Она прекрасно сознавала, что тема затерта до дыр и затоптана до бетона. Туберкулез в регионе, статистика, профилактика и прочее. Кого сейчас этим удивишь? Вот если бы выдать громкий материал о венерических заболеваниях в области, о целых деревнях сифилитиков? Впрочем, о сифилисе и гонорее она планировала написать чуть позже, решив придержать тему, так как недавний инцидент сильно испортил ей настроение.
Популярный медиапортал заказал материал о росте онкологических заболеваний в регионе. Статья получилась удачной и, самое главное, не «напряжной». Мотаться по области и собирать информацию не пришлось. Статистику предоставило управление здравоохранения, интервью главврач онкологического центра дал еще год назад, и с тех пор мало что изменилось. Вера смело воткнула слова доктора в материал, присыпала статистикой, припорошила страшными данными о радоновых разломах, по которым текла река. Из нее, соответственно, питались все водопроводы города. Добавила в качестве приправы радиоактивное облако, накрывшее город после взрыва на секретном военном объекте в начале семидесятых, и украсила статью пышной розочкой в виде громкого заголовка: «Страшная тайна края».
Но не учла, что на этом портале фамилию журналиста верстали перед названием статьи. В итоге получилось: «Вера Гаврилова. Страшная тайна края». С порталом пришлось поругаться, но урон репутации был уже нанесен, и урон существенный.
Насмешки коллег и анонимных комментаторов Вера вытерпела стойко, старательно запомнив всех, кто хихикал и искрометно шутил и по поводу ее внешности, и по поводу тайны. Придет время, и она, выждав месяца два-три, несомненно, отомстит каждому. Но заголовки следовало теперь подбирать тщательно и осторожно, чтобы не давать ни единого шанса для зубоскальства и издевок. Вот только статья не писалась, хоть убей!
Еще недавно она расправилась бы с материалом одной левой. С туберкулезом в области боролись вяло, и посему можно было до бесконечности чисто риторически вопрошать: доколе? Доколе бывшие заключенные и бомжи будут бродить по улицам и невозбранно распространять палочку Коха? Доколе в городе будут отсутствовать реабилитационный центр и приют для бездомных? Доколе в тубдиспансере будут ремонтировать помещения и лечить больных дедовскими методами?
Правда, с полгода назад ситуация неожиданно изменилась в лучшую сторону. В область пришел новый начальник здравоохранения, который поменял приоритеты. На борьбу с заразой выделили кучу бюджетных денег, в тубдиспансер закупили оборудование и наконец-то закончили совсем захиревший ремонт.
Вот только новых данных по ситуации с туберкулезом у Веры не имелось. В пресс-службе областной медицины сообщили, что о победах трубить еще рано, недостатки они усиленно искореняют, а по результатам года проведут в скором времени пресс-конференцию, на которую Веру непременно пригласят. Начальник управления общаться по телефону наотрез отказался, а на личную встречу у него просто не было времени. Просить же униженно главврача тубдиспансера об интервью и затем ехать на встречу с ним к черту на кулички, по морозу и ледяной пурге, страх как не хотелось. Да и времени ушло бы немало, а статью требовалось сдать к завтрашнему дню.
Муж отсутствовал дома вторую неделю. Этим событием мало кто интересовался, но Вера при случае сообщала знакомым — супруг в творческом поиске, пишет новую картину.
Она жила с Владимиром Кречинским тринадцатый год. И поначалу все было как в итальянских комедиях: страстно, смешно, с милой и неопасной поножовщиной — как она называла семейные скандалы. В конце концов, он тоже был творческим человеком, а у богемы не бывает жизни без игры страстей, придуманных или настоящих. Правда, в качестве примы всегда выступала Вера. Володины страсти были довольно ленивыми и прохладными, отчего ей приходилось стараться за двоих. Иной раз Вера томным шепотом делилась с коллегами, какой у нее пылкий муж, закатывала глаза и напоказ ревновала его даже к фонарному столбу. Эти постановки ее невероятно забавляли и раскрашивали жизнь в яркие цвета, особенно в периоды, когда картины супруга не продавались и он впадал в депрессию. Тогда Кречинский неделями не работал, пил горькую, смотрел мутным взглядом в стену и беззвучно шевелил губами.
Коллеги весело подмигивали, советовали ей держать мужа покрепче, мол, смотри, уведут твое золото, а за спиной язвили: «Опять в запое!» Вера свирепела и бросалась в бой.
