Ознакомившись с ордером на обыск, мужчина нервно пожал плачами и сказал: «Ничего не понимаю! Абсолютно ничего!»
Квартира была небольшая, но чистая. В глаза бросалось множество книг — большая самодельная полка вдоль одной стены — от пола до потолка. Москвич с тоской подумал, что из-за книг обыск затянется до утра — все их придется перелистать. Он вспомнил, как однажды при обыске обнаружил пачку пятидесятидолларовых ассигнаций между склеенными страницами книги.
На вопрос, нет ли в квартире валюты или других ценностей, мужчина ответил отрицательно. Но при этом лицо его резко изменилось, посерело. Он подошел к буфету, вынул из ящика папиросы. Жена с укоризной глянула на мужа — видно, хотела что-то сказать, но осеклась. Наверно, ему нельзя было курить, и она хотела об этом напомнить.
Хозяин вышел на кухню, сел на табурет у окна и курил папиросу за папиросой. Он сгорбился, пепельницу поставил на пол, потому что вся свободная площадь на столе и на плите была заставлена разными банками с крупами, горохом, пряностями. Все содержимое буфета и настенных шкафчиков оперативные работники выставили наружу, предварительно самым тщательным образом проверив каждую банку — нет ли в ней кроме крупы чего-нибудь другого — золота, бриллиантов, валюты или контрабанды.
Молодой оперативник, взобравшись на табурет, обыскивал верхнюю полку стенного шкафа. Парень вдруг услышал, что хозяин бормочет:
— Какой стыд!.. Какой стыд!..
А в комнате тем временем допрашивали хозяйку.
— Где вы взяли часы, которые сегодня сдали в комиссионный магазин?
— Мне подарили.
— Кто?
— Коллеги.
— У вас был юбилей?
— Нет, просто так.
Видно было, что лгать она не умеет.
— Вы, конечно, понимаете, что сказанное вами мы проверим?
Последовала пауза, за ней мужественное признание:
— Я их нашла.
— Где?
— В троллейбусе.
— А те, другие часы, которые сдали в комиссионный магазин две недели назад? Тоже нашли?
Она не почувствовала иронии или не в состоянии была ее уловить.
— Я нашла и те и другие. Они были завернуты в газету.
— Скажите, когда в последний раз вы выезжали за пределы республики?
— Ездила к сестре в Киев.
— А в Москву?
— В Москве живет моя свояченица… На обратном пути из Киева заехала к ней.
— А больше в троллейбусе часы вы не находили?
— Нет.
— А в другом месте?
— Нет.
— Мне хотелось бы знать, где вы взяли те двое часов, которые сдали в комиссионный магазин в Киеве? И те двое, которые продали в скупке в Москве.
Женщина не отвечала, глаза ее округлились от ужаса. И тогда она заплакала — протяжно, всхлипывая.
Следователь про себя ругался — вдруг от нее уже ничего не добьешься.
В дверях показался хозяин и твердо сказал:
— Говори правду, мать!
Она подняла на мужа заплаканные глаза и скорее ему, чем следователю призналась:
— Мне Таня дала продать… Ей нужны зимнее пальто и сапоги…
— Ты что думаешь, им там в гостинице зарплату не деньгами, а часами выдают? Ты понимаешь, что ты натворила?
Женщина теперь уже плакала навзрыд.
— Таня — это кто?
— Наша дочь, — стиснув зубы, отвечал мужчина. — Прописана она здесь, но живет в другом месте… Сейчас скажу адрес…
— Где она работает?
— В гостинице, администратором. Стыд, какой стыд…
Увидев Танину комнатушку, следователь сразу понял, что она из тех, где человек не может чувствовать себя счастливым, хотя и предпринимает отчаянные попытки произвести впечатление благополучия: красит стены в яркий вишневый цвет, продавленный диван застилает дорогим покрывалом, а дефекты мебели маскирует кружевными и вышитыми салфеточками. В подобных комнатушках с узкими окнами, выходящими в тесную и темную шахту двора, раньше ютились кухарки. И в этой все свидетельствовало о том, что квартиранты тут подолгу не задерживаются, ибо подобное жилище не может стать домом в том смысле, какой мы обычно вкладываем в слово «дом», а всего лишь кратковременное пристанище.
У Тани ум был изворотливее, чем у матери: она решила лгать так, что не сразу проверишь. В том, что она говорила, была своя логика, но ее настойчивое желание убедить следователя в правдивости своих слов казалось неискренним.
Не дожидаясь начала обыска, она выложила на стол десять штук часов «Tissot» — все были гонконгскими подделками, но она наверняка об этом даже не подозревала.
