А сейчас он сидит перед тремя мужчинами, озадаченными словами «кабинет» и «перестановка», и начинает потихоньку догадываться, каким станет этот человек.
— Что ж, — говорит министр финансов, — я не знаю, но, может, все-таки не стоит торопиться?
— Абсолютно с вами согласен, — поддерживает его Болджер. — Но я однозначно буду вносить изменения.
Я.
Ввиду отсутствия конкурса и в связи с тем, что заявление уже сделано, ратификация не более чем формальность, но все равно нужно быть осторожным.
— Хорошо, — исправляется он, — вы правы, пресс- конференция важна. Он останавливается. — Но вы же понимаете: они об этом спросят.
Министр транспорта ерзает. Совершенно очевидно: ему не терпится узнать, какие перемены напланировал Болджер, но он боится продавливать вопрос. Министр образования, как обычно, сидит с каменным лицом. Болджер прямо чует: этот в ярости оттого, что вопрос возник так скоро.
— Мы не должны позволять СМИ диктовать, как нам действовать, — продолжает министр финансов, — и я не…
— От нас ждут перестановки в кабинете, повторяет Болджер. — Люди ее жаждут и получат. Кроме того, такой перестановкой можно объяснить отлучку на медовый месяц. Министры скинут пару килограммов и вернутся на телеэкраны красивыми и бодрыми. — Он пожимает плечами, — Все от этого только выиграют. Мы довольны. Луи Коупленд[68] доволен. Все довольны.
Просто удивительно, как изменилась расстановка сил. Еще несколько минут назад эти четыре человека были коллегами — конспираторами, равноправными членами заговора, а теперь разделены: они — создатели короля, а он — король. И ничего тут не поделаешь. Такова природа данного процесса.
Болджер встает и застегивает пиджак.
— Ладно, произносит он. — Чтобы потом не было разночтений. Там мы должны продемонстрировать единство. Во время пресс-конференции и после нее: при разговорах с журналистами. Таков наш план, и давайте его придерживаться. Полностью, безоговорочно, на все сто. — Он бросает взгляд через комнату на дверь, поверх их голов. — Если кто-то продемонстрирует нечто меньшее, прольется кровь. Сразу же.
Десять минут спустя Болджер уже сидит за другим столом в другой комнате. Разглядывает собравшуюся прессу и ждет, пока на него не обрушится град вспышек. И тут его пронимает. Несмотря на события сегодняшнего вечера, несмотря на впечатляющее владение ситуацией, он не чувствует ни триумфа, ни прорыва. Ни нервов, ни подъема, ни даже мало-мальской радости. Он смотрит на бумажку с заявлением, на золотые запонки, на свои наманикюренные пальцы и чувствует только усталость, пустоту и онемение. И больше ничего.
В том пэдээфе, который длиннее, пятьдесят четыре страницы. У него нет ни названия, ни оглавления. На первый взгляд он такой же невообразимо технический, как и большинство документов на Флинновом ноутбуке.
Джина выхватывает по абзацу то тут, то там, но, продираясь через дебри незнакомых терминов, очень скоро перестает что-либо понимать. Она тупо пялится в экран. В документе есть также графики, таблицы, цифры, формулы. Несмотря на очевидные затруднения, в целом Джина понимает, что это. Похоже на исследование или отчет, касающийся одного из аспектов проектирования конструкций Ричмонд-Плазы. И что тут странного? Ведь этим Флинн и занимался.
В этом состояла его работа.
Более краткий файл очень похож на предыдущий. Это просто черновик более длинного.
Приунывшая и уставшая Джина окидывает взглядом пустой сумрачный офис; смотрит на окна, в которые с улицы льется оранжевый свет.
И тут она кое-что вспоминает.
Поворачивается обратно к компьютеру.
Клер сказала, что в последнее время Дермот работал больше, чем обычно, — причем дома, в кабинете. Не над этим ли отчетом он трудился? Может, и над ним. А что тут странного? Да то, что Ричмонд-Плаза почти закончена. Она лично поднималась на сорок восьмой — последний — этаж. Зачем на поздней стадии строительства заниматься вопросами проектирования конструкций?
Какая-то бессмыслица.
Если только они не обнаружили ошибку.
Джина чувствует, как внутри у нее все переворачивается.
Так вот о чем говорил ей Ноэль! Он сказал: «Поверь мне, ни к чему тебе. Обыкновенная рабочая жопа, возникшая из-за всякой инженерной белиберды; жуткий, нечеловеческий бардак…»
Она делает глубокий вдох и открывает первое письмо. От Ноэля. Послано в среду, 24 октября.
