Судья пожевал губами.
— Защитник прав. Это всего лишь вопрос. Вы можете продолжать, Дубровская…
Настал черед судебных прений. Несмотря на заранее заготовленную речь, голос Дубровской немного дрожал.
— Подведем итоги, уважаемый суд, — она вздохнула и отложила в сторону бумаги. Нет, она не будет говорить по шпаргалке. — Обвинитель показывает на человека и убеждает: «Он украл!» А вы в этом уверены? Находчивый коллега господина Липмана путается с описанием внешности злоумышленника; эксперт не уверен в своем заключении, а бедная девушка Маша и вовсе настолько зла на подсудимого, что в любом человеке, прыгающем через изгородь, ей видится ее несостоявшийся любовник. Вероятнее всего, преступников было двое. Если один из них — наш подсудимый, то покажите мне другого! Почему достопочтенный прокурор не сказал ничего по этому поводу? Да просто потому, что у него нет версий. Вы забыли про тот телефонный звонок, который прозвучал в доме Липмана так вовремя? Настоящий преступник хорошо знал его привычки, его распорядок дня и ту его маленькую слабость, благодаря которой он и попался на крючок. Так вот женский голос в трубке принадлежал сообщнице. Звонила вовсе не клиентка ювелира, о которой он нам говорил ранее. Вернее, его собеседница представилась ее именем и даже сумела его убедить в том, что это именно она. Женщина заговаривала его глупейшими вопросами, пока ее сообщник обчищал кабинет. Конечно, любое преступление оставляет следы. Но в этом случае следы уперлись в глухую стену. Проверив распечатку принятых вызовов на домашний телефон Липмана, следователь установил, что номер таинственного абонента принадлежит некоей бабе Дусе, которая за пятьсот рублей любезно предоставила свою трубку первому встречному. Все, тупик! Но почему об этом молчит прокурор? Ведь данные этой проверки есть в материалах дела. На самом деле все просто. Не так легко говорить о том, чему не находишь объяснений.
Так что, уважаемый суд, вам решать, виновен или нет телохранитель Липмана в краже. Но, по моему мнению, «Тигровый глаз» сейчас находится не в тайнике, дожидаясь выхода подсудимого на свободу, а в чьих-то проворных руках, которые знают, как поступить дальше. Досадно…
Примерно через неделю после получения замечательных известий об оправдании ее подзащитного Елизавета, просматривая утреннюю прессу, натолкнулась на небольшую заметку под рубрикой «Происшествия»:
«Вчера в доме известного ювелира Липмана, потерпевшего по делу об исчезновении драгоценностей, произошло знаменательное событие. Дворник, расчищающий участок от снега, услышал звонок со стороны ворот. Нежданной гостьей оказалась цыганка, которая на удивление не требовала денег и не предлагала погадать. Она всунула в руки растерявшемуся работнику коробочку, обтянутую красным шелком, и велела передать ее хозяину. Опасаясь, видимо, что дворник не выполнит ее просьбу как следует, эффектная посетительница пообещала напустить на беднягу порчу и так зыркнула на него своими черными глазищами, что тому не оставалось ничего другого, как бегом броситься к хозяину. Каково же было удивление известного ювелира, когда, раскрыв коробочку, он обнаружил внутри драгоценный «Тигровый глаз»! Липман сообщил о чудесной находке в правоохранительные органы, но газетам давать комментарии отказался. Таинственная история обросла всевозможными слухами и домыслами. Понятно, что цыганку обнаружить по горячим следам не удалось. Вернее, от нее вообще не осталось никаких следов! Было выяснено, что к воротам Липмана не подъезжала машина, а пешеходная дорожка, ведущая к калитке, оказалась покрыта девственно чистым снегом, выпавшим накануне. Кроме версии о сверхъестественной подоплеке событий, изложенной напуганным дворником, и еще более глупом объяснении о раскаявшемся преступнике, полученном от анонимного источника в правоохранительных органах, иных комментариев журналистам добиться не удалось. Но так или иначе «Тигровый глаз» опять вернулся к хозяину! Жаль, что нет известий об остальных драгоценностях похищенной коллекции».
Елизавета отложила газету, а ее рука, помимо воли, потянулась к телефону. Она просто не могла не позвонить.
— Филипп Яковлевич отказывается беседовать с журналистами, — сообщил ей официальным тоном голос невидимого собеседника. — Нет, горничная Мария здесь уже не работает.
Узнав, что звонит адвокат, новый секретарь Липмана немного смягчился:
— Будьте снисходительны к моему хозяину, ведь он пережил сильное потрясение.
