– Мать. Светочки Юсуповой. Сначала зятя укокошили, потом дочку мою, а вы сидите.
– Убита Светлана Юсупова? Когда? Где?
– Она мне телефон ваш оставила и наказала, чтобы вы свое обещание выполнили.
– Какое обещание? Откуда вы звоните?
– С опознания. Покупатели днем приехали дачу смотреть и Светочку нашли. Нашли мою доченьку… – Женщина громко заплакала.
– Где?
– На даче… под Солнечногорском…
– Понятно теперь. Выезжаю, где дача?
– Вы сначала ее поймайте, Австрийскую эту.
– Как ваше имяотчество?
– Тамара Григорьевна. Да какое еще отчество? Светочку мою убили!
– Тамара Григорьевна, успокойтесь, мы со всем разберемся.
– Вы разберетесь! Ненавижу вас всех! Ненавижу!
В телефонной трубке раздались короткие гудки. Ехин повернулся к Амелину:
– Женя, едем срочно.
– Что так?
– Труп Юсуповой сегодня обнаружен. На даче, которую она собиралась продавать. У нас гдето записан адресок. Вот и всплыл наш «макаров». Тот самый, что мы так и не нашли. Вот и дотянули!
– Уверен, Максимыч? – деловито спросил Амелин, застегивая куртку.
Ехин только рукой махнул. Мол, а что там еще может быть?
– Значит, она не успокоилась. Вот стерва! – Амелин громко выругался.
– Погоди выводы делать. Поехали. У меня машина на ходу…
…На даче Юсуповых опергруппа из местного РОВД уже закончила свою работу. Тело увезли, следователь прокуратуры и оперативник уехали с места происшествия. Этот день был богат на события, в полицию поступил еще один срочный вызов. По участку бродила мать Светланы, громко рыдая. Увидев Ехина, она тупо спросила:
– Вы кто? По какому делу?
– Майор Ехин Олег Максимович. Вы мне сегодня…
– А! Приехали! – накинулась на него она. – Что уж теперьто! Раньше надо было приезжать! На вскрытие увезли… Увезли мою Светочку, ааа! – И Тамара Григорьевна вновь зарыдала. Ехин отозвал в сторонку Амелина:
– Женя, ты здесь оставайся, поговори с ней, по соседям походи, а я наведаюсь в Солнечногорский РОВД, к коллегам.
– Хорошо, Максимыч, – кивнул Амелин. – Сделаем.
…Узнав, какова цель визита приехавшего из столицы майора, коллеги из местного РОВД вздохнули с облегчением:
– Так, значит, это ваше дело?
– Общее, – буркнул Ехин. – Из какого оружия был произведен выстрел?
– Светлана Юсупова была убита из пистолета Макарова. Прицельный выстрел с расстояния примерно пяти метров. А вообще выстрелов было два. Из разного оружия.
– То есть как это два?
– Она сама тоже стреляла. Из охотничьего ружья.
– В кого стреляла? – напряженно спросил Ехин.
– Быть может, в убийцу? Но пуля попала в дерево.
– Так… Что еще интересного можете сказать?
– Согласно показаниям свидетеля, утром от дома Юсуповой отъезжала машина…
– Так, – повторил Ехин.
– «Мерседес» черного цвета. Да, отпечатков в доме нет. Чисто.
– Надо сделать сравнительную экспертизу. У нас уже есть два трупа. Тоже «макаров». Если убили из того же оружия, эти два дела надо объединять в одно. Хотя и так все ясно, – махнул рукой Ехин. Он все никак не мог простить себе, что ошибся в Австрийской. Она, несмотря ни на что, всетаки решила довести дело до конца. Своими руками тянула за концы веревки, на которой была завязана петля, накинутая на ее же собственную шею…
…В то время как Ехин знакомился с протоколом осмотра места происшествия, Амелин отправился опрашивать соседей. Но маленький дачный поселок словно вымер. Что поделаешь: осень, сезон отпусков закончен, урожай в основном собран, погода испортилась, поэтому среди недели здесь делать нечего. Наконец Амелину повезло. Один из домов показался ему жилым. Этот маленький домишко был весьма странным, словно собранным из кусочков. Создавалось впечатление, что сюда тащили все, что плохо лежало, да перепавшее от щедрот богатых соседей. Едва протиснувшегося в узкую покосившуюся калитку Амелина встретил шустрый мужичонка в ватнике и кирзачах. От него явственно несло перегаром.
– Куда прешь?
– Я из полиции. Здесь женщину сегодня убили.
– Оно конечно. – Мужичонка стал переминаться с ноги на ногу, потом нехотя посторонился. – Проходи, коли так.
Амелин сел на треснутый пластмассовый стул с изогнутыми ножками, судя по всему, подобранный хозяином на местной свалке, достал пачку сигарет. Мужичонка охотно потянулся к пачке. Закурили.
