– Скажи, крутое соло? Paul Mercer, вампирский бал, коронация главной ведьмы! С ютюба передрал – а скажи, чистый звук? – Кристи совал мне под нос свою мобилу, которая разливалась на весь коридор, и, похоже, не собирался брать трубку.
Медсестра укоризненно качнула шапочкой и взялась за ручку двери.
– Так, – сказал Крис, – вам, девушка, еще раз гран мерси, а мы – снялись отсюда. Поговорим в машине.
На улице оказалось так много света, голосов и лиц – и топот, и сигналы машин, и запах бензина… я даже подумал, что мог бы попробовать что-нибудь сказать. Попробовал. Получилось мерзкое бульканье.
– Да ладно, брось, – Крис треснул меня ладонью по спине. -Садись давай. Сейчас подумаем.
– Значит, вот что мы имеем: твою красавицу нашли около трассы – той, которая идет к таможне мимо Хынчешть. Нашли уже без сознания. Как она туда попала – никто не понимает. Никаких травм нет. Никто ее не насиловал. Судя по анализам, она здоровее нас с тобой. А вот что с ней – никто не знает. Что-то вроде комы, как я понял, а санитарки болтают, что это, типа, летаргия – но они бабы деревенские, поэтому их вычеркиваем.
Рано хоронить, вспомнил я, и почувствовал, что сейчас разрыдаюсь.
– Этот инспектор, – сосредоточенно продолжал Крис, – спит и видит, как бы с себя поскорее все спихнуть, так что если родственники не найдутся, или найдутся, но предъяв никаких не будет, дела не будет тоже. То, что он сказал тебе не уезжать – чушь собачья, не имеет права, я уже звонил нашему юрику. В общем, если хочешь, погнали за билетами – хоть на жэдэ, хоть в аэропорт. Только мне кажется что ты не хочешь… так что давай лучше сядем на хвост моему куму, а? У него все умотали – и жена с сыном, и теща, так что парень гуляет сегодня. Ну что? Фиг ли толку дома сидеть? А в больничку тебя не пустят – ты ей никто, да если бы и был кто-то, в реанимацию все равно не особо пролезешь. Помочь ей ты ничем не можешь, и вообще вид у тебя хреновый, так что поехали, брат.
Кристи повернул ключ зажигания.
– Тем более менты, насколько я их знаю, будут стараться разрулить все прям сегодня. И логично звонить как раз вечером, потому что найти они могут, скорее всего, домашний номер. Сам подумай, это ж плевое дело, сейчас ведь компьютеры кругом: позвонил в кассы, узнал фамилию – по фамилии адрес и телефоны, а потом по ментовской базе – родственные связи. Если инспектор не дурак, у него все схвачено в братских странах. Так что ему и не надо особо напрягаться. Вот увидишь, он тебе прям завтра позвонит, – Кристи уже выруливал на скоростную полосу виадука.
Я и вправду чуть не плакал от благодарности, горя и бесконечных приступов тошноты – почти как тогда, в девяносто пятом, когда Фрола и его подпевал выводил из класса молодой энергичный участковый с фуражкой на затылке и киношным вихром ровно посредине потного лба. Было видно: этот их не отпустит из жалости или за здорово живешь, и в общем-то, так оно и вышло – все пятеро вернулись домой только после того, как папаша Фрола отвалил кому положено нужную сумму.
А утром я проспал. И открывая дверь в кабинет физики, думал только о том, что б такого получше соврать: сломался будильник, не приехал автобус, опоздала электричка… чушь, электрички не опаздывают…я окаменел, наткнувшись взглядом на ухмыляющуюся рожу Фрола.
– Здорово, Мартын!
Физик суетливо нырнул в подсобку.
– Ну что, вешайся.
– Фрол, прекращай – ты ж слышал, что твой батя вчера сказал, – в голосе подпевалы зазвучал страх.
– А че прекращать? Я тоже когда-то батей стану!
– Если только под электричку не попадешь, – брякнул я сам не знаю почему.
Гулянка была в той стадии, когда надо накрыть, расставить и нарезать, а женщин для этого нет, поэтому кто-то умный уже полчаса назад смочил всю процедуру. Так что на меня почти не обращали внимания – тем более что Крис громко объявил, что на обратном пути за руль не сядет.
Я попросил ключи и пошел к машине, которую мы оставили прямо на опушке леса, обступившего дачный поселок, улегся на заднее сиденье и вытянул ноги в густую сухую траву. Пусть скорее наступит завтра, и пусть Крис окажется прав, умолял я кого-то, пожалуйста, пожалуйста! А потом стал вспоминать все техники релаксации, которые только знал – вдох на два счета, выдох на семь, представим себе мандарин и будем его поворачивать, внимательно рассматривая поры и другие детали… Надо взять себя в руки.
