-- Прошлый раз?
-- Удивлены? А ведь нашлась, например, клюква и очень оказалась к месту. И бутылка шампанского нашлась. Даже знаю, где и когда куплена.
-- А если я скажу такую несуразицу, что они вместо чаевых шестьдесят копеек по счетчику не доплатили? Поверите?
-- Оставить шоферу такую памятку... -- произносит Знаменс-кий после задумчивого молчания. -- А пожалуй, поверю, Кирпи-чов! И на все дело тогда взгляну другими глазами... Но при условии, что Варя Санатюк...
С Кирпичовым происходит разительная перемена. Он вскаки-вает, но говорит тихо:
-- Варя? Ах, Варя... Ясненько... Ясно. Мягко стелете, да жестко спать, гражданин майор! Не о чем нам больше разговаривать!
* * *
Кирпичов дома. Он следит за кем-то в окно, затем направляет-ся к двери и впускает Варю Санатюк.
-- Была у почтенного дядюшки?
-- Мать просила забежать... раз все равно буду рядом.
-- Ты ей докладываешь, когда встречаемся? По-моему, тебе не шестнадцать!
-- Я помню, что тридцать шесть. Поэтому, идя к тебе, должна провести хоть полчаса перед зеркалом. Мать, естественно, заме-чает.
-- Лучше приходи нечесаная!
-- Артемушка, ну что ты накинулся с порога? И вообще -- зачем цапаться?
-- Цапаемся потому, что у нас идиотские отношения. Садись, надо серьезно поговорить.
-- Не хочу серьезно говорить! Посмотрите-ка, у меня новая кофточка, и всего двенадцать рублей...
-- Кончай этот лепет.
Пауза. Кирпичов подыскивает слова, но Варя его опережает:
-- Вы с матерью нипочем не уживетесь! А ее не бросишь -- совсем старуха...
-- Сегодня, кстати, я не собирался делать предложение. Разго-вор не про то.
-- Что-нибудь случилось?
-- Да, кое-что этакое.
-- Ты так смотришь, будто я виновата...
-- "Будто"... Из-за того, что ты -- не случайная знакомая, я попал между двух огней. Надо решать, как быть.
-- Между двух огней? У тебя другая женщина?!
-- Дура. Вот не пойму -- ведь любишь меня?
-- Люблю.
-- И таскаешься к старому бандиту, от которого меня с души воротит!
-- Если на то пошло, меня тоже!
-- Тогда объясни, что вас связывает?
Варя молчит.
-- Нет уж, подпер такой момент, что не отступлюсь! Санатюка на бочку или... чего доброго, Варя, и попрощаемся.
Стиснув руки, она обводит взглядом комнату. Попрощаемся? Уйти отсюда, где Артем -- ее позднее счастье? Где стены увешаны ее фотографиями -- фас, профиль, три четверти, -- Артем так наловчился снимать, что Варя на стенах кажется рекламной красавицей... Нет, расстаться немыслимо! Варя садится в уголок дивана, поджав ноги, и решается:
-- Я его помню лет с шести. Отец умер, мама заболела, меня взяли соседи. И вдруг появился дядя Толя -- отсидел срок... Он зачастил к нам. Меня звал "дочкой", а маму -- "рыжей телкой". Она была малограмотная, работала уборщицей и рвалась обратно в деревню. Дядя Толя запретил... Устраивал скандалы, если видел у меня на пятке дыру. Мама и пикнуть не смела... Фактически он нас содержал.
-- А мать соображала, на какие средства?
-- В то время -- вряд ли. Официально он где-то числился... Через четыре года снова забрали. Это было горе, я все не верила... Но он попал под амнистию, вернулся, клялся, что невиновен, и пошло по-прежнему... до следующего ареста. В этот раз он исчез надолго, но я знала: стоит освободиться, и опять он влезет в нашу жизнь. А у меня уже был Володя. Хороший парень, футболист... Санатюк свалился как снег на голову, и началось страшное. Я, безмозглая, постеснялась сразу рассказать Володе, а Санатюк как-то очень быстро его опутал, заморочил голову и втянул в уголовщину.
-- Скотина!
-- Я не подозревала, как он хитер. Чувствовала опасность, пробовала бороться -- по-своему, по-женски. Пришла к Володе и осталась с ним, чтобы удержать. На третий день утром -- милиция... -- Она умолкает в слезах.
-- Говори до конца.
-- Был ребенок, Артем. Прожил ровно семь часов. Санатюк встречал у роддома и плакал -- по этому мальчику. Мать тайком снова брала у него деньги. Повадилась в церковь, замаливала грехи раба божия Анатолия. Мне было все равно... Устроилась на работу. Старалась забыть. Но Санатюк вечно маячил на горизон-те.
-- Да чего он, собственно, добивался?
-- Наверно, каждому человеку, даже такому, хочется кого-то любить. Он любил меня. И сейчас любит -- как умеет...
Глубоко засунув руки в карманы, смотрит Кирпичов во двор. Там светится окошко ненавистного старого сыча.
-- Вопрос как стоял ребром, так и стоит: чем он тебя на поводке держит? Или это жалость?
