облегчение от того, что с моей тайны наконец-то сорваны покровы.
Вернувшись в свой кабинет, я с необыкновенной легкостью приступила к работе. Период так тяготившего меня молчания подходил к концу. Что ж, жизнь необратимо меняется, и впервые за очень долгое время я была этому рада. Дима вернулся в кабинет примерно через час.
– Ну что? – спросила я его. – Какой приговор вынесла наша Мария?
– Рассмотрев в открытом судебном заседании уголовное дело по обвинению Киры Александровны Плиновской в совершении преступления, предусмотренного частью 2 статьи 198 УК РФ, суд принимает решение: Признать Киру Александровну Плиновскую виновной в совершении преступления, предусмотренного частью 2 статьи 198 УК РФ, и, с учетом смягчающих обстоятельств, назначить ей наказание в виде штрафа в размере 400 000 рублей, а также запрета вести коммерческую деятельность в интернете сроком на пять лет, – по памяти продекламировал Дима.
– Я так и думала, – улыбнулась я. – Машка проявила все-таки верх человеколюбия. Но, признаться, я этому рада.
– Елена Сергеевна, простите, можно задать вам личный вопрос?
Что ж, мой помощник всегда лихо брал быка за рога и особым терпением не отличался.
– Можно, Дима, – пряча улыбку, сказала я.
Вот на Диме сейчас и порепетируем все, что мне сегодня предстоит рассказать семье, коллегам, а потом еще и Миронову. Помощник открыл рот, но задать свой нетактичный вопрос не успел, потому что открылась дверь и в кабинет ввалилась Машка.
– Фу-у-у, – возопила она, – семь потов сошло! Вы должны, нет, вы просто обязаны сейчас же напоить меня кофе. Дима, дуй за пирожными. Возьми эклеры, потому что я заслужила. И не говорите мне ни слова о диетах.
– Никто и не собирался, – пробормотал Дима с явным сожалением.
Что ж, моя казнь египетская откладывается, а ему придется потерпеть с удовлетворением своего несносного любопытства. Дима сварил кофе и ушел за пирожными. Машка откинулась на стуле и с удовольствием сделала первый глоток.
– Боже, как хорошо. Я тут у тебя посижу немного, а то рискую нарваться на Комарова и выслушать массу неприятного. Он просто вне себя.
– Представляю, – засмеялась я. – Лишила его такой громкой славы. Захапала ее себе, отпустив Плиновскую с миром.
– А что я должна была сделать? Скажи на милость? – вздохнула Машка. – Недоимку в четыреста миллионов с гаком эта курица заплатила. Свекор ее помог, олигарх Кривицкий. Дал необходимые деньги. Все, до копеечки. Так что к началу суда вся фискальная задолженность, включая пени, была погашена. Мошенничество ей никто даже не предъявлял. Это адвокаты еще до суда расстарались. Так что сидеть ей не за что. И штрафа вполне хватит. Ну и возможности собирать деньги на коммерческой деятельности в соцсетях я ее лишила. Не будет у нее ни марафонов, ни консультаций, ни тренингов. А косметику свою пусть производит и продает, тем более что она у нее неплохая, я на себе проверяла.
Я встала и подошла к кофе-машине, чтобы налить себе кофе.
– Плиновская не пропадет, – сказала я, улыбаясь. – Она обязательно что-нибудь придумает, потому что действительно талантливая. Вот такой у человека талант делать деньги из воздуха. Например, будет в соцсетях рассказывать о ходе своей беременности, а потом о материнстве. Разумеется, безвозмездно, выполняя запрет суда. Вот только собирать, например, пожертвования ты ей не запрещала. Вот тебе и лазейка.
Подруга с некоторым изумлением смотрела на меня. Точнее, на мою фигуру, хорошо подсвечиваемую внезапно выглянувшим из-за туч и светившим сквозь окно солнцем.
– Вот да. Эта сучка Плиновская еще так вовремя забеременеть успела. Десять лет думала, что у нее бесплодие, крест на материнстве поставила, и тут такое. Беременность в сорок лет! Разве могла я ее в таком состоянии посадить? Мы же, бабы, все матери, понимаем друг друга.
Я снова засмеялась. Мне было легко-легко. Впервые за очень долгое время.
– Погоди, подруга, – опешила Машка и отставила свою чашку на стол, – я чего-то не понимаю. Ты что, тоже беременна?
– Беременна, – легко согласилась я. – Двадцать одна неделя уже, Маш. Через два месяца в декрет. К концу января рожать.
Машка в немом молчании открывала и закрывала рот, как выброшенная на берег рыба.
– Так ты чего молчала-то столько времени! – наконец, завопила она. – Кузнецова, я тебя просто сейчас убью! Ты как могла мне не сказать-то, я не понимаю? А Плевакин знает? А Сашка что говорит? А Натка с Таганцевым? А Миронов? Миронов вообще в курсе, что станет отцом?
Я молчала.
– Ты что, ему не сказала? – с подозрением в голосе спросила Машка. – Кузнецова, ты что, совсем отбитая на всю голову? Ты как собираешься одна на пятом десятке ребенка поднимать? Жить на что будешь? И где? В своей съемной квартире?
Вместо ответа я достала телефон и набрала номер Плевакина.
– Анатолий Эммануилович, мне надо с вами поговорить, – выпалила я, когда председатель суда взял трубку. – Да, хорошо. Сейчас сделаю один телефонный звонок и приду.
Я посмотрела на Машку и ласково улыбнулась:
– Я с тобой все обязательно обсужу, но позже, ладно? Ты не сердись, Маш, но мне сейчас нужно решить пару очень важных вопросов. Я и так слишком долго откладывала. И еще, я хочу, чтобы ты знала, ты – моя лучшая подруга! И ты первая, кому я призналась. Вот так, Машуля.
Не глядя больше на подругу, я вздохнула и набрала очень важный для себя номер. Гудок ударил в ухо, заставив сжаться все внутри. Второго, впрочем, не последовало.
– Да, Лена, я тебя слушаю, – услышала я голос Виталия и твердо ответила:
– Нам надо встретиться!
Конец
Читайте об этом в романе Татьяны Устиновой и Павла Астахова «Дочки-матери».
