А в Биг-Маке тем временем надзиратель по имени Савадж подвергся жестокому нападению со стороны Микеля Патрика Смита, заключенного-смертника, считавшегося самым опасным убийцей в тюрьме. Вооружившись ножом, или «заточкой», приделанной к концу древка от швабры, он просунул ее через «бобовую дыру» и ударил надзирателя, принесшего ему обед. Заточка проткнула грудную клетку и достигла сердца, однако чудесным образом офицер Савадж остался жив.
Двумя годами ранее Смит тем же способом заколол одного из заключенных.
Это происшествие случилось не в блоке F, а в блоке D, где Смита содержали из дисциплинарных соображений. Тем не менее администрация решила, что тюрьме срочно требуется новый, современный блок для смертников. О нападении широко раструбили, и это помогло получить деньги на строительство.
Был составлен проект блока H, предназначавшегося для обеспечения «максимальной безопасности и контроля, а также создания для заключенных и персонала безопасных современных условий жизни и работы». В двухэтажном блоке должно было быть двести камер, разделенных на четыре отсека.
С самого начала проект блока H курировался тюремным персоналом. В крайне напряженной атмосфере, царившей после недавнего нападения на офицера Саваджа, персонал был склонен не скупиться на создание «бесконтактного» сооружения. На ранней стадии проектирования тридцать пять сотрудников тюрьмы встретились с архитекторами из Талсы, нанятыми Департаментом исправительных учреждений.
Хотя за всю историю Макалестера ни один узник не сбежал из этой тюрьмы, проектировщики приняли экстравагантное решение упрятать все строение под землю.
После двух лет, проведенных Роном в камере смертника, его душевное здоровье серьезно ухудшилось. Крики, вопли, проклятия в любое время дня и ночи стали еще более громкими и продолжительными. Поведение – еще более отчаянным. Он взрывался безо всякого повода, начинал сыпать ругательствами и швыряться вещами. Во время одного из приступов он четыре часа кряду заплевывал коридор и один раз попал в надзирателя. Но когда он начал кидаться собственными фекалиями, настало время его изолировать.
– Он кидается дерьмом! – закричал надзиратель, и все попрятались кто куда мог. Когда коридор вымыли, Рона выволокли из камеры и увезли обратно в Виниту для нового освидетельствования.
Он провел в Восточной больнице почти месяц – с июля по август 1990 года, был снова обследован доктором Лизаррагой, который констатировал наличие все тех же проблем, которые отмечал в прошлый раз. Три недели спустя Рон начал просить, чтобы его вернули в тюрьму. Он беспокоился насчет своей апелляции и полагал, что сможет лучше контролировать ее прохождение из Макалестера, где по крайней мере имелась юридическая библиотека. Режим приема лекарств был у него налажен, состояние казалось стабильным, и его просьбу удовлетворили.
После тринадцати лет замешательства Оклахома наконец сумела распутать клубок апелляций и назначила первую казнь. Несчастье выпало на долю заключенного Чарлза Троя Коулмена, белого, убившего трех человек и прождавшего исполнения приговора одиннадцать лет. Он был предводителем группировки, которая обычно устраивала в «загоне» всяческие беспорядки, так что многих его соседей не слишком огорчила перспектива наконец от него избавиться. Однако большинство узников понимали: стоит казням начаться – обратного пути уже не будет.
Казнь Коулмена стала событием, достойным освещения в прессе, и за воротами Биг-Мака собралось множество журналистов. Было здесь и ночное бдение при свечах, и интервью с пострадавшими, со священниками и со всеми случайными прохожими. По мере приближения рокового часа волнение все больше возрастало.
Грег Уилхойт и Коулмен дружили, хотя и отчаянно спорили между собой по поводу допустимости смертной казни. Рон по-прежнему в целом был ее сторонником, хотя отношение его колебалось. Коулмен ему не нравился. Тот, в свою очередь, был возмущен шумным поведением Рона, что неудивительно.
Накануне казни Коулмена «загон» охранялся строже обычного и в нем царила тишина. Цирк происходил за воротами тюрьмы, где журналисты отсчитывали минуты, словно ожидали наступления нового года. Грег наблюдал все это в камере по телевизору. Сразу после полуночи пришло известие: Чарлз Трой Коулмен мертв.
Несколько заключенных захлопали в ладоши и издали радостные крики, большинство же тихо сидели по своим камерам. Кое-кто молился.
