А теперь еще и труп…
Чтобы успокоить нервы, Северина Анатольевна достала из шкафа пачку кофе «Конкистадор», насыпала три ложки в кофеварку и нажала на кнопку. Тихое жужжание кофеварки и аромат настоящего кофе всегда действовали на нее успокаивающе. Да и сам процесс пития этого крепкого напитка приводил ее вовсе не в возбужденное, а в умиротворенное состояние. Постояв в раздумье перед полкой с чашками, выстроенными в ряд по рангу, она выбрала самую большую — коллекционного немецкого фарфора (впрочем, как известно, весь немецкий фарфор изготовляется по старинным технологиям, разработанным на российской земле), вынула также и сахарницу, а затем, еще немного подумав и уговорив волю, — вазочку с хрустящим сахарным печеньем. Все сладкое и мучное было Северине Анатольевне противопоказано, и она прекрасно знала об этом. Но бывают же ситуации, когда мысли о сохранении собственной фигуры отступают на второй план? Бурковская решила, что сейчас именно такая ситуация, и стала медленно накрывать офисный стол, не забывая о салфетках и о других правилах сервировки — в некоторых вещах она была старомодна и консервативна. После этого она почти окончательно успокоилась и, когда кофе был готов и налит в чашку, могла рассуждать вполне здраво и без дрожи в коленных суставах.
«А что, собственно, произошло? — думала она. — Босс с утра занимался своими проблемами. Я стала свидетельницей их разрешения. Но кто об этом знает? Полуянов и его громилы — точно нет. Иначе я бы здесь сейчас не сидела и кофе не пила. Я бы лежала во втором черном мешке в багажнике джипа… Или к этому времени, возможно, летела бы уже с какого-нибудь мостика в грязную речку с быстрым течением. Смогу ли я безмятежно смотреть в глаза генеральному, памятуя о сегодняшнем утре? Да, безусловно, смогу, не будь я Северина Анатольевна Бурковская, богиня пиара!»
После этих мыслей ей стало гораздо легче. И что это ей пришло в голову уходить из конторы, когда тут такое начинается… Она вспомнила раннее утро, проведенное в Центре социологических исследований, и улыбнулась довольной кошачьей улыбкой. Перспективы были более чем… удовлетворительные.
От кофейной церемонии ее оторвал резкий телефонный звонок. Сердце Северины ухнуло и с бешеной скоростью стало падать в район пяток. Дело в том, что телефон ее был оснащен автоматическим распознавателем номера, реагирующим на конкретного абонента соответствующей мелодией, подобно мобильникам. Такой вот противный, резкий и абсолютно немелодичный треск по ее желанию был закреплен за рабочим телефоном босса. Итак, звонил Полуянов, будь он неладен.
Голос директора концерна был глух и печален.
— Доброе утро, Северина Анатольевна. Не могли бы вы сейчас зайти ко мне?
— Конечно, Андрей Дмитриевич. — Она постаралась, чтобы ее голос прозвучал по-деловому сухо — еще в самом начале своей службы у Полуянова Бурковская решила, что другого тона он не заслуживает.
— Буду вам очень признателен, — почему-то добавил босс, и Северина насторожилась. Может быть, он все-таки обнаружил ее следы на черной лестнице?..
Телевизионный канал «Невские берега» переживал не лучшие времена. Нет, по сравнению с другими питерскими каналами он казался вполне благополучным. Рекламы здесь крутилось больше, чем у других, рейтинги некоторых передач могли достойно конкурировать с московскими рейтингами, но есть же все-таки так называемый гамбургский или — хотя бы — собственный счет. Так вот, канал был совсем не тот, что в свои лучшие времена. По сути, «Невские берега» находились в упадке. Возможно, это было связано с отсутствием в эфире популярной ведущей Алены Калязиной, по совместительству — законной супруги генерального директора канала и близкой, несмотря на разницу в возрасте, подруги Саши Барсуковой. Алена сидела дома с Феликсом Калязиным-младшим, которому вот-вот должно было исполниться полгода и которого она никак не решалась доверить наемным нянькам, попробовав парочку и разочаровавшись в них на всю оставшуюся жизнь. Наверное, ей просто не повезло, хотя обе няньки были присланы дорогим и престижным агентством «Домашняя фея». Первая нянька — дородная сорокапятилетняя женщина с внушительным трехстраничным резюме, педагогическим образованием и блестящими рекомендациями — оказалась на поверку любительницей поспать в рабочее время. Вернувшись как-то чуть раньше, чем планировала, с важной деловой встречи — тогда Алена еще не собиралась забрасывать работу на телевидении надолго, — она застала совершенно дикую сцену. Нянька, раскинув руки, спала в спальне Калязиных на их огромной кровати, раскрыв рот и громко и противно сопя, а Феликс-младший сидел рядом на той же кровати и методично бил няньку по ноге журналом «Плейбой», неведомо как перекочевавшим в спальню из кабинета Феликса-старшего.
