– А ничего и не надо, – вздохнула Соня.
– Может… Может я все-таки напишу? У вас имеется книга отзывов?
– Книга отзывов? – переспросила Соня. Книги отзывов не было. Но Соне не хотелось разочаровывать старушку. Если уж делать хорошее, то до конца. – Да, сейчас подам.
Соня бросилась к столу, лихорадочно подыскивая что-нибудь похожее. Ежедневник!
– Вот, – протянула Соня ежедневник и ручку. – Садитесь здесь.
Старушка замялась:
– Вы знаете… Я ведь совсем не вижу… Может, я продиктую вам? А потом вы покажете, и я распишусь.
– Хорошо, – согласилась Соня, усаживаясь за стол.
Старушка опустила Жулю на ковер и принялась диктовать текст. Соня покосилась на Жулю: собачка растопырила лапы, опустила к ковру живот… Соня вздохнула, зашуршала по бумаге. Текст получился короткий, но добросердечный – старики это могут. Девушка передала ежедневник.
– Вот здесь, – показала Соня.
Хозяйка собачки расписалась, захлопнула ежедневник, и… на стол выпала фотография Берггольца.
– Ой, – сказала старушка, – фотография. – И близко-близко поднесла ее к глазам. – Кто это? – воскликнула старушка и повторила: – кто это?
– Сергей Арнольдович, – без интереса ответила Соня.
– Арнольдович? Боже, как похож на моего сына! – Старушка почему-то заплакала, и Соне вдруг захотелось заплакать вместе с ней. – Вы уверены, что это Сергей Арнольдович?
Соня удивилась:
– А как же.
– Простите, – сказала старушка и вернула фотографию, – простите. Слепая я… Жуля, пойдем!
* * *
Марина Петровна любила утопить педаль – скорость очень любила. И все у нее было на скорости: работа, любовь, скандалы. Все скоростное, опасное. И тридцать лет, и все не «еще спереди», а уже было, было! И сейчас она неслась… Она сама этого не знала, куда. А куда глаза глядят! Все надоело. Надоело все. До рвоты. «Я-вас-всех-не-на-ви-жу. И в ответ разрешаю ненавидеть меня!» Ей захотелось чего-то необычного, из ряда вон. Марина поправила темные непроницаемые очки, сжала руль, вдавила в коврик модным ботинком послушную педаль. «Божью коровку» вынесло на встречную полосу. Фары рассекли темноту, высветили стену леса. Кр-расота! Снег изо всех сил бил в лобовое стекло. Кр-расота! И тепло: шуба греет, печка работает. Кр-расота! И одна. Кр-расота! Она схватила с соседнего кресла неполную бутылку, пустила в себя глоток, поморщилась – кр-расота! – и тут же услышала телефонный звонок.
– Слуш-шаю, – ответила она и засмеялась.
– Прости меня, – сказал мужской голос. – Я, знаешь, не могу без тебя…
– Силантьев, пошел к… – Марина икнула, – к черту!
– Я тебя люблю… шепнул голос.
– А я тебя – нет! – Она нажала кнопку стеклоподъемника – в лицо ударил снежный воздух – швырнула телефон в окно. – Сволочь! – И потянулась к бутылке на соседнем кресле.
Впереди показался пост ГАИ. Офицер махнул жезлом. Марина сбросила скорость, обернулась назад:
– Спишь, кисочка? Ну спи, спи…
Офицер без приглашения полез в салон, повертел в руке бутылку, отбросил на заднее сиденье. Его внимание что-то привлекло.
– Кошка?! – настороженно бросил он – Мертвая?
– Не твое дело, лейтенант! – отрезала Марина и расхохоталась.
– Капитан, – сказал офицер, раскрывая водительское удостоверение.
– Значит, будешь… – пообещала Марина.
– Так, Глухова Марина Петровна… Техталон… – Он прищурил глаз. – А пройдемте-ка со мной.
– Вот это видел? – Марина показала средний палец.
– Много раз, – ответил офицер, ловко вынул ключи из замка зажигания и распахнул дверь.
Две минуты пьяного сопротивления, истерика с обещаниями сюда еще вернуться, имитация кино-драки…
– Садитесь вот сюда, – офицер предложил Марине стул и подсел рядом.
– Где я? – спросила Марина.
– Здесь, – ответил офицер.
– А именно? – Марина закрыла глаза.
– Вот тут. – Офицер вынул из портупеи карту, придвинулся к Марине, ткнул пальцем в черный кружок с надписью «Снежин».
– А именно? – повторила Марина сквозь сон и опустила голову офицеру на плечо.
– Я же говорю вам: вот тут…
* * *
– Странно, – сказал офицер, – мы проверили по картотеке – нигде не значится, ни она, ни ее машина. И вот что, – офицер закатал брюки, – видите? Это каблуком она меня. И вот здесь…
– Не нужно, не нужно, – остановил адвокат и полез в карман. – Возьмите еще.
Офицер спрятал купюру.
– Я могу ее забрать? – спросил адвокат.
