Я вернулась в спальню, чтобы посмотреть, как там Сережа.
Как же сладко он спал. И как красив был во сне, даже в полумраке лунной голубоватой ночи. Я едва удержалась – хотелось поставить печать своих губ на объекте личной собственности. Или нет, мне тогда хотелось поцеловать его, как целуют красивую вещь, картину, цветок.
Сейчас я жалею, что так и не сделала этого, не прикоснулась. Он остался в моей памяти таким – спящим нецелованным ангелом, свернувшимся под одеялом.
Я сняла пижаму, надела черные брюки, красную тунику из кашемира и сандалии на невысоком каблуке. К ним полагалась большая красная сумка, куда я сложила все мелочи для ночного пикника плюс легкие сигареты – я держу их для компаний или на случай особого настроения, потому что сама курю мало. Собрала корзинку с водкой, жареными перепелками, сыром, ветчиной, положила коробку норвежской маринованной селедки, еще кое-что по мелочи из деликатесов. Потом вышла из дома, тихонько притворив за собой дверь, чтобы не разбудить мужа, спустилась на лифте в гараж и выехала со двора в ночную Москву.
Москва, сверкающая, огромная, величественная и манящая, какой я ее люблю, обняла меня своими пустынными улицами и проспектами и долго не выпускала, заставляя то мчаться на огромной скорости, то петлять по улочкам, пока, наконец, я не вырвалась на просторы Подмосковья. Темно-синее небо проглотило меня вместе с машиной, в которой надрывался страстный Джо Кокер. Он, этот музыкант от бога, и вдохновил меня на эту ночную прогулку, заставил сердце биться быстрее и пробудил задремавшее было чувство. Я думала о Сергее, и по щекам текли теплые слезы.
Глупо отпираться – я ехала на встречу с друзьями, чтобы увидеть другую, нормальную жизнь. Надеялась с ними и среди них найти ответ на мучившие меня вопросы.
Я въехала в лес, опустила окна, и в салон хлынул прохладный хвойный воздух. Где-то здесь моя веселящаяся компания, ведь я довольно хорошо помнила дорогу к Машкиному загородному дому. Но кругом было тихо, все вокруг спало. Даже лес уснул. Окна домов в проулке, куда я выбралась, тоже не светились.
Куда все подевались? Я набрала Катю.
– Где же ты? – прокричала она в трубку, стараясь перекрыть музыку.
– Как где? Я уже в Ковригине. Но здесь тишина, никого нет.
– Наташа, дорогая, что ты вдруг в Ковригине делаешь?
– Разве Машка не в Ковригине живет? – Мне показалось, что волосы на голове зашевелились змейками. Мне стало не по себе, словно я схожу с ума и медленно осознаю это. – Машка Щукина, да?
– Да, конечно, только она давно уже свой дом в Ковригине продала и купила в Улитине.
– А почему же ты мне ничего не сказала? И что мне теперь делать?
– Даже не знаю, дорогая. От Ковригина до Улитина километров сто тридцать. Ох, Натка, это я во всем виновата, честное слово. Я аж протрезвела, все равно что не пила. Но откуда мне было знать, что ты не в курсе? Вадик, представляешь?
Я отключила телефон, развернулась и поехала в сторону трассы. Подумаешь, сто тридцать километров. Я люблю дорогу, люблю скорость, люблю ночную езду, когда во всем мире существуем только я и моя машина.
Жаль, конечно, что так все получилось. Когда я приеду, все будут окончательно пьяными или такими веселыми, что и не узнают меня.
Я вежливо попросила Джо Кокера удалиться, и в салоне зазвучал Моцарт, «Волшебная флейта». Уж не знаю почему, но ария Царицы Ночи снова выжала из глаза слезу. Становлюсь без меры чувствительной или у меня окончательно расшатаны нервы.
Я решила сама позвонить Вадиму Сажину.
– Что, путешественница, куда тебя занесло? – Я услышала родной голос и улыбнулась.
– Вадик, я скоро буду. Надеюсь, вы еще не уснете к тому времени.
Он молчал, а я слушала гитарные переборы.
– Машка играет? Господи, как же давно я вас не видела!
– Ждем-с, – отозвался он. И другим, почти интимным тоном добавил: – Я тебя жду.
– Мы ждали тебя, как праздник. Да-да, правда! Никто особенно и не пил, так, сидели, разговаривали, пели под гитару. Машка была в ударе, она пела свои песни, такие душевные, что мы почти плакали. Она очень талантливая, Машка. И красивая.
Катя вдруг замолчала, как человек, который сказал что-то бестактное.
– Катя, ты чего? Конечно, Машка красивая.
Мы продолжали вспоминать ту ночь. Должно быть, в то самое время, когда мы там, в Улитине, пили и пели, кто-то приступил к расправе с Сережей. Или он сам проснулся и поехал куда-то, чтобы встретиться с тем, кто по какой-то причине пожелал ему смерти.
