Но пока ответственный секретарь требовал от меня подчинения:
-- Твоя задача -- выяснить, как она добивается высоких показателей, и написать доступными для нашего читателя словами. Почитай в старых номерах про сельское хозяйство и поезжай.
Плотская ферма находилась у черта на рогах. Туда отправлялось два автобуса в день. Поэтому, наверное, меня и послали: другие нашли себе задание поближе. (Как выяснилось, они рыскали по птицефабрике в поисках героев труда, но с трудом нашли примеры хорошего отношения к делу и грустные вернулись в редакцию с ведром яиц.)
Я приехал. Доярка Негрей оказалась розовощекой упитанной девкой двадцати трех лет с некоторыми позывами именоваться смазливенькой. Когда я объяснил, что мне надо, она повела к стенду с какими-то графиками, цифрами, соцобязательствами и прочей дребеденью.
-- Наглядность примера играет большую роль в воспитании отстающих звеньев,-- сказал я и добросовестно переписал все цифры.
-- А теперь расскажите о себе. С кем живете, чем увлекаетесь. У вас мама не знаменитая доярка? Папа не водит трактор?
-- Одна живу.
-- Сирота, значит. Из пригорода. Может, нам пойти и побеседовать у вас? Тут запахи, а мне все нужно знать, и это и наших интересах, иначе очерк выйдет вялым.
Она повела к себе, и по дороге я купил бутылку. В редакциях так принято, объяснил я. Доярке пришлось ставить обед, нe запивать же водку чаем. Потом мы очень мило побеседовали о качестве молока и гумуса -- я пил из стакана, она -- из рюмки, и разошлись. Стоя на остановке в ожидании последнего автобуса, я сказал себе: "Ну, куда ты, дурак, собрался? Сиротливые доярки раз в жизни с неба падают". Купил еще одну бутылку и вернулся.
-- Опоздал на автобус. Не знаю, что и делать... Придется у вас ночевать.
Опять пили и говорили о пользе силоса. Потом она постелила мне на кровати, а сама залезла на печь. Полежав с полчаса и подготовив себя к изнурительной осаде, потому что подобных девушек приходится уговаривать долго, я на цыпочках подкрался к печной лавке. Доярка не шевелилась. Я осмелел и забрался на печь, и уже нащупал грудь, и сунулся губами туда, где, по моим расчетам, находилось ее лицо, как вдруг она с такой силой двинула мне коленом пониже живота, что я кубарем полетел вниз и шлепнулся на дощатый пол. И как упал, скрюченный в три погибели, так и пролежал до утра, не шевелясь. А она повернулась на бок и захрапела.
-- Для кого бережешься, дура? -- спросил я утром.-- Для принца? Принцы к дояркам не ездят...
Но очерк об этой заразе я все-таки накатал, причем особенно расписал, какая она комсомолка.
-- Дело идет, беру тебя в корреспондентский штат, -- сказал редактор Куриляпов, скользя карандашом по моей заметке. Странно он читал газету -каждый столбец сверху донизу, словно на полосе была только одна статья. А может, так и надо. В сущности, все статьи на одну тему.
-- Товарищ Сплю работает на полставки, другую половину я держал в резерве. Пиши заявление и забирай.
С этого дня я совмещал три должности и стал высокооплачиваемым сотрудником редакции, ничего не делая...
Майор уже храпит над журналом. Незнайка, видимо, так и ушел в школу с несобранным портфелем. Я кидаю в Сплю ластиком и попадаю в макушку Сплю просыпается.
-- Надо работать, -- говорю я. -- Открывайте журнал и регистрируйте письма трудящихся.
-- Здесь-на-чаль-ник-я, -- отвечает майор.
-- Делайте, что вам говорят, товарищ начальник. Письма идут в редакцию каждый день, горы писем...
"Во вчерашнем номере в рубрике "Мужчины в доме" вы печатали советы, как лучше установить мебель в квартире. Мне советы понравились, но вот беда -нет квартиры. Помогите через газету, похлопочите, вам не откажут. Я уже десять лет работаю на..."
-- Это письмо в архив без комментариев,-- говорю я майору и поднимаюсь
-- Вы-ку-да? -- спрашивает Сплю.
-- Курить.
"Объясните, пожалуйста, на страницах вашей газеты, почему у человека сначала вырастают молочные зубы, а потом-- коренные? Почему выпадают молочные? Может, они ненастоящие?"
-- Это, наверное, вы написали и спрятались за псевдонимом,-- смеюсь я, протягивая майору письмо, и поднимаюсь.
-- Вы-ку-да? -- спрашивает Сплю.
-- Курить.
".. Работаю на заводе токарем, значит, я пролетариат. А участковый говорит, что никакой я не пролетариат, а хулиган, деклассированный элемент. Объясните, пожалуйста, какова моя классовая сущность". Во как! Значит, и дом у человека есть, и работой доволен, и телевизор вовремя ремонтируют, а ему все мало. Объяснений захотел!
-- В архив.
