- Из Нью-Йорка? - спросил он.
- Нет.
- Кажется, здесь все приезжие, - мужчина вынул все снимки из кармана плаща и проглядел ещё раз.
- Некоторые недурны, - заметил он.
Патрисия прислонилась к стене и постаралась руками побольше закрыть груди. Заметив капельки пота на груди, она потянулась за рубашкой и промокнула влажную кожу.
Мужчина пристально её рассматривал.
- Давно этим занимаетесь?
Она пожала плечами.
- Месяца четыре - пять.
Его глаза блуждали вверх-вниз по её телу, будто он пытался запомнить её всю.
- Вам это нравится?
Это спрашивали многие.
- Нет. Не очень. Но работа несложная, деньги неплохие, а сейчас они мне здорово нужны.
Он долго молча смотрел на нее, потом опустил глаза, щелкнул языком, взял фотоаппарат, встал и попросил:
- Лягте снова на спину, пожалуйста.
Патриция отодвинулась на середину матраса и легла.
Он стоял над ней. Некоторое время просто смотрел на неё и хмурился. Наконец сказал:
- Не могли бы вы раздвинуть ноги?
Приблизительно того же раньше или позже хотели все, и она даже удивилась, что это не случилось раньше. Именно такими вещами и торговал Изи. Она облизала губы, закрыла глаза, слегка подняла колени и широко расставила ноги, так, как всем им нравилось. Патрисия была натуральной блондинкой, и редкие волосики у неё на лобке просвечивали. Когда она развела ноги, розовая влажная вагина засверкала на свету.
Мужчина очень быстро сделал снимок, будто боялся, что она сведет колени раньше, чем он успеет снять. Готовую фотографию он ей не показал. И попросил ещё раз принять ту же позу. На этот раз он опустился на колени на краю матраса и сфотографировал изблизи. Это был последний кадр.
Пока Патрисия одевалась, мужчина снова просмотрел свою добычу. Он ни словом с ней не перемолвился, зато дал два доллара на чай.
Прежде чем вернуться к столу Изи, она проглотила две таблетки "оби" и запила водой. Они вытащат её из того полубольного состояния, которое всегда приходило после сеансов в кабинке.
Патриция знала, что не должна переживать по этому поводу, если честно, все это ненатурально и глупо. Но она переживала, и иногда спустя несколько дней вдруг покрывалась мурашками от мысли, как какой-нибудь мужчина где-нибудь в гостинице мастурбирует над её фотографиями. Но зато она получала восемь долларов с каждого плюс чаевые. И как говорила Памела - та тоже работала здесь, пока беременность не стала слишком заметна - это куда легче того, что приходится за восемь долларов делать другим.
- Скажи-ка мне вот что, - попросила она Изи, наблюдая, как тот проверяет камеру в поисках повреждений после очередного клиента. Предположим, человек задумал серьезное предприятие, которое может принести настоящие деньги. Ты с ним говорил бы? Куда можно обратиться с такими планами?
Изи оторвался от камеры, и глаза его сверкнули веселым любопытством.
- Пока Изи в деле, тебе не нужно беспокоиться ни о крупных предприятиях, ни о больших проблемах. Пока у Изи есть это местечко, ты всегда получишь свой кусок хлеба.
- У моих друзей есть идея, - пояснила она. - Пока только идея, но крупная. Я хочу сказать, действительно крупная.
Изи кивнул и покачал головой.
- Они всегда крупные... Говорю тебе, лучше делать немножко тут, немножко там... чем то, о чем ты говоришь. Крупные идеи - большие неприятности.
- Мои друзья такой совет не примут, Изи, - вздохнула она. - Я возможно. Они - нет.
- Очень плохо.
- Я просто спросила, с кем им надо поговорить?
Изи смотрел мимо неё на кушетку в другом углу, где скучающие девушки нервно ощипывали бахрому. Потом нахмурился и покачал головой.
- И что заставляет тебя думать, что Изи знает что-нибудь о чем-нибудь таком?
- Однажды ты сам мне рассказывал... Очень давно.
Он вздохнул.
- Гм-м. Изи слишком много говорит.
- Ты говоришь, я слушаю...
- Ладно, тогда слушай. Не жди, что кто-нибудь станет говорить с тобой о том, о чем ты думаешь. Почему кто-то должен с тобой разговаривать? Что им с того? Знаешь, кто твои друзья? Свора прыщавых подростков, которые сидят на всякой дури. Не знаю, что они задумали, но тебе лучше держаться человека вроде Изи. Делай как я, зарабатывай на хлеб, расслабься, не ищи неприятностей. Никаких неприятностей.
Он щелкнул крышкой "поляроида" и принялся протирать шестеренки. Патрисия поняла намек и замолчала.
- Тебя когда-нибудь заметали? - неожиданно спросил он. Сколько ты сидела за решеткой?
