мерила костюмы, блузки, юбки, топы всевозможных фасонов и мастей. Толик что-то отбраковывал, но большее количество вещей ему нравилось. Он оплачивал покупки одну за другой, на его скулах зажегся темный румянец, синие глаза азартно блестели.
Девушка, взмокшая от усердия и возбуждения, лепетала что-то об итальянской обуви в соседнем отделе.
– Посмотрим и обувь, – обнадежил ее Толик и скептически поглядел на меня: – На этом платье и остановимся, пожалуй. Останься в нем, дорогая, оно тебе очень к лицу.
«Дорогая» было сказано с неподражаемой издевкой, но так, что заметила ее лишь я, а девушка ничего не заподозрила.
Платье действительно было отпадным. Длиной до колен, глубокого болотного цвета, по горловине и проймам отделанное изумрудными вставками. Что-то было в нем необычное, какая-то изюминка, и стоило оно отнюдь не дешево, чтобы не сказать больше.
Мы поблагодарили продавщицу и перешли в соседний отдел. Там Толик купил мне две пары модных туфель, босоножки на шпильке и мягкие немецкие кроссовки на липучках.
– Верхней одеждой займемся позднее, когда подойдет сезон, – довольно произнес Толик, убирая со лба взмокшую прядь волос. – Даже жарко стало. А тебе? – Он пристально поглядел на меня.
– Я не понимаю, – робко сказала я. – Зачем все это? И на какие деньги? Это… от родителей осталось?
– Не лезь не в свои дела, – строго проговорил Толик. – Все, что я делаю, вовсе не от альтруизма и не от хорошего к тебе отношения. Мне так надо, для моего бизнеса.
– Надо одеть меня как любовницу президента банка? – не выдержала я.
– Еще круче, – отрезал Толик, – и, знаешь что, прикрой свой рот. Не то у тебя возникнут проблемы с возвращением в свою общагу.
Я тотчас прикусила язык.
Шел уже первый час, мы пробыли в магазине почти до полудня. Внезапно я почувствовала зверский аппетит, такой сильный, что у меня засосало под ложечкой.
– Попозже зайдем в кафе, – точно угадав мои мысли, сказал Толик, – но сначала в парикмахерскую.
– Зачем? – испуганно произнесла я.
– Тебя надо подстричь. Не спорю, тебе идет с длинными волосами, но это не то, что мне нужно.
– Но я же сделаюсь уродкой! – проговорила я в отчаянии. – Ты первый не станешь на меня смотреть.
– Не сделаешься, – невозмутимо ответил он и цепко взял меня за руку.
В салоне крепко пахло смесью парфюмерных ароматов и было на удивление пусто.
Толик подвел меня к бородатому парню с круглыми, как у совы, глазами. В одной руке у него был фен с круглой щеткой-насадкой, в другой – бутылка молока.
– Вы Алексей? – поинтересовался Толик.
Парень наклонил кудрявую голову.
– Мне говорили, вы тут лучший дамский мастер. Могу я подстричь у вас свою подругу?
– Вообще-то, у нас запись, – произнес бородатый.
– Но ведь сейчас никого нет.
– Обед, – коротко проговорил парень. – Клиенты придут через полчаса.
– Обслужите нас в обед, – попросил Толик. – Я доплачу за срочность.
– Сколько? – Бородач улыбнулся, демонстрируя металлические зубы.
– Половину от общей стоимости.
– Ну хорошо, – парень отложил фен, молоко и повернул ко мне крутящееся кресло, – присаживайтесь, мадемуазель.
Я, совершенно убитая, села в кресло, сложив руки на коленях. Парикмахер обернул меня шуршащей темной тканью.
– Красивые черты лица, – он внимательно пригляделся ко мне, – пойдет любая прическа. Вы какую желаете?
«Никакой», – хотелось крикнуть мне, но я лишь вопросительно глянула на Толика.
– Что-нибудь покороче, – велел тот. – И… позадорней.
– Будет исполнено. – Алексей побрызгал мне на волосы из пузатой бутылки. – Чуть вправо, пожалуйста. Шею не напрягаем. Вот так, замечательно.
Защелкали ножницы, на пол полетели русые пряди. Сердце мое сжалось от тоски. Я вспомнила, с каким трудом растила волосы. Все детство проходила стриженная под горшок матерью, а потом в интернате два первых года меня тоже стригли под мальчишку, опасаясь вшей. На глаза навернулись слезы.
– Девушка! – окликнул парикмахер. – Что с вами? Вы мне не доверяете? Думаете, я хочу вас изуродовать? Вот ваш приятель понимает, что к чему. У него, видимо, неплохой вкус. Подождите немного, всего десять минут, и вы не узнаете себя. На вас будут оборачиваться на улицах, головой ручаюсь.
Я немного успокоилась, но все равно настроение у меня было мрачным и подавленным. Я перестала смотреть на себя в зеркало, погрузившись в свои мысли, и лишь щелканье ножниц напоминало о том, что происходит.
– Ну вот, готово! – вывел меня из забытья бодрый голос бородатого. – Глядите!
Я подняла ресницы. Из зеркала на меня смотрела незнакомая девушка лет восемнадцати, большеглазая, чуть скуластая, с хулиганской челкой на лбу и нежными мочками ушей, выглядывающими из-под кончиков волос.
Алексей разрезал на мне простыню, щеточкой обмахнул мое разгоряченное лицо и слегка крутанул кресло:
– Вставайте. Вставайте в полный рост и любуйтесь на себя. Кажется, во времена Пушкина из-за таких, как вы, стрелялись на дуэли.
Я повиновалась. Стояла перед зеркалом, и мне казалось, что я где-то уже видела свое новое отражение. Ну да, конечно, это было во сне! Именно так я и выглядела – неприступная, гордая и одновременно хрупкая и беззащитная.
– Большое спасибо, – произнес Толик и протянул Алексею несколько купюр.
– Рад был угодить, – кивнул тот. – Приходите еще. В следующий раз такую женщину постригу бесплатно. – Он нагнулся и поцеловал мне руку.
Я залилась ярким румянцем. Никто ни разу в жизни не целовал мне руку, как никто и никогда не называл женщиной.
– Пошли. – Толик взял меня за руку и вывел на улицу.
– Что теперь? – осторожно спросила я.
– Ничего. Пойдешь на курсы английского, будешь читать книги, которые я тебе принесу. И… все.
– Все? – Я не поверила своим ушам. Для чего же тогда был весь этот маскарад? Толик бухнул на меня не одну тысячу долларов за день…
Он ничего не отвечал, просто крепко держал меня за локоть, слегка прижимая к себе. Ярко светило солнце, мы шли по тротуару в потоке других прохожих, и я видела свое отражение в витринах магазинов.
Мне начинало оно нравиться. Сделалось легко и свободно, точно вместе с волосами я рассталась с чем-то давящим, тяжелым, пригибающим к земле.
Двое шедших мимо хорошо одетых мужчин с «дипломатами» слегка притормозили шаг и как по команде уставились мне в лицо.
Я кокетливо помахала им рукой.
Мужчины заулыбались и двинулись дальше.
– Вон кафе, – сказал Толик, – идем пообедаем.
6
Стремглав завертелась новая, удивительная жизнь.
Я жила у Толика, практически не появляясь в общежитии, всякий раз придумывая новые и новые отговорки: мол, поехала в интернат, навестить воспитателей, встретила бывших друзей дома, снова заночевала у тетки.
Мне верили, но с каждым разом все с большим трудом, и я понимала: начнется учебный год, нужно
