Пока мадемуазель Клозевиц говорит, старший следователь Строс молчит, но молчит так, что его мысли слышны на расстоянии трех метров за ним. И вот как звучат эти мысли:
– Откуда вы получаете ваш товар?
– Из вневременной части космоса, где парят в вечности, как на лугу, уже приснившиеся и неприснившиеся сны, все вместе. И они принадлежат всем, кто вписывается в рамки соответствующего знака зодиака.
– Приснившиеся и неприснившиеся сны? – удивляется господин Строс.
– Да, именно так. Приснившиеся сны, к примеру, играют огромную историческую роль, хотя они не имеют той рыночной стоимости, которую заслуживают. Они парят во вневременье и предоставлены в распоряжение тех, кто умеет сделать на них деньги. Приведу вам лишь один пример.
Предположим, что некая женщина две или три сотни лет спустя после того века, в котором жил греческий мудрец Пифагор, видела во сне, где-то в Пенджабе, некую математическую операцию, некую теорему. Она была неграмотной и не поняла свой сон, поэтому тут же его забыла. Этот сон, подобно всем другим снам, продолжал парить во вневременном космосе. За несколько лет до того, как Пифагор сформулировал свою теорему, получившую известность позже, какой-то торговец снами случайно раздобыл и передал, или уступил, или обменял, или – кто его знает, возможно и такое, – продал Пифагору сон этой женщины (которая жила несколькими столетиями позже Пифагора), и таким образом Пифагор получил во сне «откровение», то есть ключ к решению, и смог «прочитать» и «открыть» свою теорему.
Итак, чтобы вас не утомлять, скажу только, что издавна существуют люди, которые могут заметить и схватить сон, если так можно выразиться, «на границе». После этого они выносят его на рынок и продают. И я одна из них. Налоги плачу аккуратно. Вот, собственно, всё… Кроме того, у меня есть определенные обязанности, и я прошу вас отнестись к этому с пониманием.
На выходе старший следователь господин Эуген Строс кажется мадам Лемпицкой менее мрачным, более приятным (видимо, вследствие утомления после лекции по метафизике) и довольно некрасивым. Прощаясь с ним, мадам Лемпицка думает: «Боже милостивый, этому бедняге приходится одной и той же женщине платить каждый следующий раз на сто долларов больше».
Двадцать третьего июля в 14 часов 35 минут, не зная ни какой сейчас день, ни который час, некая дама среднего возраста перед входом в здание, выстроенное из красного кирпича, нетерпеливо нажимает клавишу звонка на двери с надписью:
SYMPTOM HOUSEА. & S. К. Сделки с движимостью
Пока она ждет, чтобы открылась дверь, тень от шляпы падает ей на глаза и они становятся разного цвета. Глаза у нее такие красивые, что любой не отказался бы купить, пусть даже поштучно, как яйца на рынке. Ее груди пахнут. Одна айвой, другая грушей. Дама любит, когда на улице кто-нибудь ущипнет ее за грудь, но такое бывает редко, хотя многим этого хочется. Иногда даже случайным прохожим. По ночам она надевает пурпурного цвета маску для сна и спит под фразой, которую как-то бросили в ее адрес: «Такая в имени не нуждается!»
– Кто здесь? – спрашивает голос из-под черной клавиши.
– Маркезина Андросович-Лемпицка.
– Снова вы? И опять с вами полиция?
– Нет. На этот раз я одна.
– Что вам надо? Это не церковь, я же вам сказала.
– Сегодня я пришла в качестве покупателя.
И мадам Лемпицка поднимается в «храм», где находит мадемуазель Сандру. Садясь на скамью с доской для коленопреклонения, она говорит:
– А что у вас найдется для продажи мне?
Мадемуазель Сандра опускается перед ней на колени. От нее веет духами «Antracite».
– Я могу продать вам ретроспективу ваших же снов из прошлого века – самых прекрасных или же самых страшных; вы сможете увидеть их снова за весьма умеренную цену. Но зачем вам это нужно? Вы все их уже видели, все они вам уже приснились. И я могу предложить вам и кое-что получше.
– Что же это такое, мадемуазель Сандра?
– Тысячелетия нашего опыта и рыночного спроса и предложения свидетельствуют о том, что лишь немногих покупателей привлекают, подобно Фрейду или Юнгу, уже приснившиеся сны, большинство интересуется не товаром «second hand», а снами, которые еще не снились, то есть своими или чужими снами из будущего, которые в некотором смысле походят на окна, открытые в завтрашний день, потому что через них его можно увидеть, не прибегая к услугам колдунов, шаманов или докторов.