-- О-пять-ку-рить?
-- Нет, в сортир.
"Дорогой "Девичник" (так называется воскресная страничка для женщин)! Меня никто не берет замуж. Мальчики говорят: "Ты жирная для семьи". Расскажи, "Девичник", как похудеть? Продавщица маг. No8 райпищеторга Елена Тулстул".
Это уже кое-что. Я открываю справочник, звоню в магазин и прошу автора к телефону:
-- Из редакции, по вашему письму. Вы в каком отделе работаете?
-- В гастрономическом.
-- Отлично! На днях к вам заглянет наш корреспондент, занесет советы. Ну, и вы встретьте его, как полагается.-- Колбаса давно была мне нужна в больших количествах, а клянчить каждый раз у товарища Примерова надоело. Он в отместку требовал от меня невозможного.
-- О-пять-в-сор-тир? -- спрашивает Сплю. Я на эту рожу уже смотреть не могу, а все равно сижу и слушаю. Ведь интересно, какую дурь он еще спросит? Я напускаю серьезный вид и говорю:
-- Все, майор, кончилось мое терпение,-- снимаю телефонную трубку и звоню на склад его жене.-- Слушай! Уйми своего кобеля, не то его дурость на тебя выльется.
Сплю засовывает ладони между колен и закрывает глаза. Он так делает, когда ему становится страшно. Наверное, майора в детстве часто лупили по рукам.
"Верните мне мужа, детям -- отца, а стране -- гражданина..."
А ключ от квартиры не надо?.. Сил нет читать эту дребедень. Может, предложить Сплю сыграть в "Морской бой"? Но он, подлец, ставит последний корабль в последнюю свободную клетку и частенько меня обыгрывает. Я иду в кабинет ответственного секретаря.
Илья Федорович, надоело дурью маяться. Дайте какое-нибудь задание.
Ответственный секретарь крутит на пальце кольцо из скрепок, смотрит в окно и говорит:
-- В центральных газетах, которые для нас не просто печатное слово, а руководство к действию, пишут, что современному производству нужны не директора, а хозяева. Причем хозяева эти липовые, на самом деле хозяин у нас -- советский народ. Требуется директор, который был бы хозяином хозяев, но при этом не командовал бы хозяевами. Толком объяснить это невозможно, но сделать как-то надо. Вот тебе и задание. Возьми директора типографии или бани... Хотя баня -- это не завод, но тоже -- "производство чистых тел". Нет, лучше Сусанина. Ты же там работал, должен его знать.
-- Он вчера пришел ко мне в трусах и в майке.
-- Про тебя болтают, что ты пробивной малый? -- спрашивает ответственный секретарь и смотрит на меня.
Я молчу. А что ответишь? Что слух обо мне прошел по всей земле великой?..
-- У меня через неделю день рождения. Ты с деликатесами дружен?
-- Я со всеми дружен, кто со мной дружен...
В двенадцать я прихожу домой, и следом за мной мчится Любка Чертовачая -- кладовщица с базы райпищеторга. Сам бог велел взять такую в любовницы. Она одна съедает сервелата больше, чем все жители Сворска вместе взятые. "Кто полюбит меня больше всех, тот и получит больше всех при распределении материальных благ",-- говорит Чертоватая.
Года два назад мы лежали в постели, и Любке было видение, будто подошел к ней Сплю и дал кулаком по морде. Она посреди ночи расплакалась и решила, что это -- знак, что майор должен стать ее нареченным,-- и окрутила парня с пенсией, хотя у них разница двадцать пять лет. Очень дружная получилась семья, прямо как в сказке: "Жили-были, старик с молодухой, он был придурок, она была придура..." Хотя, если подумать, Любке бы, наверное, стоило выйти замуж за какого-нибудь военного, только не в отставке. Из нее получилась бы настоящая боевая подруга. Часто, напившись спирта на складе, она выходила к воротам базы и говорила истомившейся очереди снабженцев: "Мужики называются! Вот возьму нас всех, куплю и продам! Эх вы, только и можете, что за мной крохи подбирать! Я одна вас прокормлю, одену, обую, уложу и сама рядом лягу!.."
-- Что у тебя есть вкусненького? -- спрашивает Любка.
-- Ты что, на складе не нажралась? -- спрашиваю я. -- Вчера достал два десятка английских дисков. Сплошной хитпарад. Посмотри, может выберешь.
Я знаю, на что клюют кладовщицы!
-- Сколько?
-- По сорок рублей за штучку.
-- Оптом дешевле?
-- Дороже,-- говорю я.-- Икра у тебя есть? Черная, по госцене?
-- Двадцать килограммов икры, -- прикидывает Чертоватая. Но ты же знаешь, у меня килограмм -- полтинник. И дешевле я не отдам даже товарищу Примерову.
-- Отдашь.
-- Нет. И не проси.
Ладно, говорю я,-- о делах потом, давай развлечемся. Мы лезем в постель, и минут через пять я спрашиваю, прерывая страстный поцелуй:
