находятся ее малолетние дети, психически больного человека, а то, что Сергей не здоров, он сам только что признался, нормальные люди галлюцинациями не страдают.
Дарья отшатнулась от него и принялась вспоминать, где у нее табельный пистолет и что придется делать, если этот детина сейчас нападет на нее.
Скорее всего, все эти мысли были написаны на лице следователя, так как Михайлов снова вздохнул и продолжил:
— Я знаю, о чем вы думаете! Я на вашем месте тоже бы не поверил в эту дикую историю! Я раньше тоже никогда не верил в мистику, призраков и прочую подобную чушь! И Алексей не верил! Но он тоже постоянно слышал разные шаги за спиной, стоны какие-то и фигуру в окне!
Дарья встала из-за стола и тихонько подошла к столешнице, надеясь достать из ящика кухонный нож. Хоть какая-то защита! Чтобы она когда-либо еще пригласила свидетеля домой! Да никогда больше!
— То, что это Павел был, мы потом узнали, у Клары Захаровны поинтересовались. Она старейшая сотрудница музея в Инженерном замке. Она нам после рассказала, что призрак Павла появляется в замке перед какими-то важными событиями. В начале двухтысячных в стенах дворца умер замначальника музея, плохо с сердцем стало — инфаркт. До этого целый месяц призрак Павла шумел, на глаза всем попадался. Перед Великой Отечественной и перед блокадой города тоже, судя по документам, его видели, — откусив кусок печенья, спокойно объяснил Михайлов.
Дарья поразилась его мнимому спокойствию, вроде бы нападать на нее не собирается, но нож в ящике стола она все еще нащупывала.
Безбрежная пожала плечами:
— А сейчас что Павлу надо?
— Так, вот же — ограбление произошло! — поразился ее непониманию охранник.
— А, ну да, ну да! — согласно кивнула следователь. — А как фамилия вашей Клары Захаровны? Я бы хотела с ней поговорить.
— Чадымова. Клара Захаровна Чадымова, она вам много про императора Павла расскажет, про строительство замка и про всю эту чертовщину, которая здесь творится.
Безбрежная записала в блокнот фамилию музейной сотрудницы и с любопытством взглянула на Михайлова.
— Было что-то еще? Как это связано с Потаповым?
— Да, было. Я вам хотел кое-что показать, я знал, что вы мне не поверите, я бы и сам в это не поверил. Вот, смотрите… — Сергей достал из кармана смартфон, потыкал в кнопки и придвинул экран к Дарье.
— Это видео я сделал пару дней назад, как раз в том зале, где висели похищенные картины. Тоже дело было ночью, сначала я увидел это сам, а потом хватило ума достать телефон и все снять на видео, а то бы никто не поверил.
Дарья уткнулась в экран телефона. Сначала было темно и непонятно.
Большой тронный зал тонул в полумраке, шторы на окнах были задернуты, потому картины освещались лишь тусклым светом фонарика в руках охранника. Тот, судя по отражению света, неторопливо проходил по залу, медленно рассматривая картины. Вдруг возле одной из них он остановился. Изображение задрожало, снова луч света вернулся к картине.
Дарья ближе приблизилась к телефону в нетерпении, теперь и она что-то заметила.
На большом огромном полотне был изображен царь Петр Первый в окружении сановников в пышных париках, в руке у царя был план будущего города, у ног его плескалась река Нева. Но не это заинтересовало следователя — она заметила, что на картине лицо царя как будто ожило, голова повернулась набок, на губах из ниоткуда возникла живая улыбка, глаза сверкнули безумным блеском.
Дарья от изумления взвизгнула и уронила телефон на пол, с удивлением уставившись на Сергея.
— Вы это тоже увидели? Правда? — ничуть не удивился тот. — А я, представьте себе, эту чертовщину вживую видел, там на месте чуть не поседел от увиденного, — он покачал головой.
Дарья все еще не могла прийти в себя. В голове крутился рой мыслей.
Фотошоп? Видеомонтаж? Но она же сама только что видела, как нарисованный Петр Первый крутил головой на картине.
— Как эта картина называется? — тонким голосом, совсем не похожим на ее, прошептала она.
— Венецианов «Петр Великий. Основание Петербурга», ее тоже украли, — спокойно ответил Михайлов, попивая чай и закусывая вкусным печеньем.
— Мама, что случилось? Мы слышали крики! Ты упала? — на кухню заглянул взъерошенный Тема.
— Нет, все нормально. Я просто палец порезала, — солгала сыну Безбрежная.
Тот важно кивнул, взглянул на Сергея и испарился в недрах своей комнаты.
— Но это еще не все, — таким же спокойным тоном заметил Михайлов.
Дарья громко вздохнула.
— Что еще? Пришельцы с Нибиру? Аннунаки? Екатерина Вторая? Кого вы еще там видели? — с сарказмом заметила она.
Михайлов надулся и обиженно заметил:
— Нет, не Екатерина и не пришельцы, а вот Алексей мне вчера сообщил, что он снова видел призрак Павла, и тот… показывал пальцем на те картины! Вот так вот! — Его глаза задорно блестели, он выпил чашку чая и внимательно посмотрел на хозяйку.
Страницы старой книги… 20 апреля 1314 года. Не пятница, среда
Во дворце Наместника Бога на земле, Папы Климента Пятого, в тот день было многолюдно. Слуги носились по коридорам дворца в панике, самые лучшие лекари и знахари просиживали у постели умирающего понтифика.
Не прошло и сорока дней с момента казни Великого Магистра, как у Климента Пятого сильно разболелся живот. Не помогали ни магические травы с берегов Персидского моря, ни порошок «эликсир жизни», приготовленный из толченых египетских мумий, ни сок из высушенной кожи лягушки, которая умерла ненасильственной смертью в полнолуние, ни ежечасное пускание крови.
Лекари все сбились с ног, но стоны и вопли понтифика раздавались и днем, и ночью, были слышны во всем Париже.
В городе снова начали говорить и вспоминать о страшном проклятии, и для папы Климента Пятого предложили лечиться самым надежным средством — толчеными изумрудами.
Согласно легенде, считалось, что изумруды способны избавлять от любых проклятий и порчи, знахари вспоминали изумрудную скрижаль Гермеса Трисмегиста. А чтобы убрать ужасное проклятие — необходимо было много, очень много изумрудов. Ведь это не рядовая хиленькая порча, а ужасное проклятие казненного Магистра.
В перерывах между стонами и мольбами, захлебываясь от кровавой пены, Климент был согласен на все. Он обещал озолотить лекарей, осыпать их золотом и драгоценными камнями, если они спасут его, а тем более был готов съесть парочку толченых изумрудов.
Однако изумруды не спасли Климента Пятого от возмездия, и уже к вечеру 20 апреля он умер в страшных муках в лужах кровавого поноса.
Лекари развели руками, возможно, понтифик переволновался и со страху съел слишком много изумрудов, больше,
