– Да.
– Забирайтесь. Я спешу.
Вот тебе на! Вообще, поздороваться мог бы. И извинения принести, а заодно выбраться из катера и помочь с вещами. Но тип явно не собирался демонстрировать хорошие манеры. И, приподняв баул, Машка вдруг разозлилась. Да кто он такой? Небось тоже из прислуги. Шофер. Ну, или водитель катера. А если так, то они с Машкой на одной ступени стоят, и нечего ей хамить.
– Вы мне не поможете? – вежливо поинтересовалась она и, нацепив на лицо дежурную улыбку, сказала: – Чемодан очень тяжелый.
Тип окинул Машку задумчивым взглядом и все-таки выбрался из катера. Он оказался высоким и широкоплечим, светлые волосы были острижены неровными прядями, и пряди эти на макушке выгорели. Кожа типа имела темно-красный оттенок, который появляется, если много времени проводить на солнце. А вот глаза были серыми, яркими.
– Спасибо, – Машка опять улыбнулась, но тип решил придерживаться исходного мрачного реноме.
– Пожалуйста, – буркнул он. – Что у вас там?
Баул и вправду был почти неподъемным.
– Книги, – честно ответила Машка. – Учебники. И диски.
– Могли бы оставить дома. У нас есть все необходимое. А чего нет – скажете, докупим.
Подняв баул, он развернулся и бодро зашагал по пристани. Машке осталось только следом тащиться. Она пыталась идти красиво, от бедра, но каблучки ботинок то и дело попадали в щели настила, да и сам он оказался скользким, неустойчивым. Доски скрипели, Машка покачивалась. А тип, добравшись до катера, попросту скинул Машкин баул вниз.
– Что вы…
– Руку давай, – но почему-то сам взял Машку за талию и бросил: – Не верещи!
Ну, хотя бы в отличие от баула, Машку ссадили в катер аккуратно. Только лодочка ей показалась на редкость неустойчивой. И маленькой.
Выдержит ли?
Похоже, у типа сомнений не было. Он спрыгнул в катер и, окинув Машку насмешливым взглядом, бросил:
– Не боись, довезу с ветерком.
И ведь сдержал слово!
Взревел мотор. И катер понесся по серой озерной воде. Летели брызги из-под винта, скользили тени навстречу, и Машка, чтобы не завизжать от ужаса, вцепилась в борт обеими руками. Хоть бы спасательный жилет предложил, что ли… ну просто на всякий случай.
– Да не дрожи ты так, – тип соизволил обернуться. – Все нормально будет. Пять минут – и мы на месте.
– Лучше десять.
– Почему?
– Чтоб не так… быстро. – Машка сглотнула и строго велела себе успокоиться. Не хватало еще трусихой прослыть.
А тип вдруг рассмеялся.
– Боишься?
Отрицать очевидное было глупо, и Машка созналась:
– Очень. Я… плавать не умею.
– Упущение, – согласился он. – Ничего, если захочешь – научишься. Расслабься, чудо кучерявое. Здесь еще никто не…
Он вдруг осекся и помрачнел. А катер, слабо заворчав, сбавил-таки ход.
Вот странно-то! Несколько минут прошли в тягостном молчании. Берег давно скрылся из виду, а другой, как Машка ни щурилась, не спешил появляться. И небо вновь тучами заволокло, того и гляди хлынет дождь.
– А дом действительно на острове стоит? – спросила она, нарушив молчание. Тип, который задумался о своем, вздрогнул. Обернулся и кивнул:
– Да. На острове.
– А почему?
– В каком смысле?
– Ну… в обыкновенном. Зачем кому-то понадобилось строить дом так далеко от… – хотела сказать «цивилизации», но передумала. – Странно просто. Обычно стараются поближе к городам… к людям…
– Ну, людей тебе хватит. – Тип странно усмехнулся. – Это я обещаю!
От его обещания почему-то легче не стало. А на вопрос он так и не ответил.
– Смотри, – сказал он.
Белая линия горизонта раскололась, и серое небо отделилось от серой же воды. Два холста и черная монета острова между ними. Он выплывал медленно, тенью, призраком, который по мере приближения обретал плотность и краски.
Сине-зеленые стеклянные скалы поднимались из воды. И озерная гладь морщилась, шла мелкой волной, которая, добравшись до берега, разбивалась о него. Вода кипела брызгами.
– Дом старый. – Тип любовался местом, и даже голос его помягчел. – Ему лет триста… хотя от того старого разве что стены и фундамент остались. Мой брат купил. Восстанавливал…
Брат? И значит, этот, в кожанке, все-таки не из прислуги.
– Красиво, – согласилась Машка.
Дом стоял на вершине холма. Издали он казался белоснежным, невыносимо ярким.
– Хотя как по мне, так сущее безумие, – проворчал тип.
И все-таки неплохо было бы, если бы он представился. Попросить? Как-то неудобно…
Катер причалил к пристани, куда более новой, чем та, с которой Машка отправлялась. Заарканив один из столбиков, пристань поддерживающих, тип подтянул катер к причалу и велел:
– Выходи.
