Но и это сиюминутное настроение пропало, когда он поговорил с человеком по имени Шаронофф. Особенно его заинтересовала фраза: «У меня к Джейн есть одно поручение, касающееся последней воли Нины. Я должен… встретиться с Джейн и поговорить с ней».
Какого рода поручение? Что это может быть? Еще он не понял, то ли этот русский приехал специально для того, чтобы выполнить поручение подруги Джейн, Нины Цилевич, то ли просто прибыл в Лондон по своим делам, но заехал в Кобэм, чтобы встретиться с Джейн. Но зачем он тогда остановился в пансионе? Может, из-за дешевизны? Жить в Лондоне значительно дороже.
Из головы не выходила еще одна фраза: «Я знаю, что вы — Даниэль Лавджой, что вы управляющий или администратор этого пансиона, но вы же не ее брат или муж, извините». Быть может, именно в этот момент Лавджой почувствовал себя уязвленным, и именно тогда ему ох как захотелось ответить, что да, он и есть муж Джейн Чедвик. Но, к сожалению, он не был ее мужем, да и теперь вряд ли когда станет. И все почему? Потому что Джейн поступила с ним, мягко говоря, по-свински. Уехала, даже не предупредив. Почему? По-че-му???
Между тем он продолжал стоять возле ворот, поглядывая на черные очертания большого дома на фоне ночного фиолетового неба. Иногда воображение рисовало ему, как одно за другим загораются окна — мягким, карамельно-оранжевым светом, и он видит в окне тень. Тень Джейн. Вот она появилась в одном окне, потом промелькнула в другом. Неужели между ними все кончено? Неужели она предпочла ему кого-то другого, и, уж конечно, не управляющего пансионом. А что, если она и в Москву отправилась с тем, другим?
В кармане завибрировал телефон. Так некстати. Может, это Джейн?
— Слушаю.
Это была Эмили. Официантка из «Рыжей белки». Голос ее был взволнованным, она чуть ли не плакала в трубку.
— Мистер Лавджой, пожалуйста, приезжайте немедленно в «Рыжую белку». Там Глэдис… Она лежит… в кладовке… Я не знаю, вызывать полицию или нет. Похоже, она, мистер Лавджой, мертва. Но я никогда не видела мертвых. Я не знаю… А Сара… Сару тошнит в коридоре.
2009 г., Москва — Татищево — Саратов
— Знаешь, Глафира, у меня от шоколада и твоего кофе, которым ты поишь меня вот уже десять часов, пока мы едем, все внутри стало шоколадным, сладким и липким. Хочется уже соленых огурцов или жирного винегрета…
Лиза нервно вела автомобиль. Поездка из Москвы в Саратов была не такой интригующе-интересной, как в Москву в компании Джейн. Глафира понимала, что Лиза, несмотря на то, что Джейн расплатилась с ними сполна, чувствовала себя неудовлетворенной и вообще оскорбленной недоверием своей нечаянной клиентки.
— Посуди сама, она влипает в очень странную историю, где сам черт ногу сломит, выкарабкивается оттуда чудом, то есть я хочу сказать, что она чудом остается живой, и снова предпринимает эту странную поездку в Питер. Глаша, тебе ничего не показалось странным в этой истории с наследством?
— Лиза, ну, конечно, показалось.
— И что именно?
— Да если говорить честно, то примерно девяносто процентов. Ты когда-нибудь слышала, чтобы на человека напали, избили, каким-то невероятным образом вывели из ресторана, а деньги, украшения, часы, золото, кредитные карточки, документы, причем документы, насколько я поняла, имеющие отношение к наследству дяди Мэтью (Глафира, зажав нос, прогнусавила последние два слова), оставили на месте?
— Еще.
— Полное отсутствие страха. Почему ей не страшно отправляться в Питер с человеком, которого она знает только по переписке и который, самое главное, претендует на половину наследства? А что, если он с ней что-то сделает, и тогда он сам, единолично, станет владельцем дорогущего особняка?!
— Глафира… Еще!
— Стоимость этого питерского особняка. Я понимаю, что отремонтированные дома в центре Питера столько и стоят, если не дороже, но речь ведь идет о миллионах евро, и наша Джейн ведет себя так, как если бы ей ничего не стоило выкупить его в случае, если он не достанется ей в наследство.
— Тебя поражает только то, что она так богата?
