— Семьсот баксов? — переспросил я.
— Именно таки так, — подтвердил фотограф и сделал оригинальный вывод, что стоять у мартена куда труднее и за это не платят таких сумасшедших денежек.
Я посмеялся: ещё неизвестно, что легче: стоять у мартена или лежать у домны. На этой веселой ноте мы ударили по рукам. Я получил листочек с номером телефона и конверт, где угадывались снимки для отдела кадров дамского клуба.
— Заходьте ещо, — облизнула плодоягодные губки наша доморощенная Моника Порывай на прощание.
— Непременно, — буркнул я.
Черт знает что! Быть может, пока не поздно придержать шаг и не прыгать через три ступени в мир неизвестный, скрытый от обывательского глаза, как панцирь земли за кучевыми облаками.
Как тут не вспомнить первый прыжок с парашютом, когда тебя выносит из самолетного брюха в качестве мешка с натрием для урожайности родных полей. Страшно делать последний, он же первый шаг в никуда. Или ты его делаешь, или не делаешь, вот в чем дело. Некоторые так и не сумели кинуть себя в воздушные потоки, чтобы после чувствовать нетрезвое счастье оттого, что по-прежнему живешь да ещё управляешь лямками индивидуального летательного средства, с помощью которого удалось избежать летального исхода.
Так что опыт жизни в экстремальных условиях у меня есть. И поэтому никаких сомнения, сержант, никаких сомнений. И я делаю шаг из сумрака подъезда в солнечный день.
На Арбате вечный праздник жизни: торгаши матрешками, музыканты, художники, зеваки и прочая нетребовательная публика, бродящая меж фальшивыми фонарями. Мое внимание привлекает шарлатан с лицом пьющего по утрам отнюдь не кефир. На его груди трафаретка, утверждающая, что он астролог, способный предсказать судьбу по звездам. Жаль, что не верю в подобную шелуху, а то приостановился бы в надежде получить высшую благосклонность. Увы, я атеист и практик, и потом надо спешить в дамский клуб, где, подозреваю, меня ждет выволочка по причине моего же стойкого нежелания сотрудничать с костоправом из «Вагриу».
К счастью, управляющий Голощеков был занят с делегацией из Франции не по обмену ли передовым опытом на рынке порока? Однако по его просьбе меня познакомили с Виктор`ом, одним из выдающихся казановых в нашем лаптевом вертепе. Вероятно, чтобы я ещё лучше познал профессию жиголо пока на словах?
И первые слова альфонса, похожего манерами на потертого, но душистого павиана, были такие: «Все женщины прежде всего сучки и хотят лишь одного: чтобы их хорошенько трахнули.»
— Аркадий Петрович просил ввести тебя, так сказать, в курс дела, проговорил Викт`ор, когда мы присели за стойку местного бара. — В курс дела с моей, — уточнил, — точки зрения.
— Водочки, — предложил я, — коньячку?
— Не-не, — отмахнул новый друг. — Я только сок: апельсиновый. С этим делом, — указал на батарею бутылок, — аккуратно, а то сам понимаешь, выпил раз, выпил два — и солдатик упал в блиндажике.
Я понял метафоричный слог, и тем не менее заказал молдавского коньячка «Белый аист». Как говорится, тяпнул сто пятьдесят и уже летишь в теплые сытые края Америки.
— Ну, — поднял стакан с соком Викт`ор, — чтобы наши клинки были остры, метки и никогда не ржавели в ножнах!
— Не поэт ли вы, Виктор? — усмехнулся я.
— Викт`ор, — поправил. — Не поэт, но кузнец своего счастья.
Под легкий музыкальный бриз вашингтонского блюза и мягкий свет рязанского бра чужое повествование о жизни и любовных похождениях казалось ненатуральным, как пластмассовые польские жемчуга.
— Учись на моих ошибках, парень, — предупредил старший товарищ. Никогда не верь бабам. Помни — это твой враг номер один. Все войны, революции, падения империй, эпидемии, землетрясения, — увлекся, наводнения и так далее от них. — И обиделся. — Смейся-смейся, но когда-нибудь помянешь меня добрым словом.
— Ну за любовь, — пригубил рюмку, — не омраченную ничем.
— За любовь? — хныкнул альфонс. — Забыл старика Ницше? «Идешь к женщине, не забудь плетку» — гениальные слова. — И пожелал, чтобы эта цитатка стала эпиграфом в моей будущей деятельности.
В свое время Викт`ор принадлежал к мажорам, то есть к золотой молодежи. Папа и мама дипломаты, в доме полная чаша: заграница ваша — будет наша. Решив пойти испытанным предками жизненным путем, Витенька поступил в МГИМО — институт международных отношений. Учился как все и был как все. Поскольку «секса в СССР не было», то этим интересовался в последнюю очередь. Хотя любил покрутить порно, тогда сурово запрещенное, под бутылочку кислого сухача, особенно, когда родители убывали в зарубежное далеко.
