«Куда он поехал? Домой? И почему вдруг так взбеленился? Вроде бы я ничего такого не сказала…»
На самом деле Марина прекрасно понимала мотивы поведения Женьки. Ему все тяжелее было сдерживать свои порывы, все труднее мириться с ее тяжелым характером, выносить ее фокусы и причуды. Он становился старше, чувствовал, как и без того весьма зыбкая их связь может вот-вот оборваться. Марина видела его ревность, его не прикрытую уже ничем ненависть к любому мужчине, оказывавшемуся в ее поле зрения, – будь то ее адвокат, управляющий рестораном или просто продавец в магазине. Неуверенность Хохла в себе достигла крайней точки, и Марина старалась давать ему как можно меньше поводов, однако настырный Женька находил их даже там, где, казалось бы, просто невозможно. Она чувствовала, как он из кожи вон лезет ночами в постели, стараясь дать ей все, на что способен, чтобы – не дай бог – Марина не решила, будто он стареет. Все чаще она ловила себя на том, что начала испытывать жалость к нему, а это всегда было плохим признаком. Из жалости у Коваль ничего никогда не рождалось – скорее, умирало.
«А что, если мы просто устали? – думала она, вышагивая по дорожке в сторону выхода из парка. – Может быть, это правда, что нужно иногда отдыхать друг от друга? Может, мне уехать? Просто собраться и уехать ненадолго? На месяц-два – и пусть он один побудет. Но Грег… как я снова объясню ему отъезд? Что я делаю с ребенком, господи? Как я его воспитываю? Я плохая мать…»
Такси остановилось почти моментально, стоило только Марине приподнять руку. Она назвала адрес и откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза. Домой совершенно не хотелось – предстоящий скандал с Хохлом был очевиден, и Марина не могла поручиться, что сдержится и не наговорит ему обидных вещей. Мысли о покушении на Беса тоже не добавляли оптимизма. Звонок Ворона настораживал – что-то в тоне разговора дало ей понять: Мишка подозревает ее в причастности, и никакие логические доводы его не убеждали. Да, он замолчал – но где гарантии, что поверил? И именно в этот момент позвонила Ветка. Марина долго колебалась, вглядываясь в горевшую на дисплее мобильного надпись, но потом решила все-таки ответить.
– Да, слушаю.
– Мэриэнн, не бросай трубку! – лихорадочно заговорила Ветка. – Я умоляю – только не бросай трубку, мне нужно с тобой поговорить!
– Ну, говори, – Коваль перешла на русский, чтобы водитель не мог понять сути.
– Гришка в больнице, у него огнестрельное в голову! – выпалила Виола, и Марина едва не проговорилась, что знает об этом, но вовремя поймала себя – нет, не надо, пусть Ветка говорит. – Прямо в кабинете подловили, в мэрии! Говорят, снайпер был на чердаке жилого дома наискосок…
– Ну, я еще когда сказала, что тот, кто проектировал вашу мэрию, просто идиот, – откликнулась Марина, прекрасно представлявшая себе расположение домов в районе, где возвели администрацию. – Или – как вариант – взял аванс за все предстоящие «заказухи». Там же снайперам «лежек» – как ласточкам гнезд.
– Прекрати, мне не до смеха! – взмолилась Ветка. – Гришка в тяжелом состоянии, но, как говорят, выживет, скорее всего.
– Так и хорошо.
– Чего?! Чего, скажи, хорошего?! – взвился голос подруги. – А как жить?! Он же будет лежать бревном! Хорошо еще, если при этом не все рефлексы пропадут, но ведь возможен и другой вариант! А как же я? Мне-то как жить?!
– Погоди орать! – негромко пресекла Коваль, и Виола умолкла. – Тебя не поймешь. Не так давно тебе было совершенно все равно, кто из нас с Вороном уберет твоего мужа из твоей жизни. А сейчас – что за паника? Ну, будет лежать, сиделку наймешь – тебе-то что с того? Даже лучше – ты при деньгах, ребенка никто не тронет, сама себе хозяйка – не этого ли ты хотела?
Марина вынула сигарету и зажигалку, вопросительно посмотрела на водителя, и тот, поймав в зеркале заднего вида ее взгляд, согласно кивнул. Коваль закурила и продолжила:
– Так что я не вижу причин для трагедии, дорогая. Все устроилось так, что тебе грех жаловаться. И самой ничего делать не пришлось. Или..?
Ей было слышно, как Ветка хватает ртом воздух, шумно выдыхает – выплевывает его и заходится в крике:
– Да ты что?! Ты меня за кого… за кого?!
– А что тут удивительного? – спокойно поинтересовалась Марина. – Раз ты вела такие разговоры – то почему не могла перейти к действиям? Думаю, с твоими возможностями и способностями найти того, кто воплотит твои фантазии в жизнь, не такая уж большая проблема.