Таня призналась, что не только матери дала часы для продажи, но и двум своим подругам — скрывать такое было бы глупо: при проверке квитанций в комиссионном магазине это все равно обнаружилось бы. Продавала и сама, а чтобы ей поверили, сказала даже, что двое часов из гостиницы с какой-то туристической группой прямиком отправились на Урал. Но когда ей задали вопрос о вырученных за них деньгах, Таня заявила, что все до последней копейки отдала настоящему владельцу часов.
— Товарищи, со спекуляцией тут нет ничего общего! Я жертва собственной доброты и желания выручить человека.
— Значит, владелец, часов — ваш хороший знакомый, если доверил вам свои ценности?
— Да.
— Стало быть, знаете его фамилию и имя, и вам известен его адрес?
— Мы были… как бы сказать… коллеги.
— Были?
— Недавно его арестовали.
У следователя вертелся на языке вопрос: «А вы тем не менее продолжали торговать его часами?», но он припас его на потом, ибо не верил басне, что Таня продавала часы без всякой выгоды для себя.
— За что его арестовали? — спросил москвич, пристально наблюдая за Таней. Он заметил, что и она его изучает.
«После первой же дискомфортной ночи, которую ты проведешь в камере, сама попросишь, чтобы тебя выслушали, — усмехнулся про себя следователь. — Может, и не всю правду расскажешь, но во всяком случае намного ближе к правде.»
«Если пообещает не выдавать, откуда имеет такие сведения, и если мне это пойдет на пользу, я расскажу им не только про часы. Например, про Старика, — размышляла в свою очередь Таня, но, вспомнив бледное отечное лицо с мешками под глазами, сиплое дыхание Старика и его очкастого телохранителя — подонка из подонков, — струсила. Нет, про Старика пусть выпытывает у Ромки! Так и скажу: спрашивайте Раусу — он знает!»
— За взятку, — бесстрастно ответила Таня.
— Вы забыли назвать фамилию.
— Ах, да… Роман Романович Рауса — бывший директор «Ореанды». А я работаю над рестораном — в гостинице. Попросил продать часы, мне было неудобно отказать, ведь он рекомендовал меня на работу в «Седьмое небо».
— И вы не спросили, откуда у него столько часов?
— Сразу мне это не пришло в голову… А потом подумала, что бестактно навязываться с подобными расспросами.
«Конечно, самые лучшие истребители крыс — их природные враги, и в особенности сарычи, совы, вороны, ласки, кошки и пинчеры; но часто случается, что кошки не решаются вступать в борьбу с крысами, особенно с пасюками. Дэнэ видел в Гамбурге, на берегу канала, собак, кошек и крыс, прогуливавшихся вместе совершенно весело и без малейшего желания начать войну между собой; я сам знаю много примеров, что кошки не обращают внимания на крыс. Между кошками, как и между всеми домашними животными, есть хорошия породы, все члены которых с истинной страстью ведут войну с крысами, хотя вначале им стоит большего труда справиться с зубастыми грызунами. Одна из наших кошек ловила уже крыс, когда еще достигала одной трети настоящаго своего роста, и преследовала их с такой энергией, что раз дала огромной крысе протащить себя по всему двору и поднять до половины стены, не выпустив из когтей своего врага; наконец ловким движением она обезоружила крысу. С этого Дня кошка стала самым отъявленным врагом крысинаго рода и почти очистила от него двор. Впрочем, нет особенной надобности, чтобы кошка ловила усердно крыс: она выгоняет их уже тем, что бродит по сараям и амбарам, по погребам и кладовым. Крысы действительно чувствуют себя неловко, когда этот страшный враг близко. Тогда им нет ни одной покойной минуты. Неслышно крадется враг в ночной темноте, ни одним звуком, ни одним движением не выдаст он своего приближения, во все щелки заглянут зловеще-блестящие глаза, он сидит на самых бойких дорогах и ждет. Не успеешь оглянуться, как он нападет и схватит крепкими когтями и острыми зубами так сильно, что спастись нет возможности. Такого рода положения крыса не может выносить и уходит в места, где можно жить более покойно, поэтому кошка становится все-таки лучшим помощником человека в деле изгнания докучливых гостей.»
Потом в «Ореанде» никто уже не мог вспомнить, кто именно объявил новость об аресте Романа Романовича Раусы. Может, кому-то сообщили по телефону?
В арест Раусы, конечно, не верили: неправда! Ничего подобного не могло быть по той простой причине, что этого не может быть. «Нашего директора?.. Да за распространение таких слухов по морде надавать!»
