Конечно, я промахнулся, потребовав от Бургаза лишь пятьсот долларов. А из Хоуза можно было выжать тысячи три. Ну да ладно, в будущем я постараюсь справиться со своей скромностью. У меня есть то, что они хотят купить, а раз так, им придется раскошелиться и для такого парня, как я.
Составив черновик письма к Хоузу, который должна была подписать Вестал, я позвонил молодому адвокату Джеку Керру, с которым был в приятельских отношениях, и спросил, не желает ли он заняться продажей дома на Западной улице. Он согласился, и я обещал ему доставить документы сегодня же.
Затем я с пользой провел целый час, изучая инвестиционную книгу Вестал. Как я и предполагал, каждый ее доллар был вложен в правительственные облигации и ценные бумаги. Значит, ее денежки были в такой же безопасности, как какая-нибудь косоглазая девица, попавшая на вечеринку. Все тщательно обдумав, я надел шляпу и вышел.
Оказавшись на Западной улице, я вошел в одну из контор, поднялся на лифте на пятый этаж и двинулся по коридору к кабинету Рона Блекстоуна. Мы были знакомы вот уже несколько лет. Рон был молод, но богат. Он унаследовал отцовский капитал и сейчас был преуспевающим маклером.
Заметив меня, он удивился.
— Что тебя принесло, Чэд?
Я уселся на стул.
— Что бы ты сказал, если бы я предложил тебе часть активов Шелли? Я только что принял ее дела и думаю, мог бы это устроить.
— Ничего лучшего нельзя и придумать.
Просматривая денежные дела Вестал, я убедился, что Лидбид не имел с ее денег никакого оборота.
— Думаю, что смогу убедить ее дать тебе попробовать, но для этого мне нужно быть готовым к разговору.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты знаешь, какие акции сейчас могут подняться?
— Есть несколько таких акций, но я не могу дать полной гарантии, что они наверняка поднимутся.
— Предположим, у тебя есть четверть миллиона, которые ты выставляешь на бирже. Это может стимулировать подъем?
Рон озабоченно посмотрел на меня.
— Если вложить эту сумму в нужные акции, то безусловно.
— Мне нужно знать акции, которые уже поднимаются. Мы вложим в них четверть миллиона, и пусть простаки думают, что они уже достигли потолка. Итак, какие это акции?
— «Конвей-Цемент». Они повысились на несколько пунктов за несколько дней. Но это рискованно, Чэд…
— Отлично! Рисковать так рисковать. Мы ведь в итоге не потеряем больше десяти тысяч, не так ли?
Рон был изумлен.
— Черт побери! Ты рассуждаешь, словно настоящий банкир.
— Предположим, мы потеряем десять тысяч. Каковы возможности?
— Пятьдесят к одному, я бы сказал. Но минуточку, Чэд, у тебя есть разрешение банка?
— У меня есть разрешение мисс Шелли. Я пообещал ей найти предприимчивого маклера и поинтересовался, готова ли она потерять десять процентов, если мы не выиграем. Она согласилась.
Блекстоун пытливо посмотрел на меня.
— Если ты хочешь, Чэд, чтобы я пустил эти деньги на бирже, мне нужно письменное согласие.
— Ты его получишь. Дай лист бумаги.
Закончив диктовать, он спросил:
— А где твоя подпись, Чэд?
Я отложил ручку в сторону.
— Нужно кое-что еще обговорить.
— Что именно?
— Как ты думаешь, почему я предложил тебе самый большой счет в стране? Ведь у тебя появляется возможность считать себя личным маклером мисс Шелли. Возникает неизбежный вопрос: какая мне от этого выгода?
Рон уставился на меня.
— И это слова банковского служащего? Ты не можешь так говорить, пока работаешь в Пасифик.
— Не могу. Но в таком случае я лучше отправлюсь к «Лобби и Фрэнк». Не думаю, что они откажутся от такого предложения, даже при условии моей работы в банке.
— Подожди минутку. Банк…
— Да иди ты к черту вместе со своим банком! Если это тебе не подходит, так и скажи!
Плечи Рона поникли.
— Ладно. Надеюсь, ты понимаешь, на что идешь?
— Конечно. Я дам тебе счет Шелли при условии, что войду с тобой в долю на равных паях.
Рон подскочил.
— Что? Ты хочешь половину?
— Именно. Согласен или нет?
Он смотрел на меня несколько секунд, потом усмехнулся и сказал:
— Ты настоящий бандит, но я согласен.
— Твои слова насчет «Конвей-Цемент» можно принимать всерьез?
— Несомненно.
Я подписал письмо и передал его Блекстоуну.
— Пусти в ход четверть миллиона. Как только акции поднимутся на два-три пункта, сразу же выходи. Можешь сделать это даже сегодня.