Привет, Дермот. Получил твое сообщение. Все еще изучаю отчет. Я буду в офисе во второй половине дня, и мы поговорим. Пожалуйста, никому ни слова, пока мы все подробно не обсудим. Н.
Джина моментально открывает следующее письмо. Оно от Дермота. Двумя днями позже.
Ноэль, учитывая ситуацию, может, нужно что-то сделать, показать это кому-нибудь? Я очень беспокоюсь. Пожалуйста, держи меня в курсе. Дермот.
Следующее письмо — ответ Ноэля. Датировано тем же днем.
Дермот, я уже показал это кому нужно как раз сегодня утром. Так что будь ко мне снисходителен. Это не должно выплыть наружу, пока мы не будем на сто процентов уверены в наших выводах. Поговорим позже. Н.
Но что именно не должно выплыть наружу? Ясно, что Джина нашла что-то стоящее. Но она сколь рада, столь же расстроена, поскольку вообще не понимает, о чем идет речь.
Открывает четвертый мейл. Теперь от Дермота. Отправлен после выходных, в понедельник — в тот самый понедельник.
Ноэль, тебя не было в офисе ни в пятницу, ни сегодня утром. Я оставлял сообщения на автоответчике. Мне не кажется разумным то обстоятельство, что мы до сих пор ничего не предприняли. Если, конечно, оно не продиктовано особыми причинами. Разве не очевидно, что чем дольше мы тянем, тем тяжелее потом будет объясняться? Дермот.
Последний мейл Ноэля, отосланный тем же днем, принципиально отличается от всех прочих. Это фактически служебная записка.
Дермот.
Настоящим сообщаю, что завтра в десять утра состоится телефонная конференция с Ивом Баладуром из парижского офиса. Целью этого звонка является официальная презентация результатов твоего исследования. На два часа дня я запланировал следующую телефонную конференцию с Даниэлем Лазаром. Н. Р.
Ив Баладур? Джина не совсем уверена, но вроде это глава всего Би-си-эм. А вот в отношении второго имени — Даниэль Лазар — у нее сомнений нет. Это архитектор, спроектировавший Ричмонд-Плазу. Она закрывает глаза. Итак, Дермот Флинн отдал отчет Ноэлю и ожидал, что тот передаст его куда следует, то есть наверх. В головной офис, находящийся в Париже. Архитектору. Хоть кому-нибудь. Ноэль некоторое время колебался, придумывал отговорки, но потом капитулировал.
И подписал себе тем самым смертный приговор.
Джина открывает глаза.
Потому что существовал некто, кто не хотел, чтобы отчет увидели. И этот некто — тот же человек, которому Ноэль, как следует из письма, уже показывал отчет. Теперь совершенно ясно, кто он. Хотя на данный момент у нее по-прежнему никакой конкретики: ей нечего предъявить, не на что опереться, ни тебе улик, ни доказуемых связей…
Но затем она снова поднимает глаза на экран — на последний мейл — и находит то, что искала.
Сначала она не заметила, а теперь вот видит.
Наверху — в шапке письма — рядом со всем остальным, с именами отправителя и получателя, с датой и темой…
В цифровом неистребимом формате.
Копия: Пэдди Нортону.
Он припарковался на набережной, недалеко от ее дома, достаточно близко, чтобы увидеть, когда она войдет или выйдет оттуда.
Он смотрит на часы.
Может, еще раз позвонить? Но что он скажет, если дозвонится? Не хотелось бы спугнуть ее.
На улице холодно и ветрено. Почти пусто, разве что случайный прохожий мимо пройдет или проедет какая-нибудь тачка. Но тоже случайная. Как эта грохочущая фура.
Нортон переключает радио. Через пять минут начнется выпуск новостей.
Он потирает грудь.
Десять минут назад он вышел из машины и прогулялся до входа в ее дом. Нашел табличку с именем и позвонил в звонок. Подождал, но ответа не последовало.
Тогда он вернулся к машине.
Он снова озирается. Снова смотрит на часы.
Брат Джины был опасным типом — человеком принципа. А какая она? Он уже знает, что упрямая и решительная, но умная ли, прислушается ли к разумным доводам?
По размышлении он делает вывод, что нет. Он думает об этом целый день. Судя по тому, что говорил Фитц, ее разработческая компания испытывает финансовые трудности. Он мог бы спасти их от банкротства — вложился бы в капитальные активы или просто отдал ей деньги, обещанные Фитцу.