— Кайф, — вспоминал молодость Викт`ор, причмокивая соком. — Порно, вино, весенний, прости, ветерок в окно и свобода. Хор-р-рошо!
Но свобода свободой, а природа требует своего — бабу требует она: от счастливых ночных сновидений у Витеньки затевались такие поллюции, что по утрам приходилось стирать простыни, замаранные гейзеровскими выбросами спермы.
— Девственником был, — признался Викт`ор, — до девятнадцати годков.
— А сколько сейчас, — задал щепетильный вопрос, — годков?
— Сорок.
Я поперхнулся от удивления и признался искренне, что мой старший товарищ хорошо сохранился и очень даже сохранился: лет так на тридцать. От такого непритворного заключения Викт`ор заметно вдохновился и даже решил нарушить свой антиалкогольный закон. Мы чокнулись рюмахами с «белыми аистенками» — и наставническая исповедь продолжилась.
Жизнь будущего дипломата изменил случай. Все произошло, как в кино про не нашу любовь. Мальчик был дома один: отдыхал после экзаменов, дуя винцо и смотря порно. И вдруг приходит Валечка Павловна — подруга матери, мол, та звонила из знойного Рио-де-Жанейро и беспокоилась о любимом и единственном сыне. Как ещё раньше заметил Витенька, мамина подружка была женщиной интересной, легкой на подъем и с активной жизненной позицией. Разумеется, Валечка Павловна решила убрать в квартире: во-о-он, пыль под кроватью. Для удобства попросила халатик — халатик не застегивался. Короче говоря, весеннюю ночку они провели вместе, неискушенный юноша и тертая в любви женщина. И какую ночку — феерическую! Витенька чувствовал себя спутником, запущенным на звездную орбиту, бортовые системы которого функционируют нормально — отлично, черт возьми, действуют они!
Утром, потерзавшись, юноша пришел к выводу, что в обладании взрослой женщины есть свой шарм, то бишь определенная острота чувств. Валечка же Павловна не испытывала никаких комплексов. Наоборот воодушевила словами: «Если не будешь дураком, с такой мордашкой и таким „скипетром“, заживешь, как принц».
За поздним завтраком, пояснила, что женщина с годами начинает ценить секс куда больше, чем комфорт и богатства мира, и могут променять их на ночь с молодым партнером. «Хотя бы с тобой, мой милый», сказала на прощание.
Тайный их роман продолжался около года. И каждый брал свое: Витенька опыт, женщина — куски искрящегося счастья. В знак благодарности любовница преподносила любимчику дорогие подарки. Что поначалу напрягало того, да Валечка Павловна улыбалась: «Привыкай получать то, что заслужил».
Потом она убыла с мужем-дипломатом в долгую командировку, передав молоденького, быстро обучающего мальчика приятельнице. Та оказалась малосимпатичной, тучной, как туча, но с такими вакуумными губками… Это было что-то!.. За шоколадный минет тетка ещё и платила: как говорится, Россия — щедрая душа.
Во всяком случае, учась в МГИМО, юноша, грызущий гранит амурной науки, позволил себе купить автомобиль. После этого пошло — поехало. Как в прямом смысле, так и переносном.
Слушок о любвеобильном и способном love-boy быстро распространился в среде богатеньких матрон, у которых и деньга водилась, и душа горела от половых желаний, мужья же находились далече, в окопах холодной дипломатической войны.
— Я этих теток называл «мамочками», — признался Викт`ор. — И накормят, и посюсюкают, и оближут, как пряник. Но главное: все почему-то стеснялись раздеваться передо мной — оставались в ночных рубашках с рюшечками. Прикинь, да, с рюшечками и ещё цвета отвратного — розового…
— Розовый, — пошутил я, — цвет непорочности.
— Б-р-р! — поежился от воспоминаний дамский угодник. — Этот цвет, мой друг, убивает всё — все сексуальные охоты. Видно, «мамули» считали: довольно пристроить мне подобный «стриптиз» и я буду искриться бенгальским огнем.
Мы выпили за то, чтобы cука-жизнь как можно меньше издевалась над тружениками сексодрома, и Викт`ор продолжил: позже зародился класс деловых женщин. Эти дамы при всем их внешнем лоске и подтянутости потрясающе раскованы в койке и в большинстве своем увлекаются садомазохизмом. Это и понятно: целый день такая бизнес-баба руководит мужиками, а вечером ей хочется здоровой разрядки. И мчится она туда, где можно, без проблем оголив задницу, подставить её под плетку.
