Анна Малышева - Никогда не заговаривайте с неизвестными

"Мужиков там нет, — подумала она. — Может, это Дана и хозяйка, а я даже не знаю, с кем она тут должна быть. Сказала — если совсем некуда будет деваться — иди сюда… И вот она сама тут… Значит, и ее допекло? А может, все-таки ловушка?

Может, она ждет меня, чтобы сдать?"

Муха оставила всякую надежду что-то расслышать. В одном она была уверена — мужских голосов там не слышно, значит, есть небольшая надежда. Лучше, чем ничего, чем пустая квартира в Царицыно, куда никогда не вернется Иван. Она знала, что он не вернется, хотя парень ей этого не говорил. Из его разговора с матерью она поняла, что случилось, а взгляд, который он бросил на нее после первого разговора с матерью, и его расспросы убедили ее — он подозревает именно ее, Муху.

Значит, ушел навсегда. Значит, та квартира перестала быть убежищем, превратилась в ловушку.

Оттуда нельзя было выходить — даже за продуктами в соседний магазин. Оттуда можно было выйти только раз — чтобы сбежать.

Она пошарила по дверному косяку, нащупала звонок. Тренькнуло тихонько, а она-то боялась перебудить весь дом. Голоса затихли, потом она услышала медленные, неуверенные шаги. В замочной скважине стало темнее — кто-то подошел к двери с той стороны, но не задал ни одного вопроса. Муха тоже молчала. Наконец она не выдержала и сказала:

— Скажите, это дом семнадцать два А?

Это был единственный нейтральный вопрос, который она могла задать, рассчитывая в любом случае получить ответ, услышать голос… Но вместо ответа открыли дверь.

— Дана, — тихо сказала Муха.

— Заходи, — спокойно ответила женщина?, протягивая руку и беря гостью за лацкан пальто.

Случайно она задела прядь волос и удивилась:

— Сменила прическу?

Муха молча вошла в квартиру. Дана стояла к ней спиной и медленно, неуверенно запирала дверь. Из этих движений Муха сделала вывод — Дана тут поселилась совсем недавно, ей все незнакомо. Муха оглянулась. Длинный широкий коридор под прямым углом загибался и уходил вглубь, к задней части дома. Оттуда и шел приглушенный свет, а в этой части коридора не горело ни единой лампочки. Муха увидела две закрытые двери, не-, ровно окрашенные малиновой краской, дощатый пол с выгнутыми от старости и сырости половицами. В углу валялась куча старой обуви, стояло несколько швабр и метелок, огромный железный совок. Все было старое, пыльное. Муха перехватила шприц поудобнее и ощутила странную радость, что Дана не подозревает, как близко ее смерть. Но убивать ее сейчас Муха не собиралась.

Дана повернулась. Муха, чтобы позабавить саму себя, подняла шприц и нацелилась Дане в голую шею. Та, как всегда, была одета очень легко — блузка без рукавов, короткая юбка. Дана смотрела на нее огромными, немигающими глазами. На лице было ожидание, но судя по всему, ничего дурного она не ожидала. Муха опустила шприц.

— Ты уверена, что никого за собой не привела? — спросила Дана.

— Никого.

— Ты проверяла?

— У меня здесь нет друзей, чтобы привести их с собой.

— Зато много врагов, — заметила Дана и протянула руку, коснувшись рукава пальто. Еще немного — и она нащупала бы шприц.

— Как добралась? — спросила она.

— Машиной. Кто тут, кроме тебя?

— Никого.

— Врешь. Я слышала голоса. И если ты одна — зачем горит свет?

Дана вдруг улыбнулась:

— Ладно. У меня для тебя сюрприз.

Муха ничего не ответила. Она с ненавистью смотрела в это сухое, восковое лицо. Ей стоило немалых усилий удержаться и не вонзить шприц Дане в шею, в щеку, куда угодно.

— Пойдем, — сказала та и, не отпуская рукава Мухи, повела ее за собой.

Они прошли по коридору, свернули за угол.

Муха увидела занавеску, висевшую на двери той комнаты, откуда лился свет. На занавеске были изображены какие-то диковинные, невероятно яркие фиолетовые цветы на красном фоне. Дана пошла вперед и вдруг ткнулась в занавеску. Резко остановилась, с раздражением откинула ткань в сторону. «Она тут не больше дня», — пеняла Муха.

Комната была убогая, до потолка заставленная рухлядью. Пианино без крышки, с провалившимися желтыми клавишами, разобранный на части шкаф, прикрытый куском толя, зеркало от пола до потолка, все в черных пятнах. Коробки, банки, мешки, лысые веники, засохшие драные тряпки.

Из угла в угол перепархивала крупная моль. Окна занавешены плотно, основательно. Вдоль стены — большая старинная кровать с никелированными шарами на спинке, над нею — коврик, где изображалась охота на тигров в индийских джунглях.