– Честно говоря, я не ожидала, что ты, моя дорогая подружка, так быстро позволишь увести себя на второй этаж.
Я до сих пор недоумевала, как это Катя решилась переспать с нашим общим другом Валей Трушиным.
– Да он мне такие стихи читал, такие слова на ухо говорил… Сама не знаю, как мы оказались в кровати. Все это помнится смутно. Меня теперь другое беспокоит.
Катя бросила на меня многозначительный взгляд.
– В каком смысле другое?
– Думаю, ты все правильно поняла.
Но я как раз ничего не поняла. Разве что логика подсказала, что может случиться после ночи с мужчиной.
– Ты что, залетела?
Это была совершенно абсурдная, на мой взгляд, версия, но она кивнула и посмотрела на меня виновато.
– Катя, я не верю своим ушам. Ты, сама серьезность, осторожность и аккуратность!
– Вот поэтому. Я же не собиралась ни с кем спать, потому и не подготовилась.
– И что ты намерена делать?
– Аборт, что же еще? Зачем мне ребенок? Я не замужем, и мне приходится самой зарабатывать на жизнь.
– Катя, пожалуйста, не говори так. Ты знаешь, я готова отдать тебе целый ресторан, только бы ты и ребенок ни в чем не нуждались!
Я говорила это вполне искренне: уж для кого-кого, а для Катьки мне вообще ничего не было жалко. Она мой самый близкий и любимый человек. В сущности, ближе Сережи, хотя сравнивать их не имеет смысла – это параллельные ряды отношений, которые никогда бы не пересеклись. Но наша с ней дружба – святое.
Другое дело, что Катя никогда бы не приняла от меня ничего в подарок. Сколько раз я предлагала ей долю в бизнесе, объясняла, что мне самой будет спокойнее, если я буду знать, что часть ресторанов принадлежит ей. Но она категорически отказывалась. Я понимала ее: она не желает быть никому обязанной, даже мне, самой близкой подруге. Однако завещание я составила таким образом, чтобы все мое имущество досталось ей. Она ничего об этом не знала, не знал и Сережа. При всей своей любви к нему я не могла рисковать ресторанами и слишком хорошо представляла, что станет с моими «Мопра» и «Консуэло» после моей смерти. Сережа продаст их по дешевке, и из них сделают обычные московские кабаки. Слишком много сил и средств я потратила на них, чтобы вот так довериться моему алчному и беспринципному мужу.
До сих пор не могу разобраться в своих чувствах. Да, я безумно его любила, готова была сделать все, чтобы он только был счастлив, чтобы ни в чем не нуждался. Но мой мозг, пусть и пораженный вирусом страсти, все же функционировал и не давал мне превратиться в полную дуру. Когда-нибудь я непременно сказала бы ему об этом завещании. Я даже представляла себе его реакцию. Думаю, он врезал бы мне. Он такой, просто почти никто не знает его таким. Меня он, конечно, не бил, но я знаю о судьбе его первой жены: мой сыщик без труда разыскал ее где-то под Оренбургом, куда Сережа ее отправил, как в ссылку. Вот ее-то он, молодой нервный артист из Подольска, отиравшийся в павильонах «Мосфильма» в надежде быть замеченным, поколачивал. Он даже вырвал ей как-то клок волос, и рана потом долго не заживала. Тогда ему не везло, он никак не мог найти себя, много пил, ходил по дешевым шлюхам, а досаду вымещал на влюбленной в него юной жене Тане Куликовой. Кто знает, может, он ее и прибил бы окончательно, если бы его не заметили в массовке, не пригласили на пробы исторического фильма, где он сыграл небольшую роль подлеца, циничного и коварного слуги. Кто поручится, что он не сыграл в этом фильме самого себя?
Какого труда мне стоило уговорить Катю взять денег у меня, а не в банке, чтобы открыть собственное кафе. Конечно, я надеялась, что она согласится принять эти деньги в дар, но просчиталась: Катя исправно каждый месяц переводила сумму в покрытие долга на мой счет, и ничего я поделать с этим не могла. В этом вся Катя. Единственное, что она готова была принять, – мои советы, как обустроить кафе. И еще она не отказалась дружить с моими поставщиками, которые делали ей – по моей, конечно, просьбе – немалые скидки.
И вот теперь эта беременность.
– Послушай, откуда ты знаешь, что беременна, если прошло всего десять дней? Может, это просто задержка?
– Блюю, – кротко ответила она, опустив голову. – И это ведь не первая моя беременность. Ты знаешь, у меня дважды были выкидыши.
– Катя, давай оставим ребеночка, – взмолилась я. – Если ты не чувствуешь в себе силы растить его, отдай его мне.