Правда, в последнее время Владимир как-то вдруг встрепенулся, ожил и по телефону таинственно сообщил, что задумал серию шедевральных полотен, но приезжать в мастерскую — однокомнатную квартирку с эркером на девятом этаже, без ремонта и с дряхлой мебелью, запретил, чтобы не спугнуть музу. Но Вера и не собиралась тащиться через весь город на общественном транспорте с пересадками. Так хотелось побыть одной хоть немного.
Она слонялась по квартире из угла в угол, попивала остывший чай и дымила прямо в потолок, и все крутила тему и так, и этак, но снятое молоко не дает сливок. Вера это прекрасно понимала и только обреченно вздыхала, как старая лошадь в сарае. Но жизнь научила ее вертеться, точно ужа на сковородке, и поэтому она не сомневалась, что найдет способ огранить и отшлифовать статью до нужного блеска. Но ценный, пока неоперившийся замысел ходил вокруг да около, постепенно сужая круги, и когда победный клич готов был взвиться к небесам, в дверном замке повернулся ключ.
— Верочка, ты дома?
Разумеется, дома! Слышно ведь, музыка играет, клавиатура издает нервный клекот под пальцами. Вера на голос не отреагировала, так как спешила загнать в материал резкие по смыслу, но сочные, рельефные фразы.
Голос матери, которая, как всегда, явилась не вовремя, звучал виновато. Знала ведь, что получит на орехи, но продолжала нарываться.
— Вера, почему молчишь?
Раздражение перелилось через край, затопило комнату. Вера все-таки потеряла мысль и рявкнула в ответ:
— Дома я, дома! Оглохла, что ли?
— А почему не отвечала?
— Потому что я работаю, мама, а ты мешаешь! Какого хрена тебя принесло? Врач что сказал? Гулять? Вот и гуляла бы подольше!
Мать, испуганная и несчастная, показалась в дверях, так и не сняв пальтишко. Под сапогами натекли грязные лужицы, но старуха, как обычно, ничего не заметила.
— Там холодно, Верочка, — пролепетала она. — Я и так два часа гуляла, чуть ноги не отморозила. Стужа на дворе! Ветер глаза выбивает!
— Знаю я, как ты гуляла! — буркнула Вера. — Поди, у соседки чаи гоняла, а тебе вредно!
Она зло долбила по клавишам, пытаясь угнаться за ускользавшей мыслью, но та, вильнув хвостом, издевательски расхохоталась и скрылась в неизвестности. Оттолкнув клавиатуру, Вера чертыхнулась и с откровенной ненавистью посмотрела на мать.
— Опять всю малину испортила! Столько работы насмарку!
— Я же не хотела. — Губы матери плаксиво скривились.
— Не хотела! — передразнила Вера. — Что ты вообще хотела? Иди уже, раздевайся! И чтоб ни звука!
И раздраженно стукнула по столу кулаком — на каждом, даже на большом пальце она носила по массивному серебряному кольцу или перстню. Коллеги шутили, что она запросто может использовать их вместо кастета. И шутка имела основания. В конце девяностых Вера разорвала перстнем щеку незадачливому грабителю, который пытался вырвать у нее сумку с зарплатой. Говорили, что она сбила жулика с ног и каблуком проткнула ему руку. Завистники, правда, шептались, что подвиги эти из области преданий, которые Верочка сочиняла пачками, мол, попробуй проверь за давностью лет. Но завистники на то и завистники, чтобы подвергать сомнению чужие подвиги и победы.
Мать втянула голову в плечи и с опаской покосилась на рассерженную дочь. Стараясь двигаться осторожно, сняла пальто и отправила его на вешалку в прихожей. В последние годы она чувствовала себя неважно, пошаливало сердце, отказывали суставы, и бесконечные жалобы на здоровье мешали Вере жить. Она гнала мать прочь, чтобы только не видеть ее какое-то время, устраивала истерики, и хотя не хотела себе признаваться, чувствовала странную радость оттого, что кто-то смотрит на нее с обожанием и страхом одновременно. Больше всего Вере хотелось именно этого. Не любви, а слепого поклонения — почти раболепия, а если обожания, то до рыцарских поединков и страстных серенад под балконом.
В молодости, засыпая в одинокой постели, она страстно мечтала проснуться ослепительной красавицей. Чтобы подруги плакали от зависти, завидев ее лебединую шею, тонкие плечики, головку с профилем тургеневской барышни, скрипичную талию, переходившую в виолончельные бедра, и прочие прелести. А мужчины, ранее едва ее замечавшие, с томительным зовом в глазах наперебой протягивали бы бархатные коробочки с обручальными кольцами и бриллиантовыми ожерельями. Комплименты, цветы, голова кругом от безумной любви…