Тигры были рыжие, джунгли синие, охотники на слоне — красные. На кровати — куча тряпья, которая когда-то была постельным бельем. А под кучей кто-то лежал.

Муха сжала Дану за тонкую руку, чуть повыше локтя. Она не пожалела ее — сжала так, что женщина вскрикнула.

— Это кто?! — спросила Муха.

— Увидишь… — сквозь зубы ответила Дана.

Муха отпустила ее и настороженно огляделась.

Больше в комнате никого не было.

— Кто еще в квартире? — процедила Муха.

— Никого.

— Врешь!

— Иди проверь, — зло ответила Дана.

Она отошла от гостьи и ощупью добралась до стены. Прислонилась к ней и замерла, глядя прямо на голую лампочку, висевшую на очень длинном проводе. В ее мертвых невозмутимых глазах отражался свет.

Муха еще раз прикинула в руке шприц и двинулась к постели. Она шла медленно, как будто боялась разбудить того, кто там лежал. Но ведь этот человек не спал. Она несколько минут назад слышала, как он говорил с Даной. Вернее, говорила, потому что голос был женский.

— Повернитесь, — сказала Муха.

Куча тряпья медленно зашевелилась. Потом из-под нее показалась худая и не очень чистая маленькая рука. Рука скомкала простыню, попыталась ее отдернуть. Это не вышло. Тогда рука, расставив пальцы, уперлась в стену. Женщина пыталась перевернуться на спину, отталкиваясь от стены. «Больна», — поняла Муха. Только брезгливость помешала ей помочь женщине. Не хотелось прикасаться неизвестно к кому, быть может, болезнь заразная…

И в следующий миг Муха сделала несколько шагов назад. А потом вскрикнула — отрывисто и громко, бросилась к постели.

— Алия! — Она скинула на пол тряпки, покрывавшие тело сестры. — Алия!

Алия тупо смотрела на нее. Потом как-то странно поморщилась, хныкнула, как младенец, и начала улыбаться. На краю улыбки не хватало нескольких зубов. Муха сильно укусила себя за палец, чтобы боль отрезвила ее. На кровати лежал полутруп — грязный, истощенный, без тени разума в глазах. Девушка развернулась.

Теперь ничто бы не спасло Дану. Муха шла на нее со шприцом наготове. Она оглохла от ярости и ничего вокруг себя не видела. Дана по-прежнему стояла, прижавшись к стене, с ничего не выражающей улыбкой. Когда Муха встала рядом, Дана сказала:

— А ведь это я ее спасла.

— Спасла?!

Муха выбросила вперед левую руку и намертво прижала тонкую шею жертвы к стене. Дана вздрогнула, хватанула воздух открытым ртом.

Муха щекотнула ее сонную артерию концом иглы:

— Ты поняла?

Дана шевелила губами, не издавая ни звука.

Муха слегка отвела шприц и ослабила хватку:

— — Где ты ее нашла?

— — Пусти!

— Где ты ее нашла?

— Пусти меня, идиотка…

— Я тебе сейчас шею раздавлю. Где?

— Друзья Толгата…

— Что сделали друзья Толгата?

— Она работала на них… Пусти, иначе ей конец. Ты ничего не знаешь…

Со стороны кровати донесся какой-то бессмысленный звук. То ли удовлетворенный рык, то ли просто отрыжка. Муха сморщилась, чтобы не разрыдаться. К счастью, Дана этого не видела, зато эмоциональное состояние Мухи до нее дошло. Она выдавила:

— Только ты можешь ее спасти… Послушай же меня… Это еще не конец…

Муха убрала руку с ее горла и, размахнувшись, влепила Дане пощечину. Потом вторую. После третьей из носа жертвы пошла кровь. Та дико метнулась, вырвалась, побежала к окну, споткнулась о какой-то мешок и чуть не упала. Упасть помешала только хорошая реакция. Муха уже стояла над ней, крепко ухватив Дану за волосы, и трясла так, что та уже в голос кричала.

— Убью! — крикнула Муха, едва сдерживаясь, чтобы не растерзать ненавистное тело.

Дана упала на мешок и вцепилась в него мертвой хваткой. Муха выпустила волосы, в руке осталось несколько тонких прядей. Дана стонала от боли и вжималась в мешок, ее спина содрогалась.

Она даже не пыталась защититься, и Муха прекрасно понимала почему. Любые побои можно вынести, но если случайно, наткнуться на иголку шприца… Дана очень хорошо помнила об иголке.

— Говори, — приказала Муха.

Дана, не поворачиваясь, прошипела:

— Зря ты это сделала.

— Говори! — Муха оглянулась.

Алия уже сидела в постели, подавшись вперед, глядя на поверженную Дану. Лицо у нее было более осмысленное. Муха крикнула ей:

— Скажи мне что-нибудь! Скажи!

Алия дрожала и пыталась натянуть себе на плечи одеяло. Дана шепнула: