Порох кашлянул и произнес:
– В Варжовцах проживает около сорока восьми тысяч жителей, из них мужского пола примерно двадцать. Если отбросить тех, кому за семьдесят, подростков до шестнадцати и совсем младенцев, то остается чуть более двенадцати тысяч.
– К чему эти вшивые демографические данные, мы что, готовимся к сраной переписи населения, твою мать? – нетерпеливо заметил режиссер, смяв сигарету и бросив ее в мраморную чашу фонтана. Я взором рачительной хозяйки отметила, что там скопилась куча подобных окурков.
– В одном небольшом английском городке после Второй мировой происходили убийства детей. Преступника долго не могли поймать, наконец смогли обнаружить на месте преступления его отпечатки, но они, как и в нашем случае, не были в картотеке полиции. Тогда власти решились на беспрецедентную акцию – они знали, что убийца молодой мужчина, и попросили всех, без исключения, жителей городка, а именно всех мужчин, сдать добровольно отпечатки, чтобы их могли сопоставить с имеющимся образцом.
Михасевич вначале слушал невнимательно, но с каждым последующим словом в его глазах стали светиться огоньки заинтересованности.
– Так как убийства взбудоражили общественное мнение и было обещано, что эти отпечатки будут сравниваться только с теми, что были обнаружены на месте последнего убийства, а потом отпечатки уничтожат, то жители, подумав, согласились. В конце концов, почти все являлись потенциальными жертвами, дети были у многих…
– И? – Тон Михасевича был не таким нервным, как при разговоре с Даной Хейли.
– Отпечатки собрали за неделю, смогли взять у всех, ведь легко проверить, кто уклонился, используя списки, имеющиеся в мэрии, да и соседи, если что, тотчас поставят власти в известность, что кто-то попытался отмазаться или скрыться из города. И это дало результаты. Убийцей оказался местный парень, сдвинутый по фазе, он и убивал детей. Его поймали и отправили на принудительное лечение.
– Я согласен, – доставая последнюю сигарету из пачки, заявил Михасевич. – Делайте все, что хотите. Сколько, по-вашему, займет эта процедура?
– Как минимуму неделю, – ответил Порох.
Лицо Михасевича при этих словах скривилось.
– Это исключительно добровольная акция, никого принудить нельзя… Но я думаю, что варжовчане согласятся. Страх за детей слишком велик.
– Тем, кто откажется, я самолично набью морду, – сказал Михасевич, – а потом отрежу пальцы и отнесу в полицию, чтобы вы проверили.
Его тон был абсолютно серьезным. Я ни секунды не сомневалась, что режиссер готов за дочь убить. Она была для него абсолютно всем.
– Я первый сдам отпечатки, чтобы отпали вопросы, – сказал Марк. – Ни для кого не должно быть исключений. Все расходы я беру на себя. Сколько на это потребуется денег и рабочей силы? Наймите еще дополнительно за мой счет. Сто тысяч долларов. Пятьсот тысяч. Миллион?
– Пока справимся тем, что есть, – ответил Порох. – Но, думаю, неплохо объявить награду тому сотруднику, который снимет отпечатки у убийцы.
– Он получит от меня квартиру в любом городе страны. И какую пожелает, – моментально отреагировал Михасевич. – Я сейчас сам поговорю с вашим мэром, а потом позвоню в Экарест. Там дадут добро на такую акцию…
– И еще, Марк Казимирович, – произнес Порох. – Я лично прошу вас помочь заместителю окружного прокурора Хейли. Она специально инкогнито приехала ради этого фильма из Америки. Китаец должен получить по заслугам.
– Да нет у меня этого диска, – уже несколько более покладисто сказал режиссер. Видимо, предложенный план его увлек. – Если бы был, то отдал бы, и пусть эта настырная баба катится обратно в свой сраный Лос– Анджелес. Не находили мы ни диски, ни прочие штучки-дрючки с фильмами, так ей и скажите. Ничем помочь не могу! Алло, это приемная министра внутренних дел?
Оставив Михасевича говорить по мобильному в оранжерее, я и Порох вышли. Дана Хейли ждала, барабаня пальцами по подлокотникам кресла.
– К сожалению, ничем не можем помочь, – сказал полковник. – Господин Михасевич говорит, что у него нет носителя информации с интересующим вас фильмом…
– Он может просто не знать, Уорф мог спрятать диск в его вещах. Если он позволит мне осмотреть их, это займет всего полчаса…
– Вряд ли он пойдет на это, – ответил Порох. – Вы же понимаете, в каком он состоянии из-за похищения дочери. Так что увы… Но вам придется подождать. Он не сможет уделить вам внимания до тех пор, пока мы не найдем Настю. Его решение следует уважать!
– Сколько времени это займет? – спросила Хейли, кусая губы.
