Ослепительно-белый свет вдруг заполнил галерею, в ту же секунду за ним послышался удар грома, потрясший весь дом, и я оглохла и ослепла, в глазах замелькали сверкающие ромбовидные узоры, отделенные друг от друга тонкими, словно отлитыми из свинца, сверкающими нитями. Когда это послеви́дение растаяло, я обнаружила, что все огни погасли и, кроме слабого свечения камина сбоку от меня, на галерее царит полный мрак.
Затем из библиотеки послышались торопливые шаги. На пол упала полоса света — это резко распахнулась дверь библиотеки, и Сент-Джон Вайн, с фонарем в руке, бросился к доспехам и рванул рукоять меча. Пластины раскрылись, луч фонаря осветил доспехи, и тут все мы увидели, что внутри никого нет.
Все присутствующие двинулись вперед, но я так и сидела на своем стуле, опасаясь, как бы меня не подвели ноги. Зажгли побольше свечей; Сент-Джон Вайн шагал взад-вперед у доспехов, ломая руки и повторяя: «Я его предупреждал! Я же его предупреждал!» Потом он повернулся ко мне и, казалось, овладел собой.
— Еще есть шанс, — сказал он. — Вернон взял с меня обещание, что, если такое случится, мы попытаемся его вызвать. Мы должны попытаться это сделать. Мисс Лэнгтон, если вы вместе с джентльменами образуете круг, я приведу в действие индукционную машину. Он пожертвовал жизнью, чтобы доказать нам это, — мы не должны его подвести!
Я попыталась что-то произнести, но язык мой мне не повиновался. Эдвин помог мне встать на ноги, остальные тем временем переставили стулья кружком. Сент-Джон Вайн, с мертвенно-бледным лицом, держал фонарь, руководя их действиями. Все свидетели происшедшего выглядели потрясенными и испуганными, за исключением доктора Давенанта, чье лицо оставалось совершенно непроницаемым. Прежде чем я полностью осознала, что происходит, я обнаружила, что сижу между Эдвином по правую мою руку и профессором Чарнеллом — по левую. Я сидела спиной к камину, поэтому мне были видны доспехи, тогда как ни Эдвин, ни профессор Фортескью их видеть не могли.
Сент-Джон Вайн отошел от нас в другой конец галереи, оставив нас почти в полной темноте. Он закрыл передние пластины доспехов и погасил все свечи, кроме четырех, горевших в канделябре, который он водрузил на его прежнее место на полке.
— Соедините руки, — хрипло произнес он, — и сконцентрируйте все свое внимание на Верноне. Молитесь, если вам угодно; все, что угодно, — только бы его вернуть! — Он прошел в дверь библиотеки и плотно закрыл ее за собой.
Ладонь Эдвина была суха и холодна как лед; рука профессора Чарнелла походила на влажный пергамент. По другую сторону кружка я могла видеть сверкающие глаза доктора Давенанта и слабый отсвет пламени свечей у него на лбу; было слишком темно, чтобы разглядеть что-либо еще. Я вся застыла от пережитого потрясения и боялась, что вот-вот упаду в обморок, но тем не менее могла чувствовать нарастающую в кружке вибрацию — или это у всех нас просто дрожали руки?
Затем пламя всех четырех свечей одновременно дрогнуло и угасло, и мы снова погрузились в непроницаемый мрак. Кто-то — похоже, профессор Фортескью — бормотал «Отче наш». Он добрался уже до слов «избави нас от лукавого», когда в той стороне, где находились доспехи, возникло слабое свечение, туманный столб света, который на миг повис в пустоте, а затем раскрылся, словно у него развернулись крылья, став мерцающей фигурой; фигура отделилась от самих доспехов, теперь едва различимых за сиянием света, и заскользила по направлению к нам. Лица у нее не было, не было определенной формы, лишь прозрачная пелена света, плывущая над пустотой. Я не могла ни пошевелиться, ни вздохнуть.
Тут я услышала звук открывающейся двери и приближающиеся шаги. Привидение, заструившись, остановилось.
— Вернон! — вскричал во тьме Сент-Джон Вайн. — Станешь ли ты говорить с нами?
— Мне не… позволено… остаться, — раздался голос, едва слышимый и неотчетливый, но вполне узнаваемый голос Вернона Рафаэла. — Но вы не… захотите ли пожать мне… руку… — Голос с каждым словом становился все слабее. — В знак дружбы?
Шаги приблизились; между мной и привидением возник едва различимый человеческий силуэт. Сияние взвихрилось, появилась светящаяся рука — однако ладони у нее не было, лишь пустой рукав, и, когда Сент-Джон Вайн попытался схватить эту руку, его собственная ладонь прошла сквозь этот рукав насквозь! С возгласом отчаяния он обеими руками обхватил привидение. На миг человек и дух слились воедино, затем их поглотила тьма, и больше я ничего не помню.