Пока я упражнялся, окончательно стемнело, стало прохладно и странно тихо – шум вечеринки как будто был за стеклом, а из леса прямо на меня наползала сырость и запах умирающего лета. Хотелось убежать туда, вжаться в поваленный ствол и перестать дышать, думать, мучиться. Стать мхом, мягким и безразличным.
– Марик20, ты ведь не хочешь пить, я же правильно понял? – у меня чуть не остановилось сердце, когда прямо передо мной внезапно материализовался Крис.
Нервы ни к черту…
– Нет, Кристи. Я, наверное, залягу на пару часов, как-то паршиво… Хорошо? Спасибо тебе.
– Да ладно, прекращай, что за разговоры. Я тогда потопал. Ты только люки задрай, а то комары сожрут.
– Ага.
– Давай, не кисни. Отдохни часок, и приходи зажигать.
И Крис, хлопнув меня по колену, ушел.
Если бы он был тогда рядом, ничего, может быть, и не случилось бы. Или я мог бы не пойти в школу – если бы знал, что вся фроловская шарашка наутро усядется за парты как ни в чем не бывало. Но я не знал. С омерзением глядя на выползшего из каморки физика, Фрол стал обещать мне все, что обычно обещают в таких случаях – ну, вы знаете, – но тут пришел военрук и увел всю гоп-компанию: Фрола сотоварищи очень ценили за выносливость, так что уроки они высиживали редко: кто-нибудь да забирал их – перенести что-нибудь, разгрузить или оттащить. В этот раз нужно было привезти новые учебники с какого-то склада.
Я машинально выпрямил спину. Слава богу. На сегодня можно забыть о них, а дальше – жизнь покажет.
Назавтра я остался дома, послезавтра – тоже, потом выпросил у мамы еще день. А когда пришел на уроки, сообразил, что мне, похоже, объявили бойкот. Тем же вечером мама прилетела домой в едва вменяемом состоянии. Ее глаза за запотевшими стеклами перекошенных очков выглядели совершенно безумными. Не помню, чтобы хоть когда-нибудь видел ее в таком состоянии.
– Как, почему? Что же ты мне не сказал? Как же это случилось, господи?!
Когда моя родительница сообразила, что я действительноне понимаю, о чем речь, она будто вправду тронулась:
– Боже… какой бы он ни был, это же человек! Даже не поинтересоваться – твой одноклассник! Ребенок… – последнее слово она выдохнула едва ли не в обмороке.
Отпаивая ее корвалолом, я смог собрать обрывки фраз в законченную картину. А картина, если абстрагироваться от эмоций, была предельно простой: школа наша учебников не дождалась, потому что посыльные за ними не доехали. А не доехали они потому, что ученик десятого «А» класса Алексей Фролов по неустановленным причинам попал под электропоезд в районе платформы Люберецкая. Опознать погибшего помогли его одноклассники. Гойя свободен – или, как сказали бы сейчас, нервно курит в сторонке.
А я ни о чем даже не догадывался по той простой причине, что не общался абсолютно ни с кем из одноклассников – точнее, целенаправленно не обращал ни на кого внимания. Просто отключал звук в мозгу – а что я еще мог сделать? И старался не замечать, что как минимум девчонки уж точно непрочь познакомиться поближе – они, как и все остальные, были вне моего эфира за то, что даже те трое-пятеро, кому Фрол был отвратителен, втайне все равно восхищались его бицепсами и безбашенностью. В общем, я сознательно вырубал любые звуки, которые издавал кто-нибудь кроме учителей.
Впрочем, когда Фрола похоронили, мне больше мне не пришлось этого делать: ни со мной, ни обо мне никто из класса так никогда и не заговорил – до того самого момента, как я вышел из школы, нянча новешенький аттестат.
20 уменьшительное от имени Марк, принятое в Молдове и одесской области37
Промучившись часа два, я решил все же разложить сиденье и попытаться уснуть. Надежды было мало, но я слышал, что вечеринка, хоть и выдыхается, еще не закончилась, а идти в народ мне не хотелось.
В конце концов мне удалось устроиться, и я опять стал упражняться в йоговском дыхании: набираю спокойный сумеречный воздух – раз, два… задерживаю его в легких – три, четыре… и он меня усыпляет, а все плохое я выдыхаю наружу…пять, шесть…шесть черных точек далеко впереди превратились в лоснящихся черных коней. Они толпились вокруг меня и не давали пройти. Но я схитрил – на четвереньках проскочил между переступающих копыт и оказался на опушке, возле машины Криса. Кони зубами хватали меня за одежду, тянули назад, дрожали. И я увидел, чего они боялись – около машины, как окровавленные манекены, лежали обнаженные тела, а у колеса стояло ведро с темной вязкой жидкостью. В ней плавали глаза – голубые, зеленые, светло-карие, окольцованные серым…