– Федин я. Егор Федин, значит, сторож местный.
– Здесь живешь? В поселке?
– Здесь, где ж еще? Нашито буржуи недорезанные только на выходные да в отпуска приезжают, а я, значит, живу.
– Твой дом?
– Моя хибара. Фамильное поместье, – хитро прищурился мужичонка.
– Чегоо?
– Я говорю, предки мои здесь жили, в деревенькето. Тут раньше деревенька была. А потом колхоз развалился, все отсюда разъехались. Участки раскупили. Дач вот понастроили. Домато деревенские снесли и построили себе хоромы. Ууу! Буржуи! – Он погрозил кулаком в сторону соседей справа.
– Пьешь?
– Нини. Ну, маленько. Как все, значит, не без этого. А кто не пьет?
– Встаешь рано?
– Как когда.
– Сегодня, например, когда встал?
– Так по поводу убитой дамочки меня, значит, уже допрашивали.
– А ты мне повтори. Ну, еще по одной закурим?
– Закурить можно. Только я этого, того… много не видел.
– Выстрелто слышал?
– Как не слыхать! Только мы к этому делу привычные. Здесь, дорогой ты мой товарищ, каждый выходной палят. У кого только этих ружей сейчас нет? Как выходной, значит, так опять: бабах, бабах, бабах.
– Зачем же они стреляют?
– Так ведь куплена вещь, использоваться должна. Они ж не виноваты, что к им никто не лезет!
– Но сегоднято не выходной день.
– Вот и я подумал, если бы именины али другой какой праздник, так палили бы к вечеру.
– И пошел проверить?
– Ну, пока глаза продрал спросоньято, пока, значит, умылся, оделся, не бежать же сломя голову…
– Пока опохмелился.
– Не без этого. Я на утро завсегда оставляю. На участокто я, конечно, заходить не стал.
– Почему?
– Не вхож, – коротко ответил мужичонка. – Прислушался: вроде все тихо, больше не палят. Ну и решил не соваться не в свое дело. Буржуито не шибко любят, когда им в рот заглядывают. Ну, я, значит, и пошел к себе. А от дома черный «мерс» отъезжает.
– Точно «мерс»?
– А то я не разбираюсь!
– За рулем кто был?
– Дамочка. Ничего себе такая, раньше ее здесь не видел. Хотя шикарные дамочки иногда приезжают! Особенно к тому буржую, что обитает в особняке с башенками. Ох, и дамочки приезжают! Но эта нет, эта, значит, другая.
– Понятно. Описать можешь?
– Тачку? А чего ее описывать? «Мерс» как «мерс». «Пятисотый».
– Дамочку.
– Вроде рыженькая, симпатичная.
– По фотографии сможешь ее опознать?
– Да, может, и не она убила?
– А кто?
– Да мало ли здесь народу шатается! Полезли, значит, в дом, а там хозяйка, ну и пальнули разок. Делото житейское.
– И часто у вас тут такие житейские дела происходят? – не удержался Амелин.
– В домато лезут? Бывает. На то меня здесь и прикармливают. За сторожа, значит. Ну, за всем, понятно, не уследишь. Всяко бывает.
– Кого еще видел?
– Да никого не видел.
– А если подумать?
– Нет, не припоминаю.
– Сколько он тебе дал? Или просто запугал?
– Да кого мне бояться, – отвел глаза сторож.
– А не тряхануть ли тебя как следует, гражданин Федин Егор? Без прописки небось в поселкето обитаешь?
– У меня все законно. И паспорт имеется, и штампик в нем налицо. И с чего это я буду на человека наговаривать? Если дамочку видел, так отпираться не стану. И по фотографии опознать смогу. А больше никого не было.
Амелин засомневался: а вдруг не врет? Спросилто он так, на всякий случай. А вдруг повезет? Хватит и того, что Федин без проблем опознает Австрийскую. Амелин встал со стула и спросил у сторожа:
– А что, еще ктонибудь в поселке остался?
– А как же. Журналист книгу пишет. Про мафию. Борец за идею.
– Откуда знаешь, что про мафию?
– А он как напьется, значит, так красный флаг на крышу вывешивает и гимн врубает. Ну и палит, само собой.
– Где он обитает, этот борец за идею?
– А пойдете назад по улице, до самого конца, и упретесь в трехэтажный кирпичный особнячок. На первом этаже гараж, сзади банька. Все чин по чину.
– Похоже, не бедствует борец за идею?
– Нини, им нельзя! Правду писать может только человек, независимый от власти денег, – со знанием дела сказал Федин.
– С ним, что ли, пьешь?
– Бывает. Он прислушивается к мнению народных масс. Ему для книги это полезно.
