Это было ей недоступно с детства. Мама растила ее на скромную зарплату учительницы младших классов, дедушек и бабушек не было. Конфеты были долгожданной редкостью, только на день рождения и Новый год. Учеба в институте вспоминалась как тяжелый кошмарный сон. Клава даже собиралась бросить занятия, потому что у нее не было сапог, чтобы ходить зимой на лекции. Она всегда торопилась незаметно прошмыгнуть в гардероб и быстренько одеться, чтобы никто не видел ее старого пальто. По этой же причине она избегала студенческих вечеринок, походов в театр, загородных прогулок. Не говоря уже о свиданиях. Пара старомодных платьев, смертельно надоевших, юбка, брюки и свитер – вот и все ее наряды.
С тех пор как мама вышла замуж и переехала, Клавдия стала жить на свою зарплату. Почти ничего существенно не изменилось. Разве что появилось чуть-чуть больше свободы. Она могла себе позволить поваляться у телевизора в выходные, засиживаться допоздна за работой или читать всю ночь напролет. Никто не спрашивал ее, как дела, не надоедал бесполезными разговорами и поучениями. Из подруг осталась одна Вика, да и та, пожалуй, поддерживала отношения скорее из деловых соображений, чем из дружеских. Она работала в серьезной фирме, а в бухучете разбиралась отвратительно. Как ей удавалось столько времени скрывать это от своего начальства, Клавдия не могла себе представить.
Она с удовольствием делала за Вику уйму работы; во-первых, потому, что ей это нравилось, во-вторых, потому, что Вика платила за работу деньги. Суммы, конечно, мизерные, но Клаве вечно не хватало то на одно, то на другое, поэтому каждый рубль был кстати.
Мысли о деньгах, как всегда, довели ее до слез. Она вспомнила, что сегодня ее уволили с работы, а денег почти не осталось. Все жалкие сбережения пришлось отдать стоматологу. Теперь вся надежда на Вику. Хоть на хлеб будет.
Клавдия давно подошла к остановке и успела замерзнуть, ожидая троллейбус. От нечего делать она стала читать объявления, которыми были оклеены стенки остановки. Множество предложений торговать косметикой и пищевыми добавками ее не интересовали. Приглашались распространители газет и печатной продукции, продавцы продовольственных товаров на оптовых рынках. Кто-то предлагал немалую сумму тому, кто найдет «кудрявую беленькую собачку с черными ушками».
В троллейбусе было тепло и пусто. Клавдия задремала и чуть не проехала свой дом. Поднимаясь по лестнице, она встретила соседку с собакой.
«В крайнем случае украду Джимми, – подумала Клава. – Соседи ее обожают, обязательно будут искать и, скорее всего, не поскупятся на вознаграждение… Господи! О чем я думаю? До чего я дошла?!» Она захлопнула дверь своей квартиры и устало прислонилась к стене.
Сегодняшний день лишил ее последних жизненных сил. Итак, ей уже тридцать четыре года, она некрасивая, толстая, одинокая, глубоко несчастная, а теперь еще и безработная женщина. Никому не интересная, никому не нужная на всем белом свете. Бестолковая, невезучая, замкнутая, озлобленная на всех и вся, мечтающая украсть соседскую собаку, чтобы потом вернуть ее за деньги! Есть ли более низкая степень падения? Или она уже достигла самого дна?
Да нет, это еще не самое плохое, если вспомнить грязных бездомных попрошаек, которых полно развелось в подземных переходах и метро.
Клавдия посмотрела на телефон. Звонить никому не хотелось. Даже маме. Что она ей скажет? Что Арнольд уволил ее, наконец? Заменил более молодой, накрашенной и длинноногой девицей? Что у нее нет денег заплатить за квартиру? Что у нее промокают ботинки, а плащ совсем вышел из моды? Что у нее нет зимнего пальто и придется ходить в осенней куртке и двух свитерах? Что она строит планы по похищению Джимми?
Это было уже слишком!
Клавдия отправилась на кухню и поставила чайник. Врач сказал, что есть нельзя в течение двух часов. Пока она заварит чай, поджарит пару блинчиков, как раз пройдет остаток времени.
Когда Клавдия обнаружила, что мука и сахар кончились, она наконец заплакала. Что происходит с ее жизнью? Все детство она мечтала наесться апельсинов и жареной курицы. Просто сесть и съесть целую курицу, без хлеба, без ничего. А потом апельсины – сколько хочешь, два, три, пять. У нее никогда ничего не было вдоволь!
Они с мамой мечтали, что, когда Клава выучится и будет работать, все в их жизни переменится. Что именно должно перемениться, они не обсуждали. Все! А что получается?
