«Вызывают меня для допроса в качестве свидетеля. Какой из меня свидетель? Здесь какая-то химия. Хочешь
не хочешь, а надо туда идти», — недовольно подумал он.
— Как она к нам попала? — держа повестку перед глазами Бороды, поинтересовался Виктор.
— На ментовской машине привезли, — пояснил Борода.
Гаданием о причине вызова Виктора в отдел милиции в семье практически занимались все взрослые, но
никто не оказался близок в своих прогнозах к реальному факту.
Лишь возвратившийся к вечеру из милиции Виктор смог всех успокоить и в первую очередь Альбину, а
Бороде, уединившись с ним в спальне, сообщил:
— Пришел я в 17-й кабинет в назначенное время, а там меня, кто, ты думаешь, ждал? Собственной персоной
«кум», капитан Золкинов. Ну, думаю, с таким собеседником можно и потолковать.
— Чего он приперся? — настороженно спросил Борода.
— Помнишь, я тебе говорил о бункере, который мы выкопали под сауной?
— Помню, — подтвердил вяло Борода.
— Так они недавно обнаружили наш схорон, ну «кум» и приехал ко мне в качестве дознавателя.
— Могли бы письменное поручение направить нашим легавым, они бы и опросили тебя.
— Да все это я и без тебя знаю, — отмахнулся от него Виктор, — только кое-кому не хотелось такое
щекотливое дело перепоручать чужакам.
— Почему?
— Потому что Валет подслушал разговор «кума» с шефом. По их наводке был убит сексот, а убивший его
Утюг повесился. Думаешь, они не усекли об утечке информации?
— Был у нас и на эту тему разговор, — припомнил Борода.
— Я сразу усек деликатность нашего разговора, и когда «кум» потребовал от меня информацию о бункере, я
ему рассказал всю правду, не сказал только, кто их тогда подслушал.
— И ты подписал такую бумагу? — возмутился Борода.
— Ты за кого меня принимаешь, за телка или барана? Я действовал по плану. Если он не оробеет и примет
свой жребий, то я от своих показаний откажусь и не подпишу. Между прочим, они подписываются в конце беседы, а не в начале, — пожурил он Бороду за его недомыслие.
Мои показания выбили обычно уравновешенного «кума» из равновесия. Он едва не укакался, а вообще я
видел «кумовьев» и похуже его, поэтому согласился подписать бумажку с такими показаниями, которые
устраивали и его, и меня.
— То есть ты ничего не знал о бункере и к нему никакого отношения не имел, — предположил Борода.
— Почти так, только я настоял, чтобы он записал мое особое мнение, что не исключено строительство
бункера под сауной уже после моего освобождения от хозяина.
— Так тоже пойдет, — повеселев, согласился Борода, — но только твое особое мнение нереально.
— При таком союзнике, каким является «кум», все станет реально. В конце беседы мы, можно сказать, с ним
подружились. Я его даже пригласил к себе домой в гости.
— Ну и как?
— Он от меня шарахнулся, как от прокаженного.
— Некому было тебе по заднице у хозяина надавать за такую проделку, — и пожурив, и похвалив
одновременно, заметил Борода в конце беседы, полностью отрешившись от мучивших его тревог.
Глава 44
На крестины сына Антона Виктор пригласил не только своих родных и близких, но и нужных в будущем
людей, среди которых был и Глузман с супругой.
Как Виктор и говорил, крестным отцом с большим удовольствием стал Тарас Малащенко, известный
читателям по кличке Душман, а крестной матерью стала подруга Альбины по работе, тоже врач-терапевт
Опихайленко Лариса.
Полтора года назад ее муж и девятилетний сын, возвращаясь с рыбалки на «Москвиче» вечером в выходной
день, были раздавлены пьяным водителем «КамАЗа», который с превышением скорости пытался уклониться от
встречи с преследовавшими его работниками ГАИ.
Гибель мужа и сына Лариса переносила тяжело и болезненно. Она стала замкнутой, подавленной, чуждалась
общения с другими.
Время, прошедшее со дня трагедии, смирило ее со случившимся, убедило, что жизнь продолжается вместе
со своими новыми проблемами и радостями, а значит, ей тоже надо жить не прошлым, а настоящим.
Ровесница Альбины, Лариса, узнав, что у нее двое малолетних сыновей, не только подружилась с ними, но
незаметно привязалась к ним, поэтому предложение стать крестной матерью Антошке приняла с радостью.
