Татьяна Воронцова - Время черной звезды

– Вероника, спустись, пожалуйста, в гостиную, – смущенно проговорила София, заглядывая к ней в спальню. – Там к тебе пришли.

– Пришли? Ко мне? – Ника заправила за ухо свесившуюся прядь волос, встала (она сидела на корточках, распихивая по боковым карманам сумки всякую ерунду типа влажных салфеток и носовых платков) и вытаращилась на хозяйскую дочь. – Кто?

София попятилась в коридор.

– Женщина. Мы знаем ее, не беспокойся. Ей поручили кое-что тебе передать.

Они ее знают. Переодеться, что ли? Ника осмотрела свои джинсы, вытянувшиеся на коленках – еще бы, целый час ползать между чемоданами, – футболку не первой свежести… но, внезапно рассердившись, так прямо и спустилась вниз.

При виде гостьи – высокой, статной греческой молодухи в солдатских ботинках, штанах цвета хаки и такой же куртке, – у нее замерло сердце. Опять! Что на этот раз?.. Однако она включила улыбку и вежливо поздоровалась. Губы женщины дрогнули, но не сложились в ответную улыбку. С поклоном она протянула Нике довольно большую шкатулку из очень темного, почти черного, дерева, украшенную резьбой.

– Примите, госпожа, прошу вас.

Ника оторопело уставилась на шкатулку.

– Что это?

– Подарок для вас. От моей госпожи. Если вы примете, это будет честь для нее. Так она сказала.

По лестнице неторопливо спустился Деметриос и остановился на нижней ступеньке, выжидательно глядя на Нику. После секундного замешательства та взяла шкатулку, оказавшуюся неожиданно тяжелой, и осторожно поставила на край стола. Открыла. Святые небеса!.. На черном бархате сверкало божественной красоты ожерелье. Бриллианты и сапфиры в белом золоте. От их блеска можно было ослепнуть. Украшение, достойное царицы.

Ника подняла глаза на гречанку. В совершенной растерянности перевела взгляд на Деметриоса. Он еле заметно кивнул. Тогда до нее дошло, кто прислал эту великолепную вещицу и почему.

– Передай своей госпоже, что я благодарна ей, – сказала она слегка изменившимся голосом, глядя в смуглое невозмутимое лицо менады, – и за этот подарок, и за все, что она сделала для меня. И тебе тоже благодарна.

Менада низко поклонилась. Выпрямилась, повернулась всем телом к лестнице, где стоял Деметриос, и отвесила поклон ему тоже. После чего удалилась так стремительно, что Ника не успела добавить привычное «ясас»[16].

Проводив ее слегка насмешливым, как показалось Нике, взглядом, Деметриос шагнул с последней ступеньки вниз, приблизился к столу и внимательно осмотрел ожерелье.

– Неплохо!

– Феона, да? Зачем она это сделала? – Ника погладила указательным пальцем самый крупный из камней. – Впрочем, я знаю. Компенсация морального ущерба. Она извинилась передо мной за то, что использовала моего мужчину в качестве сексуального партнера и донора спермы.

Деметриос побледнел, как будто получил пощечину. Но продолжал стоять молча. Спохватившись, Ника тронула его запястье.

– Я не права. Наверное. Нет, точно не права. Она помогала нам тогда, в Афинах. Она помогала после… Но все так запутано, что у меня уже ум заходит за разум.

– Я обязан ей жизнью, – глядя на ожерелье, спокойно проговорил Деметриос. – Как ты думаешь, кто вывел меня из помещения, где менады устроили свой кровавый пир? И еще одному человеку я обязан жизнью. Завтра утром, перед отъездом из Фокиды, мы с тобой нанесем ей прощальный визит.

– Ей?

– Да.

И опять Ника догадалась без подсказок, о каком человеке идет речь.

Эринна выглядела еще моложе и еще красивее, чем в прошлый раз. Конечно, она пригласила гостей пройти в дом, но они это предложение вежливо отклонили. Теперь все трое стояли на большой полукруглой веранде с видом на сад. Солнце уже взошло. Высоко в небе парил одинокий сокол, высматривая добычу. По саду бродили поджарые большеухие кошки, с места на место перелетали сизые голуби.

– Я дам тебе знать, Деметриос, когда все закончится, позвоню или напишу, – тихим мелодичным голосом говорила Эринна, кроша сухой хлеб и кидая через перила голубям. – И ты сам решишь, стоит ли торопиться с возвращением или подождать до родов. В этом году боги получат такую жертву, какую не получали уже давно, и я уверена, что справлюсь с оракулом без твоей помощи.

– Феона родит? – не удержалась Ника.

– Да, – тепло и радостно улыбнулась Пифия. – Она родит сына.

– От него, – Ника указала пальцем на Деметриоса.