Машка выбралась со всем возможным в данной ситуации изяществом, хотя подозревала, что со стороны она выглядит более чем нелепо. И тип за спиной хмыкнул. Он-то выскочил на деревянный настил легко и ее тяжеленный баул нес одной рукой.
– Нам туда, – сказал он и показал на мощенную желтым камнем дорожку, которая уходила в сторону холма. – И поспеши, а то сейчас накроет.
С востока стремительно, словно желая нагнать ускользающий солнечный свет, летела буря. Похолодало резко, и быстро потемнело.
– Ну, побежали? – Тип схватил Машку за руку и дернул. – Давай, красавица, а то сдует… знаешь, какие здесь ветра?
Машка не знала и желанием узнавать не горела. Она побежала, и треклятые новые ботинки, успевшие промокнуть, разбухшие, сдавили ноги.
– Поспеши, – повторял тип.
И Машка спешила, как могла. Спотыкалась. Едва не падала – вот была бы потеха, явиться пред очи работодателя после купания в луже, – удерживалась на ногах исключительно благодаря странному своему сопровождающему и снова бежала.
А дорожка была бесконечной. Она поднималась в гору, мимо старых деревьев, ветви которых шевелились, словно щупальца. И сами деревья гудели, грозя упасть. Стоило выбраться на вершину холма, как порыв ветра едва не сбил Машку с ног.
– Я же говорил, – голос типа слился с гудением грозы. Сверкнула молния, расколов небо пополам, и иссиня-черные гривы туч опутали блеклый шар солнца. – Сейчас…
Грохот грома оглушил.
Машка даже присела в ужасе, хотя никогда не боялась гроз. Наверное, просто не видела вот таких, настоящих. Откуда-то издалека донесся женский визг, который заставил Машку вздрогнуть, а следом раздался хохот.
– Твою ж… – Тип бросил чемодан и, обняв Машку обеими руками – она попыталась вырваться, но безуспешно, – поволок к дому.
– А вещи…
Дождь рухнул на землю сплошной водяной стеной, серой, непроглядной.
Одежда вымокла в мгновение ока. И Машка едва не захлебнулась. Стало темно. И страшно, словно она и вправду попала на дно озера. Куда идти?
Дом, уже близкий, вдруг потерялся.
– Спокойно. – Тип шел быстро, рассекая водяные стены. И Машка, перестав отбиваться, схватила его за руки. – Все хорошо. Это просто гроза. Тут такие бывают… а бывает и еще хуже.
Теперь голос его звучал мягко, успокаивающе.
Хуже? Куда уж хуже?
Машка промокла до нитки. И продрогла. И вообще хотела оказаться дома, на крошечной кухне, где вновь зацветает Галкина герань и тихо ворчит старый холодильник.
– Стой, – руки, державшие ее, разжались. – Подожди минутку. Я сейчас.
Тип даже куртенку Машкину одернул.
А потом исчез в зыбком мареве дождя. Шаг – и его не стало.
– Эй… – Машкин голос захлебнулся в звуках. Гремел ветер. И гром рокотал. Молнии разрисовывали небо. И казалось, что еще немного, и оно, устав держать тяжелые тучи, рухнет, раздавит под тяжестью и Машку, и сам этот нелепый островок.
Надо успокоиться. Подумаешь, гроза… буйство стихии и все такое. Машка ведь не ребенок, чтобы гроз бояться!
Тем более со стороны.
Только сейчас Машка сообразила, что стоит под крышей. И обернулась.
Дверь. Массивная. Резная. На тяжелых петлях. И бронзовый молоточек, к ней прикрепленный, смотрится вполне уместно. Значит, тип принес ее к дому? И что делать? Его ждать? Или постучать? Машка потрогала влажное дерево. И стену, что с близкого расстояния не выглядела белой, скорее светло-серой. Камень как камень. Обыкновенный даже.
Порыв ветра выдул остатки тепла.
И рука сама потянулась к молоточку, но в последний момент Машка ее отдернула. Невежливо как-то… надо дождаться сопровождающего, он ведь обещал вернуться. Но время шло, а тип не появлялся.
Было холодно. И жутко.
Где-то рядом вновь раздался взрыв хохота, совершенно безумного, заставившего Машку отпрянуть к стене. Ветер это? Ветер может стонать, но чтобы смех… хохот оборвался, сменившись всхлипом. И плакали совсем рядом. Стоит сделать шаг… не стоит делать неосмотрительных шагов.
Но Машка редко прислушивалась к голосу разума.
– Эй, – позвала она. – Здесь есть кто-нибудь?
Никого. Тишина. И снова всхлип. Плакала женщина, и так горестно, громко!
– Извините, если я лезу не в свое дело…
На крыльце пять ступенек. За крыльцом – снова дождь, обжигающе холодный. Но хотя бы ветер поутих. И плач теперь звучал отчетливо.