Эта мысль пришла ей в голову практически сразу после звонка Ворона, и Коваль сейчас искала хотя бы косвенные подтверждения своей догадки. А что – Ветка запросто могла найти кого-то, чтобы убрать Беса, в последнее время обращавшегося с ней не как с женой, а скорее как с проституткой, играющей эту роль за деньги. Но самое главное крылось даже не в этом. Ветка искренне привязалась к приемному сыну Алеше, тяжело больному мальчику, которого они с Бесом усыновили накануне выборов. И вот на эту привязанность и давил Гришка при каждой ссоре, грозясь вышвырнуть Виолу из дома и отлучить от сына. Так что мотив у Виолы имелся…
В трубке повисло молчание, и только порывистый вздох Ветки дал понять Марине, что та еще здесь, а со связью все в порядке. Коваль больше ничего не хотела говорить – теперь очередь подруги опровергать или подтверждать. Но Ветка молчала, как будто ей не хватало слов, и Марина, устав ждать, произнесла:
– Если тебе нечего мне сказать, давай прощаться.
– Ты… ты не могла бы приехать? – вдруг нерешительным тоном прошелестела Ветка.
– Что?
– Ты не могла бы… приехать ко мне? – повторила она. – Я совсем одна, мне страшно… и на меня тоже, кажется, кто-то охотится…
– У тебя полно охраны, дорогая, – автоматически отбилась Марина, подумав про себя, что подозрения, скорее всего, оказались ошибочными – иначе Виола побоялась бы звать ее к себе. Потому что дотошная Коваль непременно докопалась бы до сути.
Ветка вдруг заплакала. Рыдала она долго, отчаянно и как-то совсем обреченно, и Марине в какой-то момент стало жаль ее. Если Ветка непричастна к покушению, то кто поручится за то, что и на нее, в самом-то деле, не ведется охота? Она много знала о делах мужа, а, кроме того, обладая некоторыми способностями, довольно часто «потрошила» Гришку помимо его воли, исподволь выпытывая у того кое-какие подробности. И именно это ее умение могло стать довольно опасным – никто не мог поручиться, что таким же образом Виола не влезала в тайную жизнь и других людей. Марина по себе знала, как она умеет это делать.
– Вета… – уже чуть мягче проговорила Коваль. – Не плачь. Мне кажется, тебе нечего бояться…
– Нечего? – переспросила она и вдруг рассмеялась каким-то странным смехом, напоминавшим смех умалишенной, – ясным, звонким и заливистым: – Конечно, Мэриэнн! Мне ничего не угрожает, ты права! И мой мертвый водитель за рулем машины, и простреленные колеса – нет, конечно, ко мне это не имеет ни малейшего отношения! Меня не было всего час, я как раз к Гришке приехала. Так что ты права! С днем рождения, Мэриэнн… – трубка замолчала.
Коваль отвела ее от уха и недоуменно посмотрела на потухший уже дисплей.
– Однако… – протянула она, до конца еще не осознав всего, что сказала Ветка.
– Мэм, мы приехали, – тактично проговорил водитель, и Коваль очнулась.
– О, простите…
Расплатившись, она вышла из такси и с удивлением обнаружила: света в окнах нет, хотя уже слегка стемнело. Но что потрясло ее еще сильнее, так это собственная реакция на сей факт – она испытала нечто похожее на облегчение. «Его нет дома», – и от этого вдруг стало легко…
– Наверное, мне действительно стоит уехать… – пробормотала Марина, поднимаясь на крыльцо и вставляя ключ в замок.
Хохол просидел в пабе до вечера, но все предложения приятеля-бармена «пропустить стакашку-другую» решительно отверг. Выпить хотелось, но он боялся последствий. Боялся момента возвращения домой. Он знал, что, увидев Марину, может не сдержаться и дать волю разрывавшей его душу боли. Конечно, Коваль не удивилась бы, молча стерпела бы любые побои – но что потом? Потом, как всегда, ему было бы стыдно и невозможно поднять глаза, взглянуть ей в лицо, встретиться взглядом, уловить презрение и жалость. Да, вот это было хуже всего – жалость во взгляде Марины. Она жалела его – сильного мужика, опустившегося до слабости ударить женщину. Потом ему придется вымаливать прощение – не потому, что она будет непреклонна, а потому, что так уж повелось, и он сам установил такие правила игры. Сегодня же Хохол просто не был готов следовать привычному сценарию.
На плечо легла женская рука, и он обернулся, окинул взглядом невысокую плотную деваху с простоватым личиком и круглыми карими глазами. Весь ее вид недвусмысленно свидетельствовал о роде занятий, но Женька даже помыслить не мог о том, чтобы клюнуть на зазывный взгляд. Он отрицательно покачал головой, и девица отошла, бормотнув что-то по-английски. «Послала, наверное», – отрешенно подумал Хохол и полез в карман, желая рассчитаться за кофе, которого успел выпить огромное количество. Бармен отсчитал нужную сумму и не взял чаевых – как, впрочем, и всегда. Он считал, что «обдирать» соотечественника, пусть и бывшего, дело последнее.