Вторая нянька была почти вдвое моложе первой, но с виду производила впечатление ответственного человека. Кроме того, она боготворила Калязину и, казалось, готова была прыгнуть выше головы, чтобы угодить ей. Алена взяла ее на испытательный срок и, наученная горьким опытом, установила в детской скрытую видеокамеру. Поначалу все шло прекрасно: девушка была аккуратной, режим соблюдала, играла с Феликсом во все предписанные современной педагогической наукой игры. Малыш воспринял симпатичную девушку благосклонно, улыбался ей и даже позволял трогать свои любимые игрушки, что никак не проходило без слез с первой нянькой. Но вскоре выяснились интересные вещи. Нянька фанатела не только от Алены, но и от нескольких музыкальных групп, состоявших, по мнению телеведущей, исключительно из отбросов общества — грязных, обколотых и совершенно безголосых. Сначала Алена об этих музыкальных пристрастиях не подозревала — нянька слушала плейер, причем лишь тогда, когда ее воспитанник спал. Но спустя неделю, немного освоившись в доме Калязиных, она стала пользоваться домашним музыкальным центром, с каждым днем все больше увеличивая звук. Не желая до поры до времени признаваться няньке в том, что все ее действия «пишутся», Алена как бы невзначай сказала ей, что громкие звуки чрезвычайно вредны для психики маленьких детей. Нянька вроде бы вняла — по крайней мере, музыкальный центр больше не включался. Но через некоторое время пристрастия воспитательницы Калязина-юниора все же взяли верх над педагогическим долгом, и последовали события уж и вовсе невероятные.
Однажды вечером Алена позвонила из студии домой. Телефон не отвечал. Тогда телеведущая, решив, что нянька отправилась с Феликсом на прогулку, набрала номер ее мобильного.
— Вы где? — спросила заботливая мать.
Девушка почему-то замялась.
Но Алена Калязина не была бы Аленой Калязиной, если б не умела в два счета добывать нужную ей информацию. А уж если дело касалось ее собственного ребенка… Через минуту рыдающая нянька призналась, что они с Феликсом находятся в здании какого-то захудалого ДК, где через десять минут начнут выступать ее любимые музыканты. Как догадалась Алена, те самые — грязные и обколотые…
— Это единственный концерт!.. — рыдала в трубку девушка. — Вы не беспокойтесь, Алена Ивановна, все будет в порядке… Здесь милиции полно и ОМОН подъехал, я сама видела.
— Не отключать связь! — рявкнула Калязина, головой прижимая трубку к плечу и лихорадочно набирая на другом телефоне номер мужа…
Результатом этих действий было следующее. Няньку, испуганно прижимавшую к себе рюкзачок-«кенгуру» с Калязиным-младшим, плотно окружили несколько омоновцев в камуфляже, под конвоем отвели в обшарпанный кабинет длинноволосого и немытого директора ДК и, пинками вытолкав оттуда хозяина, заперли. Двое омоновцев с автоматами сомкнули плечи у дверей кабинета и разомкнули их лишь при появлении в конце тускло освещенного коридора знаменитой телеведущей. Надо ли говорить, что нянька была немедленно уволена… А объявленный концерт не состоялся — омоновцы, почувствовавшие себя спасителями невинного дитяти, решили не мелочиться и довести дело до конца.
Одному из фанатов, оказавшемуся на улице в числе первых, почти удалось сделать эксклюзивный снимок: знаменитая телеведущая с сыном на руках выходит из дверей ДК, над которыми висит огромная афиша его любимой группы. Парень уже успел навести объектив своей «мыльницы» на Алену, но отважные омоновцы и тут не лопухнулись: в следующее мгновение он лежал лицом в асфальт, а его старенькая «мыльница» закончила свои дни под тяжелым каблуком армейского ботинка.
На следующий день Алена, уже оправившаяся от стресса, объявила Феликсу Калязину-старшему, что уходит в бессрочный отпуск. Генеральный директор канала возражать не стал. Он даже не стал говорить своей лучшей ведущей, что с ее уходом на канале начнутся некоторые проблемы. Зачем говорить о том, что и так понятно… К тому же Калязин относился к породе оптимистов и был уверен: нет таких трудностей, с которыми нельзя было бы справиться. «В конце концов, — решил он, — если потуже затянуть пояса, мы сможем себе позволить переманить со стороны популярного ведущего, который справится с Алениной „политикой“. А зритель привыкает ко всему. Иначе говоря, хавает все».