Реакция Грега оказалась совершенно непредсказуемой. Его до глубины души возмутили те, кто обрадовался сообщению о свершившейся казни. Его друг умер. Да, мир стал чуточку безопаснее. Но это не остановит ни одного будущего убийцу; он знал убийц и понимал, что ими руководит. Если казнь принесла удовлетворение семье жертвы, значит, дискуссия далеко еще не завершена. Грег принадлежал к методистской церкви и ежедневно читал Библию. Разве Христос не учил прощать? Если убийство – зло, то почему штат официально позволяет убивать? Кто имеет право санкционировать смерть? Ему и раньше приходили в голову эти аргументы, но сейчас они получили импульс из другого источника.
Смерть Чарлза Коулмена подтолкнула Грега к драматическому откровению. В этот момент он словно бы развернулся на 180 градусов и никогда больше не исповедовал принцип «око за око».
Позднее он поделился этими мыслями с Роном, который признался, что во многом их разделяет. Однако уже на следующий день Рон снова был горячим приверженцем смертной казни, поскольку страстно желал, чтобы Рики Джо Симмонса схватили и расстреляли на месте.
15 мая 1991 года Оклахомский апелляционный уголовный суд единогласно подтвердил прежний смертный приговор Рона Уильямсона. В постановлении, вынесенном судьей Гэри Лампкином, говорилось, что в ходе суда над ним действительно было допущено несколько процессуальных ошибок, однако «неопровержимые доказательства» вины подсудимого с лихвой перевешивают все пустячные ошибки, совершенные Барни, полицейскими, Питерсоном и судьей Джонсом. Суд не потрудился уделить сколько-нибудь значительное время рассмотрению сути того, что же это за «неопровержимые доказательства», которые были представлены на процессе.
Билл Лукер сообщил Рону плохую новость по телефону. Рон принял ее довольно спокойно. Он был знаком с кратким письменным изложением дела и много раз обсуждал его с Биллом, который постарался заранее предостеречь его от чрезмерного оптимизма.
В тот же день Деннис Фриц получил такое же известие из того же суда. Блюстители закона и здесь признали наличие некоторых ошибок, допущенных в ходе процесса, но, видимо, были так же ошеломлены «неопровержимыми доказательствами» вины Денниса.
Деннис был недоволен тем, как подготовил апелляцию его адвокат, и не удивился, узнав, что его приговор оставили в силе. Проведя три года в тюремной библиотеке, он не сомневался, что знает своды законов и прецеденты лучше своего защитника.
Деннис был разочарован, но не собирался сдаваться. Как и Рон, он располагал аргументами, которые собирался предъявить в последующих судах. О том, чтобы поднять руки вверх, не могло быть и речи. Однако в отличие от Рона Деннис был теперь предоставлен самому себе. Поскольку над ним не тяготел смертный приговор, бесплатные адвокаты ему не полагались.
Впрочем, Апелляционный уголовный суд не всегда просто штамповал решения прокуратуры. К большому удовольствию Марка Барретта, 16 апреля 1991 года ему сообщили, что дело Грега Уилхойта подлежит пересмотру. Суд счел невозможным оставить без внимания тот факт, что Джордж Бриггс очень плохо выполнил свою работу в качестве адвоката Грега, и вынес решение: в ходе первого суда подсудимый не получил адекватной юридической помощи.
Когда вам грозит смертный приговор, следует нанимать либо самого хорошего, либо самого плохого адвоката. Грег нанял худшего, и теперь ему предстоял новый суд.
Когда заключенного выводили из камеры и увозили, никому ничего не объясняли. Надзиратели просто являлись и велели быстро одеться.
Грег знал, что выиграл апелляцию, и, когда надзиратели подошли к решетке его камеры, счел, что настал Большой день. «Собирай свои пожитки», – скомандовал ему один из охранников. Не прошло и двух минут, как Грег запихал все свое имущество в картонную коробку и вышел в сопровождении эскорта. Рона к тому времени перевели в дальний конец коридора, так что им не удалось даже попрощаться. Покидая Макалестер, Грег думал об оставшемся там друге.
По прибытии Грега в тюрьму округа Осейдж Марк Барретт быстро организовал слушания об освобождении под залог. С еще висящим над ним смертным приговором и неназначенной датой нового суда Грег, разумеется, не мог чувствовать себя свободным человеком. Вместо обычной в таких случаях заоблачной суммы судья определил залог в пятьдесят тысяч долларов, которые родители и сестры Грега быстро собрали общими усилиями.