Дядька перезаряжал свой обрез из мешочка, прикрепленного к поясу.
Я переместилась к нему и тихим голосом предложила стрелять по куче, окружившей пленного. На кого бог пошлет.
– А вообще речь о чем? – так же тихо и очень серьезно спросил дядька.
– А вы как думаете?
– Наркота?
– Может быть, – ответила я, и в самом деле не исключая этого варианта. – Но скорее оружие. Ведь он же покупать пришел, а не продавать.
Дядька кивнул с самым серьезным видом, поднял обрез, прицелился и пальнул. Звук прозвучал очень громко, по крайней мере перебил крики. В следующую секунду раздался звон разбиваемого стекла, потом крики возобновились, только тема сменилась.
Дядька попал точнехонько по бутылке коньяка, в которой еще оставалась добрая половина содержимого. Бутылка разлетелась на куски, которые врезались в тела участниц собрания, их также полило коньяком.
Однако теперь заорал и пленный. Один кусочек стекла торчал у него из щеки.
Пришлось оказывать первую помощь пострадавшим. Этим занялась Татьяна. Вернее, она взяла на себя теток, которых ей удалось вывести из кухни, а Пашка, дядька и я остались в кухне с пленным.
– Так, давайте быстро, – по-деловому заговорила я, обтирая ему щеку мокрым полотенцем перед тем, как вытаскивать стекло. Я надеялась, что Татьяна вскоре принесет нам сюда пластырь.
– Кого вы представляете? – спросил у меня пленный на английском, которого не знал дядька.
– Российское телевидение и мафию, – невозмутимо ответила я. – Я – криминальный репортер на телевидении и пресс-атташе одного известного в России крестного отца.
– Я могу с ним встретиться?
Пашка тихо хмыкнул из-за камеры.
– Приезжайте в Россию, – пригласила я. – Я постараюсь организовать вам аудиенцию. Но все зависит от вашего сотрудничества с нами сейчас.
– С вами лично или с ними? – он мотнул в сторону двери.
– С нами. Со мной и вон с ним, – показала я на Пашку. Ведь восточные люди предпочитают иметь дело с мужчинами? – Какой именно товар вы хотите купить?
Пленный молча смотрел на меня.
– Времени мало. Давайте, говорите в камеру. Мы это все передадим по назначению. Можете говорить на арабском. Вы ведь араб? У моего господина найдутся переводчики.
– На телевидение передадите?
– Вы что, притворяетесь? Телевидение – это для них, – я показала на дверь из кухни, в которую удалились обитательницы особняка.
Пленный думал.
– Перечислите весь товар, который вас интересует. Скажите способ связи с вами, с вашим господином. Вы – посредник, и мы посредники. Не тяните время.
Я не была уверена, что этот тип заговорит, но он заговорил! Правда, на незнакомом мне языке, как я поняла – на арабском.
Дядька переминался с ноги на ногу, прислушивался, поглядывал на меня, на Пашку, на пленного, но не перебивал и с комментариями не встревал. Я думала, что мне будет интересно послушать перевод.
Наконец пленный замолчал.
– Все? – уточнила я.
Он кивнул.
– Спасибо большое, – поблагодарила я. – Паш, выключай камеру, пошли отсюда, – добавила я на русском. – Спать хочется.
– Эй, вы что, уходите? – дядька дернул меня за рукав.
– А что нам еще здесь делать? Вы видели, что мы записали репортаж? Пленный – ваш. Можете делать с ним все, что хотите. Женщины, как я понимаю, очень обрадовались его появлению.
– Что он вам рассказал? – не отставал от меня дядька.
– Когда мои коллеги обеспечат перевод – узнаем. Мы с Павлом не говорим по-арабски. Но вообще он и по-английски говорит. Ваши родственницы переведут. Допрашивайте его сколько хотите, только не убивайте.
Мне хотелось добавить: «Пока Иван Захарович не решит, что с ним делать», но я решила промолчать. Я подозревала, что пленного будут использовать бывшие жены олигарха, соскучившиеся без мужчин. Хотя он может и сбежать.
– Подождите! – не отпускал нас с Пашкой дядька. – А где в доме товар хранится, он знает?
Я перевела вопрос на английский. Пленный покачал головой.
– Ничего, найдем, – махнул рукой дядька. – А его сообщники вернутся, как вы думаете? Может, они за подкреплением побежали и будут брать наш особняк штурмом?
– Не забывайте, что вы во Франции, а не в России, – напомнила я, хотя, если прогуляться по улицам города, заглянуть в кафе и рестораны и выйти на пляж, в этом возникнут большие сомнения.
– Все равно спросите про сообщников, – настаивал дядька.
Я спросила. Правда, не про сообщников, а про то, с кем вместе он проникал в дом.
– С хозяином и его женщиной, – ответил пленный.