Время, золотое время утекало, как вода между пальцев. Я слышала в новостях: прерванное заседание суда возобновится на днях. Прокурорше наверняка требовался диск, иначе мафиози Китаец порвет сеть и уйдет.
– Я все уладил! – громогласно объявил, выходя из зимнего сада, довольный Михасевич. – Можете начинать. Сейчас сделают соответствующее объявление по местному радио и телевидению. Каждый, кто сдаст отпечатки, получит по десять долларов.
Я быстро подсчитала в уме. Режиссер был готов выкинуть ради этого более ста двадцати тысяч долларов. Деньги для него ничего не значили, ему была нужна Настя.
– Они сами к вам прибегут, – продолжал Марк Казимирович. – Деньги у вас будут через пару часов, бумажками по десять долларов. Их специально доставят из Экареста. Нельзя ли сделать так, чтобы никто не смог покинуть Варжовцы, пока все мужчины не сдадут отпечатки?
– Это невозможно, иначе нас обвинят в насилии над личностью и незаконном ограничении свободы передвижения, – произнес Порох. – Но отсюда есть всего два пути – на поезде, а мы можем сделать так, негласно, конечно, что все, кто хочет уехать, должен предварительно сдать отпечатки, и на автомобиле или автобусе. Посты можно усилить и проверять всех, кто выезжает из города, на предмет того, помогают они правосудию или нет.
– Золотая голова! – воскликнул Михасевич, похлопав Пороха по плечу. – Ну, вижу, что ты действительно заслуживаешь, чтобы после того, как найдешь мне Настю, тебя перевели в столицу. Там такие, как ты, нужны. Я позабочусь. Министр – мой хороший друг! Слово дворянина!
Я отметила, что теперь режиссер называл полковника снова на «ты». А упоминание о дворянских корнях свидетельствовало – мой экс-супруг обрел надежду.
Надежду найти Настю живой и схватить маньяка.
В холле показался отец Сильвестр. Священник был встревожен и бледен.
– Ну как, – спросил он, – я молился всю ночь, чтобы бог сжалился над маленькой девочкой и вернул ее родителям. А также просил его помиловать душу убийцы.
– Так вот кому мы обязаны тем, что дела пошли на лад! – засмеялся режиссер и крепко пожал руку священнику. – Отец Сильвестр, это мы вашими молитвами добились чуда! Вы поможете мне обрести дочь!
– Я пришел, чтобы выразить поддержку Юлиане Генриховне, – ответил священник и достал из небольшого пакета изумительную икону – на ней был изображен лик святой, полный умиротворения и покоя. Сверкали золотые, красные и черные блики.
– Это святая Анастасия, работа тех, кто занимается в иконописной мастерской, построенной на ваши пожертвования, – обратился он к режиссеру. – Эта святая всегда успокаивает душу и дарит страждущим надежду. Я чувствую, что все будет хорошо…
– А я просто знаю, что все будет хорошо, – ответил Михасевич, с трепетом беря икону и целуя ее. – Сейчас же передам ее Юлиане, она совсем слегла, у нее резко упало давление… Она отдыхает.
Священник со скорбной улыбкой смотрел вверх. На лестничном пролете появилась Понятовская. Я ужаснулась тому, какие перемены произошли с ней. Всего несколько дней назад это была горделивая, молодая, безумно красивая женщина, а теперь на нас взирала особа неопределенного возраста, с безжизненно висящими волосами, без макияжа, одетая в какое-то подобие хламиды. Кажется, Юлиана не замечала той метаморфозы, которая произошла с ней. Разговоры смолкли, она спустилась и подошла к мужу.
– Марк. – Ее голос стал тусклым. – Где таблетки? Почему ты убрал их? Я спала и видела Настю. А потом проснулась и не смогла больше ее видеть. Дай таблетки, я хочу опять видеть нашу девочку!
Михасевич обнял жену за плечи с нежностью, поцеловал. Понятовская, казалось, была в реактивном состоянии и не вполне владела собой. Она глядела сквозь присутствующих, не замечая их. Затем, словно очнувшись, улыбнулась прежней очаровательной улыбкой, которая принесла ей приз за лучшую женскую роль, подошла к отцу Сильвестру и сказала:
– Как хорошо, что вы здесь. Мне нужно поговорить с кем-то.
Она взяла священника за руку и потянула за собой. Михасевич остановил ее.
– Отец Сильвестр к нам всего на минуту, – сказал он. – Посмотри, что он принес тебе, – он показал жене икону.
Та подхватила ее и, не говоря ни слова, пошла, шаркая ногами, обратно наверх. Полы белой хламиды волочились по полу, Понятовская была похожа на призрак. Или Офелию, которая собирается свести счеты с жизнью.
