктор боялся – будет слишком сложно и опасно ехать в инвалидном кресле по коридору, спускаться в ванную по лестнице. Вместо этого он вымылся, стоя над раковиной. Вокруг глубокой царапины кожа еще больше воспалилась, края разошлись. Сейчас он понимал, что следовало бы сразу же обратиться к врачу и наложить на нее швы, но теперь было слишком поздно.
Единственное зеркало находилось с внутренней стороны дверцы гардероба, над раковиной его не было, поэтому он сначала переоделся, а потом пошел бриться.
Открыв гардероб и посмотревшись в зеркало, он потрясенно замер. Кевин не узнал его не только из-за инвалидного кресла. Его лицо изменилось. Он сильно похудел, глаза, видимо от жара, покраснели, веки опухли. Смуглая кожа не побледнела, а скорее приобрела синевато-серый оливковый оттенок, как у смертельно больного. «Не удивительно после того, что я перенес, – сказал он себе, – ничуть не удивительно».
Вечерняя газета уже должна была продаваться в киосках. Наступил полдень. Хотя было тепло, Виктор дрожал от холода и вынужден был надеть плащ. Он сказал себе, что должен не только выглядеть инвалидом, но и вжиться в рольинвалида, смирившегося с тем, что он прикован к креслу на весь остаток жизни. Оно должно стать таким же необходимым, как и обувь для здорового человека.
Из страха снова встретиться с Кевином он покатил в другую сторону, к Хайгейт-Вуд. В стоящем рядом киоске купил «Стандард», «Уот кар?» и «Хир Хелт». Виктор надеялся, что в последнем журнале найдет ответы на мучившие его вопросы, уж очень плохо ему было в последние два дня. Он пришел к выводу, что, может, он просто неправильно питается, что-то не то ест. Из этого журнала он обязательно узнает, что ему делать. После покупок он заехал в лес и долго сидел, читая «Стандард». В журнале сообщалось, что полиция очень хочет допросить Виктора Майкла Дженнера, племянника Мюриель Фарадей, ушедшего из своей комнаты на Толлешант-авеню и проведшего ночь в одном из лейтонстонских отелей. Виктор вспомнил, что зарегистрировался там как Майкл Фарадей. Да, это было ошибкой. Однако под защитой этого кресла он находился в полной безопасности. Читая дальше, Виктор обнаружил подробное описание своей внешности – оно было такое длинное и обстоятельное, что ему нужно было перевернуть страницу, но он просто не смог этого сделать. Буквы начали плясать у него перед глазами, образуя черно-белые волнистые узоры, а руки так ослабли, что не могли держать журнал, и он сполз с его колен. Виктор следил, как с его колен падает стопка разноцветных журналов, но от накатившего бессилья не мог даже пошевелить пальцем. Этот лесок, хотя и пыльный, с жужжащими мухами, напомнил ему лес в Тейдоне, где он давным-давно напал на девушку, много лет спустя гулял с Дэвидом и Кларой, а потом попытался изнасиловать женщину, наводившую макияж, которая, сломав под собой зеркало в мягкой, насыщенной спорами, рыхлой земле, вонзила осколок… Или это сделал Дэвид в саду? Или Клара осколком разбитого кувшина? Или он сам? Виктор вспомнить не мог. Он закрыл глаза. Ему казалось, что он так устал, что не может думать. Перед закрытыми веками лихорадочно сменялись видения: разбитое окно с раздувающимися шторами, лица его матери и Мюриель, постепенно, как в фильме ужасов, сливающиеся в одно, поезд, несущийся с грохотом из черного зева туннеля. Ему казалось, что он ощущает запах жимолости. Чучело павлина на канапе закричало, и мурлычущий голос его матери просил Песочного человечка принести ей сновидение…
Виктор проснулся и заставил себя положить руки на колеса, хотя ему казалось, что сейчас он не чувствует своего тела. Мысль о еде вызывала у него тошноту. По дороге в лес он заехал в маленький ресторан «Террариум» и краем глаза заметил огромный аквариум из зеленого стекла. По-видимому, там плавала форель, и клиенты выбирали, какую им приготовить. Такая манера выбора еды казалась ему игрой, привнесенной из какого-то другого, неизвестного ему мира. Устало, медленно он покатил обратно к отелю. До него было не больше трехсот ярдов, но это расстояние казалось целой милей. Иногда ему мерещилось, что он едет назад, как в ночных кошмарах, где что-то мешает добраться, куда нужно, и достичь, чего хочешь.
Телевизор находился в комнате отдыха, перед ним сидела незнакомая Виктору пожилая женщина. Ему на миг показалось, что это та старуха из метро, которая разыгрывала из себя невесть что и прятала в сумке морскую свинку. Он не мог поверить своим глазам: она была так же нелепо одета, а на голове была точно такая же вязаная шапка. Но когда взглянул снова, зрение его словно бы прояснилось, и он понял, что совершил ошибку. Перед ним была элегантная женщина в синем дорогом платье и с аккуратно уложенными белыми волосами. Он уже направил инвалидное кресло к открытой двери, но тут его позвал женский голос:
– Мистер Свифт!
Как странно, что здесь может останавливаться настоящий мистер Свифт, подумал он.
– Прошу прощения, мистер Свифт.
Девушка-портье теперь кричала ему чуть ли не в ухо, должно быть, посчитав его глухим или помешанным.
– Мы нашли эту вещь на полу в вашем номере.
Это было бриллиантовое кольцо. Виктор хотел было сказать, что оно ему не принадлежит, никогда его не видел, но, когда уставился на россыпь бриллиантов, ему померещилась рука Мюриель, ее старческий палец с грязным ногтем. Разве не думал он раньше, что оно должно украшать нежную руку юной девушки?