Я очнулась, ощущая на губах вкус бренди, свет фонаря сиял мне прямо в глаза. Рядом в камине потрескивали угли. Я обнаружила, что лежу на полу галереи, там, где упала, но под голову мне подложена подушка. «Мне приснился ужасный сон», — подумала я, отворачиваясь от резкого света. Эдвин стоял на коленях рядом со мною, за его плечом я увидела глядящего на меня Вернона Рафаэла.
— Мисс Лэнгтон, я должен принести вам свои смиреннейшие извинения: я действительно весьма сожалею. Я ни в коем случае не должен был подвергать вас такому тяжкому испытанию.
— Вот уж действительно — не должен! — сердито откликнулся Эдвин. — Если бы я имел хотя бы малейшее представление о том, какую игру вы затеваете, Рафаэл, я ни за что не позволил бы… то есть я хочу сказать… — Он умолк, смутившись, и предложил мне еще глоточек бренди.
— Не понимаю, — сказала я Вернону Рафаэлу. — Вы что, меня месмеризировали? Что, я во сне видела ту молнию?
— Нет, мисс Лэнгтон, — ответил он. — Все произошло именно так, как вы это восприняли, — только все это была иллюзия, демонстрация, если угодно, осуществленная Сент-Джоном Вайном и мною. Я планировал объяснить все после демонстрации, но вам теперь нужно отдохнуть. Я в самом деле весьма сожалею.
— Нет, — возразила я, вдруг осознав, что мои волосы и одежда в беспорядке. — Я уже полностью пришла в себя и не смогла бы спать, не услышав ваших объяснений.
Наверху на стенах горели лампы, но у пола, где я лежала, было почти совсем темно. Я взялась за руку Эдвина и с трудом встала на ноги.
— Ну, если вы в этом уверены, — произнес Вернон Рафаэл с явным облегчением.
— А где же все остальные? — спросила я.
— В библиотеке, — ответил Эдвин. — Я подумал, вы захотите…
С чувством благодарности за его такт, да и за темноту на галерее я привела в порядок волосы и отряхнула плащ от пыли, а Вернон Рафаэл тем временем пошел позвать остальных членов группы.
— Истинно говорится, что тот, кто посетит хоть один сеанс в доме медиума, сам напросится на обман. — Вернон Рафаэл стоял рядом с доспехами; мы — все остальные — собрались перед ним в полукруг. — Когда я впервые услышал об этом кабинете — а это фактически не что иное, как кабинет, — я заподозрил, что здесь должен быть скрыт еще какой-то трюк.
Он схватился за рукоять меча (я оказалась далеко не единственной в группе, кто отпрянул назад, когда пластины доспехов вдруг растворились), а Сент-Джон Вайн, стоявший чуть поодаль, сбоку от нас, провел лучом фонаря по доспехам.
— Хотя спина доспехов выглядит абсолютно цельной, она тем не менее тоже снабжена петлями. Загвоздка в том, что спина открывается только тогда, когда закрыты передние пластины, и лишь в том случае, если вот этот стопор, — он указал на головку рукояти под закованной в железную перчатку рукой, — находится в нужном положении. Таким вот образом… — Он снова вошел внутрь доспехов и закрыл пластины.
Сент-Джон Вайн придвинулся ближе и, казалось, споткнулся: луч фонаря скользнул по нашим лицам.
— Вот видите, — сказал Вернон Рафаэл, появляясь из-за доспехов, — нужно всего лишь на мгновение отвлечь зрителей. И разумеется, если свечи вдруг загадочно угаснут…
Сент-Джон Вайн быстро зашагал к библиотеке и закрыл за собою дверь. Через несколько секунд свечи в канделябре угасли, словно затушенные невидимой рукой.
— Обычный прием цирковых магов — или спиритов-медиумов, — пояснил Вернон Рафаэл, — осуществляется с помощью резиновых трубок. Зловещее сверкание изнутри доспехов такое же простое дело: потребовался только потайной фонарь, спрятанный у меня под плащом, да подходящий кусок цветного стекла… Ваше воображение дополнило все остальное.
— Но молния? — спросил Эдвин. — Как же вы сумели?..
— Порошок магния, дорогой друг, повальное увлечение всех фотографов, хотя, конечно, не в таком количестве, с добавлением заряда черного пороха, подожженные длинным запальным фитилем из окна библиотеки. Нам повезло, что дымоходы так сильно дымили, не то бы вы почувствовали запах. А пока вы все были ослеплены…
Он отошел шага на два от доспехов, ведя одной ладонью по стене, к тому углу, где огромный камин выдавался на галерею, и скользнул за плесневелый гобелен, спускавшийся почти до пола. Послышался легкий скрип петель; Сент-Джон Вайн прошел от дверей библиотеки, откуда он наблюдал за происходящим, к камину и отвел гобелен в сторону, открыв совершенно гладкое пространство стенной панели. Он трижды легонько постучал по стене, узкая полоса панели сдвинулась, и Вернон Рафаэл ступил наружу.
