Я достала плед, и мы с Татьяной взялись за его края с двух сторон. Других вариантов все равно предложить не могли. Правда, я предварительно сфотографировала каскадершу – для потомков и для себя лично. Жаль, Пашку уже высадили.
– Прыгай! – крикнула я ей. Она колебалась.
Внезапно в конце улицы показались фары какой-то машины. Это решило дело. Рыжая отпустила трубу и сиганула вниз. Приземлились точнехонько на плед, мы с Татьяной, правда, чуть не рухнули на асфальт, но рыжую удержали. Она мгновенно пришла в себя, соскочила с пледа, пока мы еще стояли, пошатываясь, и рванула к моей машине, юркнула в багажник, закрылась изнутри и притаилась. Мы с соседкой даже не успели ничего сказать.
Огромный черный джип притормозил рядом с моей машиной. Из джипа высыпало четверо молодцев во главе с Лопоухим.
– Ба, Юля! Татьяна! Какая встреча! Какие люди! – воскликнули они хором. – А чего это вы тут делаете?
Парни подозрительно посмотрели на растянутый плед в наших руках.
– Кошку спасали, – сказала я.
– Чего? – родил Лопоухий после некоторого замешательства.
– Мы ехали мимо, слышим: кошка орет. Вот она прыгнула на плед и убежала куда-то.
– А мы думали, вашу змею, гы-гы, – пошутил один из молодцев, глядя на Татьяну.
– Мои змеи по трубам по ночам не ползают, – гордо ответила Татьяна. – А вам, мальчики, что по ночам не спится?
Мальчики ответили, что Сам отправил их с поручением. Правда, тут же погрустнели. Судя по кислым выражениям лиц, поручение они не выполнили и ехали сейчас получать нагоняй. Однако у молодцев быстро появилась идея, как отвлечь Самого от гневных речей – по крайней мере, направленных в их адрес. Лопоухий, как старший группы, объявил, что должен обязательно и незамедлительно позвонить Ивану Захаровичу. Сам просил сообщать, если по пути заметят что-то необычное. Встреча с нами – это как раз такой случай.
– Встреча с нами? – удивленно переспросила я. – Мы, по-моему, уже неоднократно встречались в самых неожиданных местах, и это стало привычным, более того: наши с Татьяной ночные прогулки по городу тоже не должны вызывать ни у кого удивления, мои в особенности. У органов, кстати, не вызывают.
Нам ответили, что мы это шефу сами расскажем. Что ж, расскажем – нам-то что.
Сухоруков попросил передать трубку Татьяне – как только услышал, что мы находимся рядом с парнями, застигнутые после спасения неизвестной кошки.
– Откуда ехали? – переспросила его Татьяна. – Да Юльку, как обычно, на труп приглашали. Я решила не отпускать ее одну ночью. Да и развеялась немного…
«Нормальные люди так не развеиваются», – подумала я, но ничего комментировать не стала.
– Нет, Ваня, сейчас мы к тебе не поедем. Мы спать хотим. Мы устали. Завтра вечером можем приехать. Юль, ты как насчет завтра? – Я кивнула. – Юля согласна. Если ее, конечно, опять на труп не вызовут. Что? Чей труп? Киллера какого-то. Профессионального. С винтовкой иностранной рядом лежал. Винтовку не забрали и свое оружие не бросили. Оригинальный случай. Юль, Иван Захарович спрашивает, какая винтовка была?
Я сунула нос в машину, взяла сумку, извлекла из нее блокнот и прочитала: по памяти это сложное название выговорить не могла.
Татьяна повторила название Ивану Захаровичу.
– Юль, винтовка даже не распакована была?
– Нет. В тубусе.
Потом Татьяна точно описала место, где нашли киллера, после чего передала трубку Лопоухому.
Наконец, мы распрощались с молодцами, изобразив бурную радость от прощания, после чего выразили надежду на встречу завтра (менее радостно), затем Татьяна села на переднее место пассажира в моей «шестерке», я на водительское и рванула с места, пока молодцы – или Сухоруков – не передумали.
Напротив нашего с Татьяной подъезда поставила машину на обычное место и раскрыла багажник. Рыжая посмотрела на меня кротким взглядом спаниеля, что было ей совсем не свойственно. Она гораздо больше походила на собаку бойцовских пород – или на помоечную кошку, закаленную в уличных схватках в борьбе за самого жирного кота. Правда, после лежания в моем багажнике, который я, честно признаться, мою не очень часто, вид у рыжей был несколько потрепанный.
– Ну что, пошли ко мне? – спросила я у Светки, подавая ей руку.
– Пошли, – вздохнула она, вылезая. – У тебя мне, наверное, будет безопаснее всего.