– Можете. – Офицер кивнул на окно. – Машина на штрафной стоянке. Подать?
– Спасибо, мы сами.
Марина, безуспешно сдерживая дрожь, поджидала адвоката, прислонившись к столбу со знаком «40». Жизнь казалась еще более мерзкой, чем вчера. И не спасало яркое утреннее солнце, и не радовал красивый зимний пейзаж, и синие тени на снегу раздражали. Марина пошевелила иссохшим ртом:
– Ненавижу вас всех!
– Что? – спросил адвокат.
– Всех ненавижу, – повторила Марина и поцеловала адвоката в губы.
– Знаю, – сказал адвокат. И сплюнул. – Поехали.
– Ключи! – Марина протянула руку.
Ей захотелось продолжить этот дикий ночной путь. Безмятежный путь странника. Кр-расота! И путь этот манил с таинственной силой. Не кончались приключения, ой не кончались. Разве не в этом счастье: никого не видеть, знай себе мчаться по пустынному шоссе, потягивать из бутылки. Кр-расота! А когда приспичит, не тащиться в кусты, а сесть прямо на дороге… Кр-расота!
– Ключи! – повторила Марина.
– На! – адвокат подбросил связку. – Куда ты?
– Куда глаза глядят. Искать на жопу приключений.
– Тебе мало?
– Еще как. Поеду, может, убью кого-нибудь.
– Дура! – сказал адвокат.
Марина запустила мотор. Адвокат стукнулся в стекло, протянул телефон. «По-зво-ни», – пошевелил он губами. Марина не ответила, бросила телефон на соседнее кресло. Взревела «Божья коровка», рванулась вперед.
– Дура! – повторил адвокат и тронулся в противоположную сторону. – На двести баксов залетел… – Мимо замелькали деревья, столбы, знак «Москва» со стрелкой… И еще черт знает сколько километров обратного пути.
* * *
Заверещал домофон – Сергей Арнольдович включился в происходящее – пришла Соня.
– Где карточка? – спросил он в микрофон.
– Откройте, это я, – сказала Соня, и Сергей Арнольдович представил, как она капризно трясет худыми плечами.
– Не открою.
– Ну, пожалуйста, – взмолилось лицо на экране. – Она далеко – лезть долго.
– Последний раз, – сказал Сергей Арнольдович и нажал кнопку.
Он захромал по ковру, опустил голову. За спиной раздался скрежет, скрипнула дверь.
Сергей Арнольдович вдруг увидел два неприличных эллипса.
– Это что такое?
– Это? – переспросила вошедшая Соня, отмахиваясь от табачного дыма. – Это – собачка нашлась.
– Собачка нашлась? – побагровел Сергей Арнольдович. – Собачка… Зачем ты со мной так?
– Я… Как «так»? – испугалась Соня и захныкала. – Знаете, какая она?
– Какая? – Сергей Арнольдович сел на стол, привлек к себе Соню. Соня нырнула в отеческие объятья. – Ей нужно помогать, жалко ее…
– Хозяйка поможет, – сказал Сергей Арнольдович и погладил Соню по плечу. – Не плачь, не плачь…
– Бабушке помогать, – затряслась в рыданиях Соня.
Сергей Арнольдович отстранил от себя Соню – дел много, а он нюни распускает – и тут же выключился из происходящего. Итак, пять лет, четыре убийства, декабрь. Сергей Арнольдович нахмурил лоб, пожевал мундштук. Еще что? Ровным счетом ничего. Он в сердцах пнул кресло, заковылял по ковру. Убийства совершаются ежегодно. Одно убийство, и нет гражданки. Убийца… – или убийцы? – не найден. Сергей Арнольдович остановился. А может, пронесет? Может, насытился он? Берггольц опустился на пол. Двадцать отжиманий! Делай раз. Делай два. Сегодня и ежедневно. Раз – два. Приближается – удаляется, приближается – удаляется его длинноносая тень. И ведь без видимых причин убивает. Хоп и нет человека. Режет, душит. Как будто играет. Да! – играет. Не берет ничего. Преподаватель, начальник цеха, прапорщик, безработная. Следующая – кто? И никакой связи.
Сергей Арнольдович тяжело задышал, свалился в кресло. Прапорщик была первой. Отвердевший на морозе труп. Изогнутые, замерзшие пальцы. Незамужняя начальник продовольственного склада. Да, была первой. И он искал. Рыл землю. Никаких подсказок. А потом Сергей Арнольдович ушел. Вчистую. Берггольц понесся в тот злополучный летний вечер. Безобразная подворотня, три выстрела, один из которых его, беспамятство. И теперь он – никто. Никому не нужен. Был сыщик, а теперь – нет. И что прикажете делать? Сергей Арнольдович мало что умел. А из того, что умел – быть сильным, быть жестким, искать и находить. Эх, ма! Квалификацию не пропьешь, – сказал он себе и взялся за старое. Частным образом взялся. Заработки шли ни шатко, ни валко – хоть благотворительностью и не занимался. Но четыре убийства! – без пяти минут пять – святое дело. Вот именно, пять. Дело чести.
