в щеку. Это не отказ и не ссора. Вечером она, как всегда, вернется. Вернется его ненаглядная страстная Рами. Позвонит, пригласит в гости. Он, естественно, словно верный пес, прибежит по команде. Прибежит, и они займутся сексом. А утром… Все повторится.
– Ух! Твою ж мать, – выругался он, зацепившись за корягу, потерял равновесие и чуть было не упал.
Никита – гордый и себялюбивый. И он не станет гоняться за юбкой. Не станет прислуживать и носить на руках ту, что не ценит его усилий. Это же всего лишь девушка. Обыкновенная. Очередная дамочка. Сколько таких в этом городе? Однажды он не выдержит, психанет и пошлет Рами куда подальше. И нет, Никита не будет кричать, спокойно, как это обычно делает она, попросит Рами уйти из его жизни… Так он думает каждый раз, когда спускается по лестнице из квартиры Рамуте. Так он фантазирует, когда остается наедине со своими мыслями. Так он себя успокаивает. И так продолжается второй год.
После переезда Рамуте из Каунаса в этот городок жизнь Никиты навсегда изменилась. Перестала подчиняться графику, избавилась от его личных интересов и подчинилась желаниям Рами. Он раньше не задумывался, какой должна быть его идеальная женщина. Какой у нее должен быть характер или внешность. Но он точно знал, что его вторая половинка обязана хорошо готовить, любить убираться в квартире, быть понимающим собеседником, страстной, сговорчивой, смелой и изобретательной в постели. А еще быть верной и любящей.
Из всех пожеланий Никиты Рамуте соответствовала только его пунктам о сексе. Все остальное – мимо. Одна мысль о готовке вызывала в ней отвращение. Максимум на что она была способна – залить кипятком кофе и разогреть в микроволновке пиццу. Терпеть не могла уборку. В ее квартире нет ни одного стула, на спинке которого не висело бы по паре кофт, маек, бюстгальтеров и пакетов. Вместо того чтобы самостоятельно разложить вещи на полках, Рами предпочитала раз в неделю заказать уборщиц, которые за четверть ее зарплаты наведут порядок. О сопливых беседах, лирике, романтике во всех ее проявлениях, сантиментах и прочих нежностях Никита мог и не мечтать. Все четко, коротко, сухо и по фактам. Но больше всего Рамуте ненавидела разговоры о любви и планах на будущее. «Подобные беседы вызывают у меня желание залить уши воском» – так она говорила.
«До вечера», холодный поцелуй в щеку, и свободен.
Никита, как Золушка, только не в полночь, а с восходом солнца и трезвонящим будильником, превращался в ненужный, мешающий, раздражающий элемент мебели в чужой квартире, в квартире Рамуте. Любая инициатива с переездом к нему расценивалась как давление и вторжение в личное пространство. Возможно, поэтому, а не из-за ревности к Юргису – бывшему Рамуте, с которым она продолжала общаться, – Никита до сих пор не решился сделать ей предложение. Не признался, что мечтает завести с ней детей, двоих, а лучше троих: сына и дочек-близняшек.
– Корзинки свежие?
– Все сегодняшнее.
– Одну корзинку, пожалуйста.
– С собой или на месте? – автоматически спросила продавщица, подцепив щипцами пирожное с прилавка.
– С собой. Только дайте вон ту, соседнюю. Она выглядит как-то поаккуратнее.
– Эту?
– Да. В контейнер, пожалуйста.
Никита знал, что Рамуте не любила, когда крем размазывается по упаковке, знал, что, если принесет угощенье в пакете, его ждет грандиозный скандал. Поэтому попросил упаковать сладость в контейнер, который стоил вдвое дороже самого пирожного.
Зазвонил телефон. Никита выдернул его из кармана и приложил к уху.
– Алло, Рами, я уже приехал…
– Угу. Естественно. Уже приехал. Где же еще тебе быть?
– Катя?
Он перевернул телефон и разочарованно посмотрел на дисплей. Фотография девушки с аккуратно уложенными, выкрашенными в черный цвет волосами смотрела на него своим осуждающим взглядом.
– Кать, что тебе надо? Я же предупредил. Буду занят!
– Чего орешь?
– Сказал же, сегодня меня не ждите!
– Да послушай… Я звоню предупредить. Приходил начальник.
Никита замолчал и сжал губы.
– И что он?
– Как обычно. Проверил отчет и обложил меня матом. Еще спрашивал, почему тебя нет на рабочем месте. Грозился уволить.
Никита выпрямился и взял мобильник другой рукой:
– И что? Он догадался?
– О чем? О том, что ты уехал к своей этой… как там ее…
– Катя, что ты ему ответила?
– Что-что, соврала! – Она тоже перешла на крик. – Сказала, что ты к половине восьмого уехал на склады.
– Он поверил? – Никита не мог себе позволить потерять работу. Только не сейчас, когда их отношения с Рами, как он рассчитывал, вот-вот продвинутся и перейдут на новый уровень.
– Поверил! И перестань кричать.
– Фуф… – Никита выдохнул.
Начальник, несмотря на самодурство, готов на многое закрыть глаза; покричит, унизит, пригрозит, но не уволит. Его категоричное «Пошел вон» можно услышать только из-за серьезного проступка или из-за пропуска без уважительной причины.
– Спасибо.
– Так что имей в виду, если позвонит, ты у поставщиков. И смотри не перепутай, а то подставишь меня.
– Понял. Спасибо, Катя.
– Еще он сказал, что ты такой у нас весь молодец, трудяга и за переработку тебя ждет премия в конце месяца.
– Катя.
– Что Катя?
– Спасибо.
– И все? С тебя шоколадка. – Девушка успокоилась и обиженно добавила: – А лучше две.
– С орешками.
– Угу. И букетик. – Она кокетливо засмеялась. – Маленький, чтоб в вазочке поместился. Из розочек, как в тот раз.
Катя никогда не скрывала своей симпатии к коллеге. Корпоративная этика даже в этом городишке запрещала служебные романы. Любая интрижка грозила увольнением, причем обоих. Но Катю это не останавливало, и несмотря на полное равнодушие Никиты, она продолжала оказывать ему знаки внимания. Прошлый его букет простоял у нее на столе, пока не превратился в гербарий, после чего она еще долго не решалась выбросить напоминание о драгоценном равнодушном ненаглядном.
– Катя, извини, что я так грубо…
Она улыбалась. Ей достаточно того, что сумела помочь своему Нику, Никите, Никиточке. Пригодилась, спасла. И он проинформирован об этом лично ею. Он оценил.
– В другой раз не надо на меня орать. А извинения прибереги для своей этой… как ее… со странным именем.
– Рамуте.
Он мог не пояснять. Катя прекрасно знала, как зовут гадкую девушку ее Никиты. Изучила всю биографию литовки Рамуте. Знала, что она с самого рождения детдомовская, что у нее не было родителей, ни своих, ни приемных. Катя, конечно, не догадывалась, как так вышло, что невинный ребеночек оказался никому ненужным, но для себя решила, что ей ни капельки не жаль наглую хамку, это справедливо, раз проклятая литовка захомутала ее любимого Никиту. Катя слушала каждый выпуск радиопрограммы своей соперницы, выискивая компрометирующие факты. Никогда не