* * *
Мы расположились у меня дома. Я выставила на стол коньяк, понимая: всем нам нужно выпить. Татьяна сходила к себе и принесла закуску. У меня, как и обычно, были только полуфабрикаты. Первым делом Светка отзвонилась папе и сообщила: у нее все в порядке, только сегодня она ночевать не придет. Пусть он не волнуется. Где собирается остаться – не уточняла.
– Ну рассказывай, – обратилась я к Светке.
– Что тебя конкретно интересует?
– Начни с убийства модели. Я имею в виду Царицу Тамару.
Но рыжая не представляла, кто ее убил. Светка, конечно, не питала к сопернице теплых чувств, но она не собиралась втыкать в нее нож, стрелять, травить или душить. В стиле Светки было по физиономии ногтями пройтись, клок волос вырвать, лягнуться, одежду попортить, может, тарелки побить… Но убивать человека? Нет, рыжая на такое, по ее словам, была не способна.
Она подтвердила то, что я уже знала: они познакомились с бароном (инициатива исходила от Светки), сошлись на почве общего горя и решили действовать совместными усилиями. Папе-коммунисту барон очень приглянулся, он всячески поощрял Светкино общение с ним и сам вел с ним долгие беседы, на которых дочь не присутствовала. О чем – Светка не в курсе.
В день гибели Тамары Отто Дитрих должен был встретиться с моделью, но она не пришла. Он позвонил Светке. Рыжая решила спонтанно – поедем-ка в гости. Ящер еще на работе, значит, они с бароном без свидетелей поговорят с Тамарой. И они поехали где-то в начале четвертого.
Настроенные решительно (рыжая в особенности), они позвонили в дверь. Тамара не открывала. У Светки оставались ключи от квартиры Вячеслава Николаевича, которые она ему в свое время не вернула. Отто Дитрих хотел как-то возмутиться (он бы в своей Германии и не подумал ни к кому вламываться), но в эти минуты находился в России, о которой у него уже сложилось весьма определенное мнение. В общем, барон вслед за рыжей вошел в чужое жилище. Чужое жилище поразило богатством и роскошью. У самого барона, деньги в семье которого водились на протяжении нескольких поколений, аж дух захватило от того, что можно сделать в России за каких-то несколько лет, а то и меньше. Он попросил Светку подробно рассказать ему про «хапки» (ему очень понравилось слово и то, что оно означает) – он и про них книжки напишет для западного читателя. Судя по глазам барона, он уже думал, как осуществить хапок на практике в родной Германии, где народ такой пакости от ближнего не ждет. Может, у него есть чуть-чуть русской крови? Какая-нибудь прабабка согрешила? Прадед же бывал в России, даже с Феликсом Юсуповым общался.
Светка обещала удовлетворить просьбу и посоветовала также обратиться к ее папе. Папа был большим спецом по хапкам. В свое время коммунист участвовал в изъятии у партии золота и прочего добра, принадлежавшего этой самой партии, и имел немалый опыт перевода средств на свои личные счета. Папа, по словам Светки, одним из первых в стране понял, что перестройка приведет к краху однопартийной системы. Он в некотором роде остался верен своей партии (в отличие от многих бывших коммунистов и комсомольцев, переметнувшихся в демократы) и стал делать заначки на черный день. Приобрел в этом деле большой опыт и наделал заначек аж на черное столетие, если не тысячелетие. Он избрал для себя вполне определенный имидж – борца с коррупцией. Крупных рыбин не брал, трогал самую мелочь, за которую никто не желал вступаться. Коллеги и конкуренты были довольны и не мешали: знали, что папа – умный человек и куда не надо не полезет. Клиентов тоже не отбивали, только иногда поддерживали – когда, например, журналисты типа меня осуществляли нападки на Ковальчука.
– А вообще, Юлька, он на тебя зол, – сообщила рыжая. – Он говорил, что, если бы ты была меньшей стервой, взял бы тебя к себе в партию, но ты перешла все границы. Поэтому жди какой-нибудь подлянки. Конечно, стрелять не будет, но что-нибудь насчет коррупции, связей с мафией раскопает. Он на этом собаку съел.
Предупредив меня, Светка вернулась к рассказу о визите в квартиру Ящера, знакомую ей не понаслышке. Она в ней провела много приятных минут и хотела снова там поселиться. Роскошь ее не привлекала: она этой роскоши насмотрелась в достатке – и у папиных коллег по партии, и у демократов, в домах которых доводилось бывать.
Когда она вошла в так называемую малую гостиную, с трудом сдержала вопль ужаса и недавно съеденный обед. Тамара лежала на полу в тоненьком коротком пеньюаре, из ее груди торчал здоровенный кухонный нож. Пеньюар окрасился кровью, и вообще Тамара лежала в луже крови… Ее открытые мертвые глаза были полны ужаса. Светка закрыла рот рукой, чтобы не завопить. К трупам-то она была непривычна.