-- Страх, Артем.
-- Страх?
-- Я боюсь, что он озлобится.
-- И что?
-- Не знаю... Понимаешь, он не раз меня сватал -- за своих. Он и Володю погубил не со зла, даже не думал губить, только сделал своим. А теперь ты...
-- Я не нравлюсь главе семьи? -- цедит Кирпичов.
-- Ты для него перебежчик, вроде предателя. Был там, да переметнулся к честным людям.
-- Это я, конечно, подлец... Значит, вот почему нам нельзя жениться. И здесь чертов Сатанюк поперек дороги! Одно к одно-му.
-- Только не связывайся с ним! Он на вид дряхлый и безобид-ный, но...
-- Он не безобидный. Потому придется связываться.
-- Артем, ради Бога!
* * *
Первая растерянность Бориса Петухова прошла; он успокоился и приободрился. И теперь беседует со Знаменским довольно развязно.
-- Отец с перепугу даже наружность не разглядел. Только одно и твердит: "Страшные, ужас какие! Истинные разбойники!"
-- Мне он тоже описывал их смутно, -- поддакивает Пал Палыч.
-- А Сашка даже до майора дослужился? Вот бы не подумал! Бегал такой вихрастый пацанчик, ничего особенного, только надоедный очень был, во все совался. Я даже лупил его, помню.
-- По-видимому, это сказалось на нем положительно.
-- Да-а, меняются люди, меняются, -- охотно посмеивается Борис. -- По себе знаю. Вам небось донесли, какой я раньше был оболтус?
-- Тем больше чести вам теперь.
-- А все Север! Суровая кузница характеров. Кует и перековы-вает.
-- Простите за любопытство, дело прошлое, -- вы туда отправи-лись с сознательным намерением перековаться?
-- Да нет... честно говоря -- подальше от родителей. Все воспи-тывали. Ну а потом засосало... то есть, хотел сказать, увлекло.
-- Ясно, ясно.
Тот, кто знает Пал Палыча, заметил бы, что собеседник ему не по душе, хотя, казалось бы, имеет право на сочувствие. И даже сам Борис по временам чует в интонациях следователя какую-то неопределенность.
-- Наверно, думаете -- за длинным рублем?
-- С точки зрения юридической длина рубля измерению не подлежит, -отшучивается Знаменский. -- Да без рубля и не проживешь. А когда набежала возможность, отчего не купить ту же машину?
-- Вообще-то, я больше для стариков старался. -- Борис отки-дывается на стуле, нога на ногу и цитирует Томина: -- Я рассуждал как? Надо людям на старости лет моральную компенсацию полу-чить. Мало, что ли, они за меня краснели? Так пусть теперь любому скажут: "Вы не верили, что Борис в люди выйдет, а он -- нате вам, не хуже прочих". Эх, человек предполагает, а вор распо-лагает. Сколько лет труда...
-- Погодите крест ставить. Возьмем воров, вернутся и деньги.
-- Да откуда вы их возьмете?
-- А откуда мы берем всех, кого задерживаем?
-- Не знаю... не верится. Да черт с ними, с деньгами, лишь бы старики поправились.
-- Одно другому не помеха. Кстати, вот образец искового заяв-ления. Напишите прямо сейчас.
-- И что будет?
-- Вас признают гражданским истцом. -- Знаменский прячет в глазах огонек любопытства.
-- Не обижайтесь, конечно, но все это -- туфта.
-- Я понимаю, с точки зрения бывалого полярного волка, мы все тут хлипковаты...
-- Ну уж, ну уж... -- перебивает польщенный Борис, не замечая скрытой иронии. -- Полярный волк! Хотя, конечно, хлебнул, чего в столице не хлебают... Может, и правда махануть заявление?
-- По закону полагается.
-- А если они уже истратили? Накупили какие-нибудь золотые часы, кольца... и упрутся, что вроде не из тех денег?
-- Все найденные у них ценности будут изъяты, реализованы и пойдут в возмещение ваших убытков.
-- Да?.. Ага... -- Он долго читает образец и мнется.
-- Что вас смущает?
-- Да вот сумма. Я ведь стариков не учитывал, они сами распо-ряжались. Вдруг навозу для сада достали или еще чего. Надо спросить, сколько истратили. Документ все-таки... цифрами и прописью.
-- Хорошо, спросите.
-- Тем паче, не к спеху. Надо еще поймать, с кого взыскивать, верно?
-- Надеюсь, с вашим приездом это станет легче. Вам, Борис Афанасьевич, известно многое, чего нам не хватает.
-- Странные намеки, -- хмурится Борис.
-- Превратно меня поняли. Я подразумеваю те сведения, кото-рым вы и весу не придаете. Вы ведь знаете жизнь родителей, как никто другой, а для следствия подчас ничтожная деталь важней важного.
-- А-а... Нет, за тыщу километров ни черта не видно. Скорей, тетку надо спрашивать.
-- С Надеждой Ивановной мы беседовали. И оба удивлялись: от нее зачем-то скрывали все, что касалось ваших финансовых дел и планов.