— Нет, не только это. Понимаешь, она при этом своем богатстве какая-то безрассудная, что ли. Вот если бы я, к примеру, была так же богата и имела кучу гостиниц в Англии, и если бы мне светило наследство в России, уж, поверь, я ни за что не отправилась бы за этим наследством одна! Это какую же надо прожить жизнь, чтобы ни с кем не дружить? Это какое же влияние мог оказать на нее этот дядя Мэтью со своей болезненной теорией о самодостаточности человека, чтобы во всей Англии не нашлось ни одного человека, у которого можно было бы, не испытывая стыда и унижения, попросить денег в долг. А ведь если бы не мы и если бы ей действительно по-настоящему понадобились деньги, она просто вынуждена была бы обратиться к кому-нибудь из своих знакомых за помощью.
— Скажи, ну почему мы едем домой, когда сейчас там, в Питере, будет так интересно?! Ужасно хочется посмотреть на этот дом. Лиза, пожалуйста, давай повернем обратно.
— А ты знаешь, куда ехать? И где искать этот дом?
— Знаю. Думаю, достаточно связаться с крупной риелторской фирмой в Питере и сказать, что мы ищем особняк Фишера, который продается за одиннадцать миллионов евро.
— И что дальше?
— Ничего особенного. Просто представимся покупателями, вот и все. В сущности, если разобраться, то не такие это уж и крупные деньги.
— Да вообще копейки! — загоготала Лиза. — Что нам стоит дом построить — нарисуем, будем жить.
— Ну, Лиза, давай уже повернем обратно. История настолько интересная, что я бы на твоем месте отправилась в Лондон, чтобы только собрать побольше сведений о Джейн.
— В Лондон?! Ну, это ты погорячилась. К тому же это не так быстро — визу придется ждать долго.
— Зато в Питер не надо никакой визы.
— Глафира, это пустая затея. Предположим, мы даже нашли этот дом. И что дальше? Ну, осмотрим мы его…
— Так попробуем выяснить его историю. Кому он прежде принадлежал и, главное, имеет ли к нему отношение Мэтью Чедвик.
— Может, еще попытаемся найти коллекцию этих статуэток, а? — усмехнулась Лиза. — Ну, скажи, какое ко всему этому мы имеем отношение? Никакого, понимаешь? Отправляться в Петербург исключительно из любопытства — глупо. Все-таки я — профессионал и занимаюсь делами только тогда, когда меня об этом просят, — произнесла она важно.
— Эх, Лиза-Лиза… Зачем себя обманывать? Сколько раз мы занимались менее интересными делами исключительно из любопытства?! А потом получалось реальное, денежное дело, если уж ты такая практичная.
— Ты мне лучше скажи, что это за статуэтки такие, а?
— Как это… ты что, впервые слышишь? У тебя что-то с памятью или ты просто издеваешься надо мной?
— Назови этого ювелира.
Глафира прикусила губу.
— Нет, вот так сразу назвать не могу. Я записала у себя в телефоне, так, на всякий случай.
— Так посмотри!
Глафира достала телефон, открыла папку с заметками и прочла по слогам:
— Август Хольм-штром. Говорю же, язык сломаешь.
— А теперь ответь мне, как могло такое случиться, что Джейн, многое позабыв, отлично запомнила имя этого ювелира?
— Память, она вообще странная штука.
— Ладно, Глаша, мне все понятно. Выкарабкавшись из одной неприятной истории, Джейн решила погрузиться в другую. Что ж, это ее право. Наследство — это их семейное дело, и пусть они уже договариваются сами.
— А тебе не кажется, что она заплатила нам слишком много?
— Это смотря с какой стороны посмотреть. Если подсчитать потраченные на нее деньги и наши хлопоты, то многовато, а если взглянуть на это с позиции богатого человека, который благодарит за спасенную жизнь, то нормально.
— А мне показалось, что она от нас как бы откупилась. Или же проавансировала следующее свое обращение. Может, собираясь в Питер, она предполагала, что и там ей понадобится наша помощь.
— Я так не думаю. Если ее еще раз ударят по голове, то ей потребуется уже помощь профессиональных медиков, а не нас. И вообще, Глафира, предлагаю тебе забыть это дело. Понимаю, что вопросов множество, что не все так просто и что за всем этим наследством кроется что-то, о чем можно только догадываться, но это уже не наше дело, понимаешь?
— И тем не менее кто-то же ее посадил на поезд, чтобы она доехала до Татищева. Спрашивается, зачем? Что ей там было делать? Ладно бы еще, если ее там кто-то встретил. А так?
— Да понимаю я, что ты хочешь сказать. Что мы могли бы заехать в Татищево, чтобы попытаться узнать, к кому она все-таки направлялась. Но, поверь мне, это не она направлялась, а ее кто-то направил. Тот, кто посадил ее на поезд. Конечно, мне самой любопытна вся эта история, но у меня дома дел полно, надо готовиться к судам, отрабатывать деньги, понимаешь?