Дубровская изумилась:
— Странно, а я считала, что возвращение «Тигрового глаза» стало для него большой радостью.
— При чем тут «Тигровый глаз»? — в свою очередь удивился собеседник. — Все дело в дочери. Елена оставила его ради театра. Говорят, что она теперь где-то в Европе.
«Легенда о раскаявшемся грешнике? — усмехнулась про себя Елизавета. — Ну, что же! И это возможно…»
Это случилось позже, летом, на небольшом пароходике, совершавшем ночные прогулки по Темзе. Елизавета забежала на минутку в дамскую комнату поправить макияж. Конечно, она была занята только своим отражением в зеркале, поэтому не замечала ничего вокруг. Мимо нее прошелестели оборки вечернего платья, и Лиза отчетливо уловила в воздухе знакомый пронзительно-терпкий аромат женских духов. Она обернулась, повинуясь безотчетному порыву, но увидела лишь краешек длинной юбки, скользнувшей за дверь.
Разумеется, это было смешно так реагировать на запах восточных пряностей, ставший основой для многих духов. Ведь ими могли пользоваться тысячи женщин по всему миру. Но в памяти Елизаветы были живы воспоминания о талом весеннем снеге и воздухе, звенящем неумолчной мартовской капелью, а также об алой цыганской юбке с зеленой нашивкой по краю. В общем, возвращаясь на свое место в ярко освещенный плавучий ресторан, Дубровская пребывала во власти томительного ожидания чего-то необыкновенного.
Компания ее встретила шутками, и через несколько минут Елизавета обязательно бы растворилась в царящей повсюду атмосфере веселья, если бы не случайный взгляд, брошенный ею на соседний столик. Сидящая там пара меньше всего желала быть в центре внимания. Этим двоим вполне хватало общества друг друга. Они сидели, держась за руки, словно отгороженные от всего мира непроницаемой стеной. Лицо женщины показалось Лизе странно знакомым. Девушка долго перебирала в памяти обстоятельства, при которых она могла видеть эти голубые глаза, брови вразлет и стройную фигуру. Мужчина сидел к Лизе спиной, и Дубровской хорошо были видны его налитые плечи и мощный затылок. Странно, но Дубровская не могла отвести взгляд от этой пары, снова и снова экзаменуя собственную память.
Должно быть, мужчина чувствовал спиной чье-то пристальное внимание. Он на мгновение оглянулся и, встретившись глазами с Елизаветой, поспешил повернуться к своей спутнице. Но этого было достаточно для того, чтобы бедная Дубровская, презрев все правила приличия, издала удивленный возглас. Конечно, она узнала в этом щеголеватом мужчине бывшего телохранителя ювелира Липмана. Он не особо изменился, разве что выглядел свежее и раскованнее, чем когда-то, на скамье подсудимых. Но это, в конце концов, было неудивительно.
Конечно, не внешние метаморфозы с бывшим подзащитным вызвали столь неоднозначную реакцию Дубровской. Она бы изумилась меньше, если бы у телохранителя Липмана появилась волчья пасть, а лицо обросло бы звериной шерстью. Но спутницей молодого человека была… Елена. Да-да, дочка известного ювелира сидела напротив человека, некогда обвиняемого в краже драгоценностей у ее отца!
Скорее всего, парочка уже успела оценить ситуацию. Мужчина встал с места и, улыбнувшись, сделал жест рукой, приглашая Лизу за их столик. Дубровская, осилив несколько шагов, с облегчением опустилась в кресло. Ноги казались ей ватными. Некоторое время они просто смотрели друг на друга. Наконец Елена нарушила молчание:
— Значит, встретились. Правду говорят, мир очень тесен.
От ее напыщенности и светского снобизма не осталось и следа. Ее улыбка казалась доброжелательной, а глаза завораживали.
— Это?.. — Лиза сделала неопределенный жест, описав дугу возле своего лица. Должно быть, в такой странной манере она выражала свое удивление невесть откуда взявшейся эффектной внешностью вчерашней дурнушки.
— Это макияж, — усмехнулась Елена. — Природа не наградила меня блестящей наружностью, но, как оказалось, и у этого обстоятельства есть свои положительные стороны. Линзы для глаз и немного косметики делают чудеса, а если учесть мою страсть к перевоплощению…
— Так, значит, цыганка — это вы, — молвила Дубровская уже без удивления. Казалось, что она уже давно знала это.
— Да, это я. К чему теперь отпираться?
