— Семья Евгения Арсенича после войны была сослана из-под Львова в один из районов нашей области. Никто не подозревал, что семилетний малыш успел побывать связником у бандеровцев. Он ведь и в пионеры вступил, и в комсомол, наш университет окончил. Вероятно, в один прекрасный момент встретил в городе Коробкова, который когда-то входил в «сотню отважных юношей», как называли себя эти каратели. Арсенич узнал его, и скорее всего с того времени началось их общение. Недвольская, пока не нашла квартиру, жила пару дней у Коробкова.
— Получается, — вскинула голову Юля, — Коробков был в курсе, чем занимались здесь Недвольская и ее подельники?
— Мало того, что знал, он им активно помогал, снабжал деньгами в первую очередь. Машина эта разбитая, из которой в вас стреляли, давным-давно снята с учета, но ее тоже отремонтировали на деньги Коробкова. Кроме того, после убийства Ковалевского Тацюк и Перижняк прятались некоторое время во флигеле на территории его усадьбы.
— Ничего себе! — почесал в затылке Никита. — Спонсор террористов? Одной ногой в могиле, а туда же! За что ж тогда его сожгли?
— Ну что тебе не терпится, Шмелев? — с досадой сказал Миронов.
Саблин усмехнулся.
— Всему свое время! Дойдем и до пожара в его доме. Тут надо уточнить, почему Николай Коробков помогал этой компании? Почему за столько лет не перековался, а все его речи за Сталина и СССР были чистой воды враньем и где-то даже — провокацией? В былые времена Николай Коробков носил фамилию Стецько, и звали его Степаном. В конце войны ему едва исполнилось пятнадцать лет, но он уже был опытным членом боёвки, жестоким и беспощадным. Его старший брат Андрий Стецько еще до войны прославился терактами против поляков, затем стал одним из руководителей УПА. Надо полагать, именно его банда сожгла православный храм в Карпатах и похитила чудотворную икону. Думаю, старший Стецько завладел этой иконой неспроста. Он во всем старался походить на своего кумира Степана Бандеру, а у того имелась схожая икона с идентичными знаками…
— Про бесовские знаки мы еще от Саши узнали, — сказала Юля. — И что икона сатанинская тоже.
Произнесено это было с такой интонацией, что Саша не поняла, похвалили ее или в чем-то уличили, но промолчала.
— Сатанинской она стала из-за позднейших переделок, как нам пояснили в епархии. А вот как икона попала к Литвяку, мы сейчас выясняем, — продолжал Саблин, который, казалось, не обратил на Юлины слова никакого внимания. — Но известно, что после войны он участвовал в ликвидации бандгрупп националистов на Западной Украине. Андрий Стецько был убит при задержании, а Степану Стецько каким-то образом удалось выдать себя за мирного селянина, спастись и даже уехать в глубь России. Попади он тогда в руки чекистов, его бы быстро судили и расстреляли. Руки у него, как у братца, были по локоть в крови. По малолетке он, как и Арсенич, служил разведчиком у живодеров-оуновцев, а после войны уже подростком — в боёвке безпеки украинской повстанческой армии, то есть в ее службе безопасности.
— Нам об этом Ордынцев рассказал, — кивнул Никита. — Правда, настоящую фамилию Коробкова не назвал.
— Его настоящую фамилию наверняка знал только Литвяк. Скорее всего Стецько купил себе жизнь и свободу за счет предательства. Вероятно, тогда же икона попала в руки Литвяка, иначе откуда он узнал бы об ее необычных свойствах. Надо сказать, что Литвяк в конце сороковых получил высокую правительственную награду за ликвидацию крупных, в несколько сотен человек, бандитских формирований — причем их накрыли сразу в нескольких местах. Так вот, Арсенич поначалу, очевидно, только догадывался о роли Степана Стецко в уничтожении бандитского подполья, явно шантажировал его и раскручивал на большие деньги. Но в начале девяностых на Украине рассекретили архивы НКВД, и тогда открылось, что Стецько-младший был на самом деле задержан чекистами, некоторое время находился в львовской тюрьме, но затем якобы совершил побег и исчез в неизвестном направлении. А вскоре чекисты неожиданно накрыли большую часть схронов. Некоторые просто забросали гранатами. Стецько же через некоторое время возник в нашем городе, но под другой фамилией и практически одновременно с переводом сюда на службу тогда еще капитана Литвяка. Так что одним из заданий Недвольской было найти Коробкова и уничтожить его. При условии, если он откажется платить!
— Выходит, дедушка продлил себе ненамного жизнь за счет денежных вливаний. Это все вам Недвольская поведала?