— А что если они действительно будут расти? Мне продолжать играть на повышение?
— Нет. Выходи из игры хоть сегодня. Мне нужны деньги и поскорей. Мисс Шелли — жадная дама и, если увидит, что я принес ей неожиданный и быстрый доход, может пойти на расширение дела.
Мы поговорили еще немного, а потом я поехал в Вестерн-Калифорния-Банк и открыл там счет, положив на него пятьсот долларов, полученных от Бургаза. После этого я вернулся на службу в самом прекрасном расположении духа. У меня теперь были машина, отдельный кабинет и возможность получать деньги. Я был на седьмом небе и уже подумывал о дорогом завтраке в ресторане «Флориан», но тут зазвонил телефон. Я нетерпеливо схватил трубку.
— Мистер Винтерс? — спросил женский голос. — У телефона мисс Доллан.
— А, мисс Доллан! Как поживаете?
— Мисс Шелли хочет немедленно вас видеть.
Мисс Шелли не повезло: во-первых, я был голоден, а во-вторых, решил, что не буду мчаться к ней по первому требованию.
— Я буду после двух, мисс Доллан. Мне еще нужно подготовить кое-какие бумаги мисс Шелли на подпись.
— Но она сказала — немедленно!
— Извинитесь за меня. Я смогу быть только после двух часов.
Последовала пауза, после которой мисс Доллан сказала:
— Она вызывает вас по поводу мистера Хоуза.
Меня словно ударили кувалдой.
— Хоуза? Вы говорите о Берни Хоузе? А что с ним?
— Он только что ушел, и мисс Шелли приказала доставить вас немедленно. Я еще никогда не видела ее такой сердитой.
Итак, этот сукин сын выдал меня! Я был в такой панике, что слова застряли у меня в горле. Надо же случиться такому именно тогда, когда я был на пути к успеху. Я должен был предвидеть, что этот проходимец не пойдет к Стенвуду, а отправится прямиком к мисс Шелли, которая сможет причинить мне гораздо больше неприятностей.
— Вы слушаете, мистер Винтерс? — тихо донеслось из трубки.
— Да.
Я пытался изобразить непринужденность, но из моей глотки вырвалось какое-то карканье.
— Послушайте, мистер Винтерс. Есть единственный способ разговаривать с мисс Шелли, когда она в ярости. Не извиняйтесь и не оправдывайтесь. Вы должны кричать на нее громче, чем она на вас. Вы поняли? Вам нечего терять! Ее победит тот, у кого крепче нервы и кто перекричит ее. Мне это отлично известно. Мисс Шелли — раздражительная дама, но очень трусливая. Вы поняли?
Я слушал так, словно от этих слов зависела моя жизнь.
— Вы меня не дурачите?
— Нет, конечно. Это единственная надежда. Я, конечно, не гарантирую, что это поможет, но другого выхода у вас просто нет. Главное, не оправдывайтесь. Могу я сказать ей, что вы сейчас будете?
— Да. Я буду через четверть часа. Мисс Доллан, я не знаю, почему вы все это мне сказали, но примите мою искреннюю благодарность.
Она положила трубку. Я вытер лицо ладонью и встал, стараясь не тешить себя надеждами. Как бы я ни орал на мисс Шелли, все же последнее слово будет за ней.
Я быстро вышел из кабинета и направился к черному ходу, у которого оставил машину. По дороге к дворцу мисс Шелли я заехал в первый же бар и выпил три двойных виски. Бармен еле поспевал за мной. Виски привело меня в чувство. Я добрался до Клифсайда за семь минут и все эти семь минут не переставал проклинать Хоуза.
Харри открыл дверь и взял мою шляпу. Его лицо ничего не выражало, но я был уверен, что этот хитрец что-то знает и с нетерпением ждет момента, когда будет возвращать мне шляпу. Я решил, что, если он будет при этом ухмыляться или еще как-нибудь проявит неучтивость, я врежу ему по физиономии.
— Мисс Шелли примет вас немедленно, — сказал он, провожая меня в огромный холл, выходящий окнами на террасу. — Она на террасе, сэр.
Я глубоко вздохнул и шагнул вперед. Вестал, одетая в пижаму бутылочного цвета, сидела на перилах балюстрады. Со спины ее можно было принять за ребенка, но когда она повернула ко мне искаженное яростью лицо, я не заметил в нем ничего детского.
— А! Умненький мистер Винтерс! — ехидно сказала она, болтая ногами. Голос ее скрипел, глаза блестели. — Так что же вы мне скажете, мистер Винтерс?
Я сунул руки в карманы, прошелся по террасе и остановился перед Вестал с вежливым недоумением на лице и сильно бьющимся сердцем в груди.
— Что я должен сказать?
— Не притворяйтесь, будто не знаете! Как вы посмели мне лгать?