Я поперхнулась. Камера была уже выключена, правда, диктофон у меня в кармане продолжал работать. Ответ должен был записаться. Надеюсь, техника не подвела.
– А где сейчас проживает хозяин? – уточнила я.
– Не знаю, – ответил пленный. – Мы поддерживаем связь по телефону, встречаемся в море. Моего господина не интересуют дела хозяина этого дома. Мне поручено забрать товар. Если продавец ставит какие-то условия в отношении одежды, времени и манеры проникновения к месту хранения товара – я им подчиняюсь.
«Какими бы странными они тебе ни казались», – добавила я про себя.
– Я останусь здесь? – уточнил пленный у Пашки.
Пашка кивнул.
– Думаю, что в полицию вас не сдадут, – добавила я. – Вы нужны женщинам. Постарайтесь продержаться, пока мы не свяжемся с нашим руководством.
– Юль, может, ты прямо сейчас по мобильному Ивану Захаровичу позвонишь? – предложил Пашка. – Ради дела он всегда готов проснуться.
– Ради какого дела, Паша? Мы же не знаем, что он наговорил на арабском! А в плане хозяина особняка… Пусть Иван Захарович сам разбирается. Наше дело – собирать информацию, и мы ее собрали. Пошли.
В дверях как раз появилась Татьяна.
– Как тут у вас? – спросила она, обводя взглядом кухню.
– Уже уходим. Все остальные остаются.
В кухню заглянула дочь олигарха.
– Обработай, пожалуйста, ему щеку, – попросила я ее и кивнула на пленного.
– А потом что? – спросила девушка.
– Он – ваш. Только не убивайте. И следите, чтобы не сбежал.
Мы пожелали дядьке и дочери олигарха спокойной ночи, других обитательниц особняка искать не стали и удалились в дом Василия Степановича. Там переправили полную запись Ивану Захаровичу, потом вырезали речь на арабском, и этот вариант отправили Виктории Семеновне.
Потом с чувством выполненного долга легли спать.
Следующий день мы втроем решили отдохнуть на пляже. Ну нужно же когда-то отдыхать! Мы ведь сюда еще и за этим приехали!
Однако спокойно полежать и покупаться не получилось.
Позвонил Иван Захарович и объявил, что сегодня вечером лично прибудет во Францию принимать работу.
– Это араба, что ли? – уточнила я.
– Какого еще араба?! – заорал покровитель.
– Вы получили запись, которую мы переслали ночью? – спокойно уточнила я.
– Получил. Спасибо. Все уже перевели. Господин этого вашего пленника регулярно покупает оружие у Серафима Петровича Вяземского. Но готов сотрудничать и с другими. Ему оружие нужно, а не олигарх.
– Вы хотите занять место Серафима Петровича? Вы за этим нас во Францию отправляли? Как я поняла, он жив?
– Очень вероятно, – ответил Иван Захарович. – Сейчас я не могу все объяснить. Поговорим вечером.
После этого Сухоруков отключился.
– Так… – медленно произнесла Татьяна. – Этого и следовало ожидать.
– Чего именно? – оторвался от пива Пашка. – Приезда Ивана Захаровича?
– Того, что наш дорогой старший товарищ решил влезть еще в какое-то не совсем законное дело после того, как мы выяснили для него то, что он хотел.
Я задумалась. Перед нашим отъездом во Францию Иван Захарович говорил нам, чтобы держали глаза и уши открытыми, но никаких конкретных заданий не давал. Вероятно, он точно не знал, жив Серафим Петрович или нет (и, кстати, не знает до сих пор, как и мы). Знал ли про торговлю оружием? Думаю, да. Русский «граф Монте-Кристо» вполне мог это выяснить и изъявить желание поучаствовать. Ему отказали (Серафим Петрович). Тогда «граф Монте-Кристо» решил подключить старого друга – Ивана Захаровича, так и проживающего в России. Ведь Василию Степановичу, как я поняла, въезд в нашу страну заказан, а оружие-то оттуда идет. И будет новая цепочка – Иван Захарович поставляет русский товар из России во Францию Василию Степановичу, а тот его перепродает арабам.
Вероятно, кто-то что-то заподозрил, причем не обязательно правоохранительные органы. Серафим Петрович ради спасения жизни решил инсценировать свою смерть. Я не сомневалась, что если это так, то помогала ему в этом Норка. И прошлой ночью в особняк Серафима Петровича забегал он сам вместе с нею. Но тогда почему он не выселит остальных обитательниц? Из жалости? Ностальгических воспоминаний о прошлых чувствах?
Хотя ведь вчера нам сказали, что их стало значительно меньше…
Или весь этот приезд родственников – часть хорошо продуманного плана по заметанию следов? Кто решит, что в доме с таким количеством людей хранится оружие? Большое количество людей не может сохранить секрет.