— Недвольская молчит, а на днях объявила голодовку, но Тацюк и Перижняк ее активно сливают! — усмехнулся Миронов. — Но и тут нет гарантии, что они не откажутся в суде от своих показаний! Это ж твари пакостные, но трусливые.
— Но почему они — Арсенич, Стецько, столько лет оставались безнаказанными? — изумилась Юля. — Издевались, расстреливали, вешали, а после жили себе припеваючи, пользовались всеми благами, учились, работали? У меня в голове просто не укладывается!
— У меня тоже не укладывается. Жили и все время наше государство и народ люто ненавидели, — усмехнулся Саблин. — Но мы работаем! Выявляли и до сих пор выявляем подобных ублюдков и тех оборотней, которые помогли им избежать наказания. Но это очень и очень непросто. Еще до войны руководители УПА Бандера и Шухевич — кадровые офицеры абвера, создали отменную структуру, в которую фактически вовлекли все население Западной Украины. Существовали реабилитационные центры с врачами, обслугой вплоть до «жен сексмилосердия», в селах размещались складские и кормящие центры, была налажена прекрасная связь, конспирация, контроль и ответственность. Активно действовали детские организации, юношеские типа бандерюгенд, куда входил будущий второй секретарь ЦК Компартии Украины Кравчук.
— Ну да, Кравчук! — подал голос Никита. — Хорошо постарался! Один из могильщиков Советского Союза. Говорят, у Хрущева тоже было рыло в пуху! По амнистии, которую он провел после смерти Сталина, вышли на свободу все активные участники УПА-ОУН и возвратились к себе на родину.
— Прекрасно, что вы в курсе, Никита! — кивнул Саблин. — Да, националисты воевали умело и беспощадно вплоть до начала пятидесятых годов, когда Сталин на жестокость бандеровцев ответил двойной жестокостью — ввел коллективную ответственность поселений за контакты с оуновцами. Расстреливали контактеров на месте при малейшем подозрении. Целыми селами ссылали в Сибирь, в Казахстан, на Колыму. Был ликвидирован Шухевич — командующий боевиками. В 1945–1946 годах перебили банды на уровне куреней, кошей и сотен. А вот службу безопасности, или, как я уже сказал, безпеки, этих бесчеловечных палачей чекистам уничтожить толком не позволили. Сразу после войны сотрудники НКВД вышли на уровень надрайонного руководства, но следы потянулись в ЦК Украины во главе с Хрущевым. Тут чекистов и остановили…
— И что же, Москва никак на это не отреагировала? Неужто не понимали, что точечными ударами эту мразь не выбить? — снова подал голос Никита.
— Как не понимали? Понимали! Но в КГБ тогда начались чистки, сокращения, многих непримиримых борцов с националистами попросту убрали с Украины и Прибалтики, перевели в другие регионы или вообще уволили из органов. В сорок шестом году свернули борьбу с бандеровцами в Ровенской и Львовской областях. Были ликвидированы отделы СМЕРШ и ББ — по борьбе с бандитизмом. Сняли с должности генерала Трубникова, руководителя Ровенского управления НКВД, и генерала Асмолова в Львовской области. А из Киева во Львов перевели по указанию Хрущева генерала Рясного, как после выяснилось, он сочувствовал националистам. В результате чего служба безпеки учиняла расправы над нашими людьми до середины пятидесятых годов. В пятидесятых-шестидесятых годах началось тихое восстановление ОУН. Потихоньку, полегоньку продвигали своих людей на партийные и хозяйственные посты, проводников идей и политреферентов ОУН принимали в партию и в комсомол с дальнейшим карьерным ростом. А тех, кто им мешал, запугивали, шантажировали жизнью близких, устраняли под видом несчастного случая или бытовой ссоры…
Саблин все говорил и говорил. Юля и Никита слушали его с мрачным видом, но очень внимательно. А вот Саша иногда теряла нить разговора. Она до сих пор не отошла от потрясения, которое испытала, когда прочитала бабушкино письмо. Миронов мигом откликнулся на ее просьбу, примчался через двадцать минут, отвез ее в управление. Но она уже плохо реагировала на суматоху, новые вопросы, появление Саблина… И когда ее наконец отвезли домой, всю ночь проплакала. Ведь это была в первую очередь ее вина, что не заглянула вовремя в почтовый ящик…
Утром она все-таки позвонила Никите, но, как и ожидала, известие, что икона нашлась, а она первым делом сообщила об этом в полицию, он воспринял с обидой, бросил в трубку несколько очень несправедливых слов и отключил телефон. И теперь оба, он и Юля, намеренно обходили ее взглядами и даже не поздоровались при встрече.