– Да. Ты разве не знаешь?

– Ну, – та прикусила губу, – я надеялась, вдруг обойдется.

Деметриос и Эринна одновременно рассмеялись, как будто услышали отличную шутку. Он, кажется, тоже не сомневался в том, что предводительница менад зачала.

– И у тебя будут дети от этого мужчины, – доверительно сообщила Пифия, глядя на Нику. – Чуть позже, но обязательно будут. Я вижу, – повела она руками в воздухе, – новые ветви этого древа.

Ника немного помолчала, формулируя в голове вопрос, который собиралась задать.

– Эринна, почему именно такая жертва требуется для функционирования оракула? Женщины разрывают на части мужчину… ногтями, зубами, ножами… – ее слегка передернуло, – но сохраняют его половой орган. Какой во всем этом смысл?

– Деметриос не объяснил тебе?

– Он попытался, но дух места, кажется, был против. В нашей спальне чуть не вылетело окно.

– Ах, вот как… Понимаю. – Эринна мельком взглянула на Деметриоса, как будто ожидая протеста, но он стоял, прислонившись плечом к опорному столбу, и наблюдал за серой кошкой, выслеживающей под кустом мышь. – Орган, отделяемый от тела жертвы во время церемонии, играет мистическую роль, не допускающую упоминания о нем. Будь то бык, козел или человек, эта часть плоти рассматривается как воплощение мужской силы – силы овладевающей, проникающей и оплодотворяющей. Связь женщин с этой частью неиссякаемой жизни, с этой конкретной частью конкретного единства зои, неизрекаема, невыразима, священна. Женщины берут на себя заботу одновременно и о части, и о целом, поскольку делают себя виновницами мнимого уничтожения и угасания мужского рода, иными словами, половины всего человечества. Они убивают неиссякаемое божество только по видимости, сохраняя и периодически, каждый второй год, его возрождая. Это и есть их великие мистерии.

Слушая девственницу с белой шалью на плечах, Ника поняла, почему Феона стремилась зачать именно в этот период времени. Как сказал однажды Деметриос, войти в поток. Почувствовать неиссякаемость жизни.

Эринна стряхнула с пальцев последние крошки, ушла ненадолго в дом и вернулась с небольшой фигуркой из темно-серого камня.

– Деметриос, посмотри. Я нашла его среди вещей Андреаса и сразу поняла, что должна отдать его тебе. Возьми. Андреас любил тебя. Если бы ему удалось одержать победу, он причинил бы тебе много боли, но я знаю, он тебя любил.

Тот осторожно взял в руки статуэтку. Ника подошла поближе, чтобы как следует рассмотреть. Из камня было искусно вырезано крылатое существо с телом человека и головой льва, обвитое змеей.

– Ты знаешь, кто это? – спросила Эринна, глядя на него снизу вверх.

– Да. Он говорил мне. – Глаза Деметриоса заволокла дымка воспоминаний. – Айон. Бог, символизирующий единство противоположностей: света и тьмы, созидания и разрушения, мужского начала и женского. Ключи Айона – это ключи от прошлого и будущего.

Протянув тонкую руку с длинными пальцами без колец, Эринна приложила ладонь к левой стороне его груди поверх куртки.

– Достань свой нож, которым ты поразил Андреаса.

Ну конечно! Она уже видела, видела… То же самое существо изображено на рукоятке его ножа.

– Это первый ключ, – молвила Пифия, прикладывая лезвие плашмя к своему лбу. – Ключ, отворяющий кровь, врата между жизнью и смертью.

– А второй? – спросил Деметриос.

Она тепло улыбнулась.

– Второй ключ – это ты, Деметриос Стефанидес. Ключ, отворяющий двери в чужих головах.

Слова эти еще долго звучали у Ники в сознании. «Альфа-Ромео» цвета серый металлик оставлял позади километры асфальтовой ленты, черной от моросящего дождя, а она смотрела вперед через лобовое стекло с качающимися вправо-влево щетками-дворниками и слушала тихий девичий голос, повторяющий: «Ключ, отворяющий кровь, врата между жизнью и смертью… И ключ, отворяющий двери в чужих головах…»

Весна в Провансе – чудеснейшее время года. Изумрудная зелень листвы и травы, благоухание распускающихся ежедневно все новых и новых цветков на деревьях, красота лавандовых полей пронзительно сиреневого цвета, над которыми с жужжанием зависают облака из пчел. Уютные кафе и ресторанчики в глубокой тени платанов, где можно обедать часами, никуда не торопясь. Наслаждаться изумительной прованской кухней и местными винами, а потом бродить с корзинкой по фермерским рынкам, закупая для ужина белый козий сыр, оливки, хлеб, сладкие ароматные дыни и клубнику.