- Пару ночей, - вздохнула она. - Достаточно, чтобы понять, что это такое.
- Черт! Изи там провел пятнадцать лет.
- Все равно я не боюсь! - вспыхнула она.
- Да, ты не боишься. Ты храбрая. Проблема в том, что храбрость твоя в том флакончике, что ты носишь в сумочке. Когда тебе нужно немного храбрости, ты просто глотаешь её из своего флакончика. Вот тебе совет завязывай с этой дрянью и впусти страх обратно. А потом подумай обо всем.
Она пожала плечами.
- Ладно, Изи.
Он печально покачал головой.
- Изи не знает, что у тебя на уме, Патрисия, у тебя и твоих ненормальных друзей. Но Изи хотел бы уметь говорить так, чтобы ты поняла. Ты попадешь в большою беду, если будешь говорить о том, о чем твердишь сегодня. Большую беду, Патрисия. Ты не знаешь, что значит большая беда.
4 июня
В маленьком гараже на Восточной 47-й Фрэнк в белом рабочем комбинезоне проворно выскользнул из черного "кадиллака" и придержал открытую дверцу перед его владельцем. Тот небрежно кивнул в знак благодарности и ни слова не говоря протянул ему доллар.
- Спасибо, мистер Дрискол. Спокойной ночи. Приятных выходных.
Фрэнк вернулся в грязноватую конторку, где резкий свет заливал выкрашенные зеленой краской стены, развалился ободранном на кухонном стуле из гнутых стальных трубок и голубого пластика, скрестил руки на спинке и зевнул. Потом вытащил доллар и протянул его напарнику - рослому негру.
- Бери, Джим. С Рождеством от Дрискола... Вот же дешевый сукин сына! Это его еженедельный доллар.
Джим взял бумажку, медленно развернул её и спрятал в нагрудный карман спецовки.
- Все равно, - сказал он. - Спасибо Господу за эту пятницу.
Фрэнк оглядел улицу сквозь окно, вынул из кармана пачку банкнот и пролистал их большим пальцем, прикидывая сумму.
- Вот что, - сказал он. - Здесь двадцать пять. Годится?
Джим деньги взял, но задумчиво на них посмотрел и нахмурился.
- Я для тебя ничего не сделал, Фрэнк.
- А я считаю иначе.
Джим пристально смотрел на деньги.
- Я очень благодарен, Фрэнк, - сказал он.
Фрэнк кивнул и покосился на часы.
- Осталось четыре машины?
- Да ты иди, иди, - сказал Джим. - Спросят, я скажу, что Дрискол был немного нездоров и попросил тебя отвезти его домой.
Фрэнк хлопнул Джима по плечу.
- Спасибо. Но вот о чем я думаю... ко мне парень должен прийти.
- О-о. Ладно, все в твоем распоряжении.
- Я буду очень рад, если ты побудешь здесь, пока он не уйдет. Мне нужно, чтобы он тебя видел. Договорились?
Джим кивнул.
В шесть часов, когда Джим сдавал владельцу последнюю машину, а Фрэнк сидел в конторке, читая газету и потягивая кока-колу, вошел Скотт.
- Я не собираюсь с тобой разговаривать, если ты не принес денег, предупредил Фрэнк, не успел Скотт переступить порог. Всем своим видом он выражал явное неодобрение наряда Скотта: широкополая обвисшая шляпа и жилетка поверх футболки. - Я говорю про наличные.
- Да есть у меня деньги, - отмахнулся Скотт, сел на старый кухонный стул и выудил из кармана джинсов пачку купюр. Здесь пять сотен.
Фрэнк принялся пересчитывать.
- Где взял?
- Какая разница?
Взгляд Фрэнка медленно скользнул вверх и застыл на лице Скотта. Он перестал считать деньги, лицо его окаменело, он весь застыл, уставившись вперед и ожидая настоящего ответа. С мгновение Скотт отвечал таким же взглядом. Его задранный подбородок и скривившийся в ухмылке рот выражали сложную смесь вызова и удовольствия; но долго такой схватки он не выдержал и опустил глаза.
- У меня немного оставалось от других сделок, - пояснил он. - А большая часть - месячный перевод из дому, от старой мамочки.
- Твоей старой мамочки? - холодно переспросил Фрэнк.
- Ага. Моей девчонки. Ее мать присылает понемногу каждый месяц.
- Ладно, - буркнул Фрэнк и вернулся к пересчету денег. Потом раскрыл лежавшую на полу черную коробку для бутербродов и достал оттуда пачку рецептурных бланков. Отсчитав десяток, он внимательно просмотрел все подряд, прежде чем протянуть их Скотту.
- Что собираешься с ними делать?
- Часть продам. Часть использую.
Фрэнк снова надолго замер и замолчал, будто решая, не забрать ли рецепты назад и не вернуть ли деньги. Потом громко вздохнул и протянул Скотту лист бумаги.