Такие, еще не приснившиеся, сны конкретной персоны очень трудно обнаружить и выловить в бесчисленном множестве других снов, и они тем более драгоценны. Для того, кому такой сон приснится, он обладает особой ценностью, при том что для остальных покупателей он почти ничего не значит. Между тем, покупая такой сон, вы, в сущности, покупаете фрагмент своей будущей жизни.
– А как вы можете узнать, кому именно принадлежит тот или иной сон, если он парит среди всего того множества, о котором вы говорите?
– Это известно благодаря тому, что ваш сон представляет собой уникум. Ни одного точно такого же сна не существует. Нам только нужно взять у вас что-нибудь, что поможет нам распознать ваш сон среди других, подобно тому как розыскной собаке нужно понюхать какую-нибудь вещь, принадлежащую тому, кого ей предстоит искать. Это самая трудная часть нашей работы. Она напоминает охоту на тигра, когда нужно заполучить конкретного зверя, который живет на ограниченной территории, причем под кличкой, хорошо известной местному населению, которое к тому же помнит, где, когда и кого он разорвал на куски…
– Вы столько всего наговорили, а я по-прежнему толком не знаю, что же вы все-таки предлагаете мне купить?
– Ваше будущее. Я могу продать вам фрагмент вашего будущего. Продолжительностью не более одной минуты. Ну, может быть, плюс к этому еще секунд десять. Но, согласитесь, неплохо получить уже сегодня кусочек сна, который вам приснится только через три года, – другими словами, когда вам будет лет пятьдесят.
– Это дорого?
– Дорого, но не в денежном выражении. Аналогичным образом такой специфический товар выражен не в виде яви. Это не день из вашего будущего, а ночь, причем ночь, которую вам предстоит проспать в будущем. Итак, я повторю. Мой товар – это, в сущности, доставленный в настоящее время сон, который еще только будет вам сниться в будущем.
– И на каких условиях с вами можно заключить такую торговую сделку?
– Имеются три условия, которые необходимо выполнить. Начнем с более легкого. Во-первых, вы платите мне тысячу долларов. Во-вторых, оформляете в одном банке сейф на свое имя. Я сообщу вам адрес этого банка и фамилию лица, к которому следует обратиться. Придется заранее договориться по телефону о встрече. Что именно вы положите в сейф, вообще не имеет значения. Хоть свой носовой платок. Важно, чтобы, когда вы снова придете ко мне, у вас был номер сейфа, оформленного на ваше имя, и тогда я сообщу вам третье, самое трудное условие.
Мадемуазель Сандра протягивает мадам Лемпицкой сине-золотую визитную карточку. Та берет ее, рассматривает и смущенно опускает в карманчик на ободе своего зонтика от солнца.
Прощаясь, мадемуазель Сандра добавляет:
– Чуть не забыла, вы должны сообщить мне, под каким знаком родились. Знать это крайне важно, потому что ваши сны, уже приснившиеся и еще не приснившиеся, парят во вневременном пространстве созвездия вашего знака. Сейчас стоит ясная погода, так что можете хоть сегодня ночью невооруженным глазом посмотреть, где они располагаются.
Лемпицка протягивает свою визитку, на которой вместо адреса изображены звезды созвездия Водолей, знака, под которым она родилась:
На следующий день одна из служащих банка «Plusquam city» сообщает госпоже Лемпицкой:
– Господин Эрланген сейчас примет вас.
Эрланген протягивает руку, не отрывая своего резинового взгляда от мадам Лемпицкой. На ней экзотическое платье «Balkanica» из шелковистой кожи, сшитое у «Моне», лечебные чулки «Sanpellegrini», которые пахнут водорослями и чаем, и говорящие часы. Пахнув на нее голосом и походкой с призвуком «Dolce&Gabbana», Эрланген ведет ее в салон с двумя креслами, обитыми розовой кожей, в которые они и садятся. Их разделяет тонкая струйка фонтанчика, замкнутого в стекле и темно-синем свете, что делает ее похожей на стебель гладиолуса. Эрланген предлагает мадам Лемпицкой кофе по-каирски, приготовленный собственноручно на каменной плите, расположенной рядом с черного цвета стеной. Затем он садится в кресло и включает музыку. Это Моцарт. В глубине салона находится закругленная сверху серебряная дверь огромного сейфового зала. Она закрыта.
– Чем хорошим занимается госпожа Маркезина Андросович-Лемпицка, если позволено будет узнать? Из чистого любопытства. Прошу вас не считать это официальным вопросом. Мы здесь такими правами не обладаем.
