именно я ему предлагаю. Твой приёмный отец всю свою жизнь пытался изменить мир к лучшему. Но не успел. Сейчас ты можешь продолжить его дело. Или его жертва была напрасной?
— Это шантаж, — резко отбиваю попытку сыграть на моих чувствах к Стивену Спенсеру.
— В большой игре иначе не бывает, Джером. Мы с тобой знаем правила.
— Я ненавижу правила.
— Это я тоже понял. Но я готов дать тебе время подумать и закончить то, что ты начал, в качестве жеста доброй воли.
Вскинув голову, я хмуро смотрю в непроницаемое лицо Бернса.
— Ты дашь мне убить Моро? — недоверчиво интересуюсь я.
— Уверен, что ты не станешь этого делать, — небрежно повел плечами Бернс.
— Мне придется, раз нет никаких готовящихся дел против него. Это дело совести и чести.
— Ты еще больший энтузиаст и мечтатель, чем Кеннет Грант. Но должен тебя разочаровать. При всем желании, Моро не сможет предстать перед судом.
— Я передал тебе достаточно улик, документальных фактов и доказательств его преступлений.
— Да, достаточно, — утвердительно кивает Бернс. — Но есть проблема, Джером. Квентин Моро не доживет до суда. Рано утром его доставили в реанимацию онкологического отделения. Врачи дают ему неделю. Может, меньше. Ты опоздал со своей местью.
— Сукин сын, — рычу я, яростно сжимая кулаки и ударяя по сиденью в приступе бессильной злобы.
— Я сделаю так, что тебя пропустят в палату, если ты готов, конечно. Или ты позволишь уйти ему победителем, так и не узнав, зачем он все это устроил?
— Я знаю зачем, — ожесточенно говорю я. — Он больной свихнувшийся ублюдок, решивший протащить меня через чистилище, чтобы наслаждаться, наблюдая за моей агонией, питаясь эмоциями, давно ему недоступными. Он все время говорил мне, но я не слушал. В каждой его фразе был ответ. Больная философия Квентина Моро, его личный кодекс справедливости и мировоззрений.
— Однако он отдал тебе все, чем владел. Благодарность за шоу, которое ты ему устроил? Или же он получил то, что хотел — достойного приемника? — склонив голову, Бернс окидывает меня пристальным взглядом. — У тебя не так много времени, чтобы получить верный ответ, Джером.
Бросив взгляд в окно, замечаю, что БМВ въезжает на территорию больницы в центре Чикаго, паркуется на стоянке. Поворачиваюсь к Бернсу, с подозрением глядя на него.
— Я буду ждать тебя через месяц там же, где и обычно, в то же время, — произносит он неколебимым тоном. — Если не приедешь, за тобой выедет опергруппа в любую точку мира, куда бы ты ни сбежал, и история продолжится по весьма печальному для тебя сценарию. Ты понимаешь, что такими предложениями раскидываются только идиоты?
— Я подумаю, Бернс, — холодно отзываюсь я.
— И кстати, Джером, — говорит он, когда я уже собираюсь выйти из автомобиля. Обернувшись, вопросительно смотрю на него. — Страшно было убивать?
— Когда есть за что, убивать не страшно. И когда физическое уничтожение — единственный способ остановить врага. И когда знаешь, за кого ты убиваешь.
— Я знал, что ты скажешь именно это, — удовлетворённо кивает Бернс. — Страшнее, когда не для чего жить, правда?
Глава 11
«Все будущее человечества можно прочесть в его прошлом. Подумай об этом, сынок. Тысячи лет назад существовали точно такие же люди, как ты и я.»
Сидни Шелдон Джером
— Я ждал тебя, парень, — не сводя с меня острого пронзительного взгляда, хрипит Моро, сдернув костлявой рукой, покрытой синими венами, кислородную маску.
Его бледное, испещренное морщинами лицо выглядит жутко и отталкивающе, но глаза все еще горят живым безумием. Сложно представить, что этот полумертвец, еще неделю назад облаченный в дизайнерский костюм, играл со мной в рулетку. Но даже в окружении капельниц и медицинских аппаратов, поддерживающих угасающую жизнь, Квентин Моро ведет себя точно так же, как в главном офисе корпорации.
Он не вызывает ни жалости, ни сочувствия и не заслуживает снисхождения. В данном случае смертельная болезнь не является ни оправданием, ни смягчающим обстоятельством. Моро всегда четко отдавал отчет в том, что он делает и с какой целью. Он с хладнокровной целеустремлённостью пытался уничтожить меня, попутно убивая всех, кто был мне дорог. Не своими руками, нет. Он всегда стоял за спинами исполнителей, манипулировал, руководил, подталкивал. Грандиозный стратег, он умудрялся использовать даже собственных врагов, чтобы добраться до меня.
Я неторопливо приближаюсь к больничной кровати, впервые не чувствуя себя неуютно под сканирующим, словно живьём снимающим кожу, взглядом. Отодвигаю стул и сажусь напротив. Сегодня я готов выслушать сумасшедшего проповедника религии, придуманной им самим. Но он не спешит начать, присматриваясь ко мне, изучая.
Время утекает сквозь пальцы — для меня всего минуты, а для него, возможно, последние мгновения жизни. Наши взгляды скрещены в последнем раунде затянувшейся игры. Приставить кольт к его виску и выстрелить — было бы слишком просто. Его не пугает смерть, уверен, что он даже жаждет ее.
Квентин Моро считает себя философом и мудрецом, но он всего лишь типичный представитель циничного продажного мира порока, денег и власти, грехов и безнаказанных преступлений, безжалостных игр человеческими душами и жизнями. Его слова, сказанные в разное время, всплывают в памяти, только сейчас обретают смысл, не замечаемый раньше.
«Чем больше потерь, тем менее чувствительными мы становимся. Однажды боль будет восприниматься тобой совсем иначе. Ожесточение, фатальность всего сущего, продажность и грязь этого мира быстро снимают с нас слой за слоем способность к состраданию и любви к ближнему. Этот процесс неумолим, к сожалению. Мы все в определенный момент жизни мечтаем и жаждем изменить мир. А спустя годы этот мир меняет нас, подстраивая под свои законы.»
«Молодость… Время иллюзий и первых настоящих потерь. Они ощущаются так остро, кровоточат, оставляя глубокие шрамы, которые спустя десятилетия никто не рассмотрит, и ты сам не вспомнишь, кто и когда их оставил.»
«Я советую тебе не торопить события, насладиться мгновением боли и радости. Они редко могут существовать раздельно, как две стороны одной монеты, как инь и янь. В мои годы ты будешь скучать по бурным страстям и перенесенным