Она никак не могла отвести взгляд, когда другие женщины покупали колбасу, бананы, мандарины – не по одному килограмму – и тащили домой неподъемные сумки с едой. Хоть не ходи в магазины совсем! Клаве приходилось покупать фрукты по одной штучке, теряясь под презрительными и раздраженными взглядами продавщиц: ходят тут всякие нищие, отвлекают от работы! Из-за этого она многие продукты совсем не покупала. Стыдно было.
Как это другим людям удается красиво одеваться, проводить отпуск на море, ни в чем себе не отказывать? На эти вопросы ответов у Клавы не было. Она, казалось, еще с рождения знала, что ей придется на всем экономить, носить что попало, питаться дешевыми продуктами, а отдыхать дома у телевизора или на крайний случай съездить в Сокольники или в зоопарк.
Мама ей говорила, что главное – это хорошо учиться. Что тогда все дороги будут перед Клавой открыты и она сможет жить так, как захочет. Клава и старалась, училась. Когда подружки звали ее на каток, в парк или просто на прогулку, она оставалась дома и зубрила, зубрила правила, стихотворения и параграфы. Она училась на одни пятерки и жила ожиданием вознаграждения за этот титанический труд.
То же повторилось и в институте. Она была отличницей, а самую лучшую работу получили бездарные и ленивые студенты, вернее, выпускники. Многие девчонки вообще не стали работать, а повыскакивали замуж за «новых русских» и теперь разъезжали по Москве на шикарных машинах, в дорогих шубах и бриллиантах, отдыхали за границей, нанимали гувернанток для своих детей.
Другие, как, например, Виктория, тоже неплохо устроились. И денег достаточно, и мужским вниманием не обижены, и работают спустя рукава. А Клава выполняла бесчисленное количество обязанностей, прекрасно освоила компьютер, досконально разбиралась во всем, что касалось финансов, учета, налогов, ценных бумаг. И что? Разве Арнольд ценил ее? Он сваливал на нее все, что только можно, а платил сущие гроши. А теперь дошло до того, что он ее уволил!
Клава иногда подумывала о том, чтобы поменять работу, найти другое место. Но никто не предлагал ей ничего лучшего. Куда бы она ни приходила, на нее смотрели равнодушно и немного брезгливо, выслушивали, кивали головами и… отказывали. Такая уж она невезучая! Ее счастье, видно, слишком далеко запрятано, за семью замками. И дороги к нему она не знает…
Кирилл окончательно расстроился, когда нанятые им рабочие стали забрасывать землей могилу. Алексея Петровича он не знал, никаких чувств к нему питать не мог, а вот поди ж ты… Неисповедимы движения души человеческой!
Галина Ивановна тихонько всхлипывала рядом, хотя тоже видела покойного впервые и знать ничего о нем не знала, пока он не преставился.
День выдался мягкий, солнечный и – прекрасный. Под ногами шелестела разноцветная листва, голубое небо отражалось и блестело в лужах, оставшихся после ночного дождя. Листья звенели на тонкой осине, притулившейся к кладбищенской ограде. Слышно было, как врезаются в мокрую землю лопаты, как осыпается влажная земля.
Когда все было кончено, Кирилл вытащил из спортивной сумки три бутылки водки. Две отдал мужикам, которые помогли им с Галиной Ивановной похоронить дядю, чтобы помянули за упокой души. Третью открыл сам, налил себе и женщине. Они выпили.
– Поехали домой? – предложил Кирилл. Он с утра в суете и хлопотах не успел позавтракать, и теперь водка ударила в голову. Да и настроение было мрачное.
Галина Ивановна вздохнула и кивнула головой.
Она всю ночь готовила угощение на поминки – жарила курицу, делала голубцы, жаркое, пекла пироги. Тесто для блинчиков оставила в холодильнике. Блины должны быть горячими. Сейчас они с Кириллом придут, сядут за стол, чтобы все было как положено.
Так, вдвоем, они и поминали покойного. Галина Ивановна сильно опьянела, подперла голову рукой и загрустила. Никто из соседей не пришел, ни одна живая душа.
– Что же это такое, а? – спросила она Кирилла. – Почему никто не пришел?
– Странные люди…
– И когда гроб на улице выставили на прощание, ни один человек не вышел. Мало того, они даже занавески на окнах задернули, чтобы в щелку кто не выглянул! Ну и народ… Дикари какие-то.
– Я здесь недавно квартиру купил, ремонт делал, так что соседей не знаю. Но за все это время почти никого и не видел. Перепуганные они все какие-то! От людей шарахаются. Такое впечатление, что без особой нужды носа из квартир не высовывают.
– Ага, – подтвердила Галина Ивановна. – Я когда мусор выносила, с бабкой разговорилась. Она видела, как гроб привезли, спрашивала, кто умер. Ну, я ей сказала… Она как услышала, даже в лице изменилась. Нехороший, говорит, человек был – и перекрестилась. О покойном плохо не отзываются, но… Все соседи его боялись.