Достигнув зрелого возраста, когда женщины говорят между собой без недомолвок, Лариса поинтересовалась
у Альбины, кто же будет кумом.
Альбина сообщила ей, что кум проживает в Москве, не женат, воевал в Афганистане. Большего она ей о нем
ничего не стала говорить.
Если Малащенко захочет, то пускай сам о себе и рассказывает, а она с детства приучена больше видеть, слушать, чем говорить.
Неудовлетворенная полученной информацией о Малащенко, Лариса попросила Альбину:
— Ну еще что-нибудь о нем скажи.
— Что я тебе еще о нем могу сказать, когда сама его впервые вижу? Он друг моего мужа. Если хочешь, сейчас пойдем к нему и подробно расспросим о куме.
— Альбина, ты такие глупости говоришь, — смутившись и покраснев, возразила Лариса, наконец оставив
Альбину в покое.
Не имея родственников и лишившись семьи, увидев Малащенко и познакомившись с ним, Лариса с
удивлением для себя констатировала, что и ей человеческие слабости не чужды, и если Малащенко попросит
разрешения проводить ее домой, то она ему, по-видимому, не откажет, и даже больше, разрешит ему остаться у
нее дома ночевать...
После торжественной части крестины были продолжены в ресторане, где приглашенных ожидал стол на 40
персон.
Вечером после ресторана наиболее близкие и нужные Виктору гости были приглашены к нему домой.
Пока приглашенные подъезжали к дому и собирались, Виктор вместе с Тарасом, уединившись в беседке, курили на свежем воздухе. Прикуривая от спички друга сигарету, Виктор спокойно спросил:
— Ты что же не рассказываешь, как кооператоры отреагировали на распотрошенный свой «сундук»?
— Пытались эту бяку приписать мне, обращались к гнилому авторитету для воздействия на меня, обещали за
мазу ему хорошую пайку, но кто сейчас в столице посмеет подписаться против меня, если я в законе и его не
нарушаю.
Хохотнув, он сообщил:
— Кооператоры своих охранников едва не прибили, считая их нашими соучастниками.
Виктор догадывался о причине подозрений кооператоров, но чтобы проверить себя и убедиться в верности
своего предположения, он спросил:
— Почему так решили?
— Охранники утром ничего не сказали председателю о ночном нападении, думая, что сейф мы не смогли
вскрыть, да и стыдно, наверное, было признаваться, как мы их провели и опозорили, а когда пропажа
обнаружилась, они стали признаваться, но их словам уже не было веры.
Потирая довольно ладони, Виктор улыбаясь сообщил:
— Я как раз на такую муньку и рассчитывал. Как теперь поживают наши крестные?
— Согласились доиться. Я их председателю, между прочим, из гнилых интеллигентов, сказал, что если бы он
не жалел рубли за охрану мне, то не потерял бы большего.
— Спрашивал у него, сколько у него умыкнули из сейфа?
— Спрашивал! Не сказал.
— А в ментовку он не обращался?
— Они такими деньгами ворочают и в безнадежном, дохлом деле будут ставить себя под удар? Кто им
разрешил заниматься валютными операциями? Где взяли пистолет? Они ментам не смогли бы ответить.
— Да, у шефа кооператива на шее висит пара статей, — согласился с ним Виктор.
— У них дурных денег хватает, ты заметил по выручке. За один аукцион они свои потери с помощью
перспективных художников уже давно восполнили.
— Я к чему вспомнил о кооператорах? Думаешь, беспокоюсь об их будущем? Просто хочется знать
обстановку по делу.
— Если бы обстановка была аховской, думаешь, я бы к тебе приехал, хоть и хочется с тобой породниться, но
рисковать бы не стал.
— Конечно, рисковать нам в таком деле нельзя, — согласился с ним Виктор.
Как долго продолжался у них перекур, трудно было определить, но зашедшая к ним в беседку румяная, веселая Альбина, уперев пухлые руки в бока, с наигранным возмущением стала затворников отчитывать:
— Вот вы где, хулиганы, от меня спрятались. Там женщины бедные без мужиков скучают, — метнув хитрый
взгляд в сторону Тараса, бросила она, — такие соколы уклоняются от своих обязанностей. А ну марш в гору, —
показывая пальцем на второй этаж дома, потребовала она.
Слушая «выступление» жены, Виктор, благодарный за ее верность, за сыновей, не скрывая восхищения, любовался ею.
Тарас, поднявшись со скамьи, толкнул Виктора в бок и пошутил:
— Чего зенки вылупил, или первый раз увидел мою куму?
