Открывая большим ключом дверь своей комнаты, Фирсов чувствовал себя на седьмом небе. Именно поэтому он не заметил за собой слежку.
Приреченск, наши дни
Уставшая Катя возвращалась с работы. В последнее время она ловила себя на мысли, что постоянно думает о событиях многолетней давности. Из-за этого вникать в статьи оппонента было ужасно трудно, приходилось собирать волю в кулак.
Уютное кресло перед компьютером в собственной квартире притягивало, как магнит. Хотелось бросить все и целиком отдаться работе, однако Анатолий Николаевич рассчитывал на ее материал.
«Ничего, – утешала себя каждый раз девушка. – Это у Костика ненормированный рабочий день. По сравнению с ним я вольная птица. Закончу статью – и в плаванье по истории».
– Катя. Катенька, дорогая!
Зорина обернулась. Спотыкаясь на высоких для ее возраста каблуках, за ней бежала Кульчицкая.
– Как давно я вас не видела! Почему вы не пришли на похороны Нонны Михайловны?
Честно говоря, Зорина и не интересовалась похоронами, несмотря на то что умершая соседка занимала ее мысли.
– Значит, ее уже похоронили?
Эмма Павловна кивнула:
– А что сказали в полиции? Кирилл Иванович объяснил все инфарктом. Это правда?
– Совершенно верно.
Женщина облегченно вздохнула:
– Ну и слава богу. Я почему-то сразу ничего плохого не думала. Вот если бы ее муж остался в живых…
Журналистка удивленно подняла брови:
– Вы о чем?
Эмма Павловна замялась:
– Не знаю, стоит ли рассказывать теперь…
– Стоит, – убедила ее Катя. – Вы ничем не навредите ни ей, ни ему.
– Видите ли, Катюша… – начала соседка. – Лет шесть назад Нонна Михайловна неожиданно, без приглашения, зашла ко мне в гости. Признаюсь, это меня изумило. Тогда мы практически не общались, ну, так, по-соседски, здравствуйте и до свидания. Если я пыталась заговорить первой, она неизменно обрывала меня: «Мне некогда». А тут вдруг пожаловала сама. Я, разумеется, предложила ей чаю. Вальцпруф все время порывалась что-то сказать, но в последний момент словно передумывала. Посидев с полчаса, она ушла, но через день навестила снова. Я пожаловалась ей на одиночество.
– В старости ты никому не нужен. Вот у меня умер муж, а дети разъехались в разные стороны и приезжают только на праздники. Разве это справедливо?
Нонна пожала плечами:
– Иногда одиночество лучше общения.
Я не согласилась:
– Вы говорите так потому, что ваш муж всегда рядом.
Она как-то нервно усмехнулась:
– Голубушка, если бы вы знали все, то не говорили бы так. Поверьте, я бы предпочла не общаться ни с ним, ни с моей сестрой Валентиной.
Видя, что эта тема не доставляет ей удовольствия, я поспешила перевести разговор на другое. В тот день Вальцпруф больше не откровенничала. Прошла неделя. Нонна продолжала приходить ко мне. Однажды у нее вырвалось:
– Если со мной что-нибудь случится, обещайте внушить полиции мысль о том, что меня убили.
Я растерялась:
– Разве на вашу жизнь посягают?
Она кивнула:
– Да.
– И кто же?
– Мой муж.
Я открыла рот. Она рассмеялась:
– Не надо так пугаться. Я ведь сказала «если».
– Он вам угрожает?
– Все не совсем так.
Больше к этому разговору по ее просьбе не возвращались. Однако это не помешало ей принести ко мне одну тетрадку.
– Если вам не поверят, покажите это следователю. Тут все записано.
Катя уже не смогла сдержать эмоций:
– Тетрадка еще у вас?
Эмма Павловна обидчиво посмотрела на собеседницу:
– А где же еще, по-вашему? Кстати, я не договорила. Через год Вальцпруф умер от инсульта. Естественно, я присутствовала на его похоронах. Нонна не уронила ни одной слезы. Позже, на поминках, она шепнула:
– Теперь я чувствую облегчение. Не умри он своей смертью, обязательно взял бы грех на душу.
Зорина впитывала каждое слово:
– И она не попросила назад тетрадь?
– Нет, – подтвердила Кульчицкая. – Наверное, просто забыла о ней.
– А вы не смотрели, о чем там написано?
Старушка секунду помедлила.
– Пыталась, – призналась она. – Только не разобрала почерк. С моим зрением это довольно тяжело.
Девушка потирала ладони, не веря в удачу… Чутье подсказывало: в этой тетради – ключ к разгадке смерти женщины.
– Вы покажете ее мне?
– Это я и собиралась сделать с самого начала, но вы все время перебивали меня, – обидчиво ответила Эмма Павловна.
Черная клеенчатая тетрадка мирно покоилась в книжном шкафу. Соседка ответственно отнеслась к поручению подруги, поэтому завернула ее в целлофановый пакет, с которого каждый день смахивала пыль.
– Держите. Только не потеряйте.
– Огромное вам спасибо.
Катя крепко прижала тетрадь к груди. Кто знал, сколько бесценных сведений хранила она?
Журналистка не помнила, как спустилась к себе в квартиру. Скинув босоножки, она, приготовив себе чай, села на диван и, бережно открыв обложку, стала читать, бережно листая пожелтевшие страницы.
Через час, уставшая, но довольная, журналистка отложила тетрадь и задумалась. Нужно было еще раз встретиться с Валентиной Михайловной.
Одесса, 1938 год
Приехавший в Одессу Туз собирался организовать охоту именно на Даниила. Найдя желающих помочь (уж в Одессе о Тузе были наслышаны), он отыскал место его работы, а потом, идя за Фирсовым по пятам, узнал, где он живет.
Хорошенькая черноглазая девушка, соседка Фирсова, вокруг которой он постоянно увивался, навела Глухаря на размышления. Если это то, что называется поздней любовью, у Глухаря есть шанс быстро и безопасно провернуть дело.
Пристально наблюдая за развитием их отношений, Федор, будучи хорошим психологом, сделал вывод: эта пацанка терпеть не может бывшего эпроновца, однако выходит за него замуж, потому что, несмотря на ее молодость и красоту, желающих предложить ей руку и сердце, кроме него, не находилось.
Примостившись за соседним столиком, он подслушал их разговор в ресторане. При упоминании о золоте вор в законе почувствовал, как вспотели ладони.
Итак, след взят. Теперь добраться до денег было делом времени.
