ХОРОШИЕ И ПЛОХИЕ
Заблуждается тот, кто думает, что под определение "хорошего мента" подпадает, скажем, коррумпированный помощник бандитов, затесавшийся в правоохранительные органы. К такому нет уважения нигде, и страх - главный попутчик его жизни. Предателей не любит никто, ибо если ты сегодня предал своих, то уж "этих", кто сейчас платит, предашь без сомнений за более солидную сумму.
Если бы, например, была узаконена пытка, то никто из испытуемых не стал бы возмущаться и таить злобу на палача - это его, палача, работа. Беззаконие невыносимо. Преступник, находясь за решеткой, требует закона и справедливости - все напрасно, властвующие над ним люди не знают этих слов, считая, что государство поручило им добить подраненного зверя. Справедливости требуют и законопослушные граждане, в отличие от незаконопослушных сохраняющие детское представление о тех, кто охраняет их права. А ведь "они", правоохранители, тоже люди, подверженные страстям и порокам, - или, наоборот, беззаветно преданные своему делу, честные и бесстрашные... всякие.
Уважают, например, в криминальном мире скорее опытного и честного мента, соблюдающего писаный закон и действующего по совести, нежели приблатненного мусора, тянущегося с рукопожатием к бандиту и улыбающегося валютным проституткам. У этих вторых - незавидная участь. Погрязшие в неформальных отношениях с миром иной полярности, они не имеют выхода. Разоблачение грозит дулом у виска, ненавистью коллег и позором для семьи и детей. А не разоблачат - так будет он до конца жизни все больше и больше сгибать в коленях ноги, пресмыкаясь перед дающими. Дающие же-с каждым днем все туже затягивают невидимую петлю и в конце концов перекроют дыхалку навсегда, лишив пса последних остатков даже собачьего достоинства.
Ученые говорят, что малые части "системы" обычно повторяют в своем малом масштабе все свойства большой. Например, известно, что места лишения свободы - своеобразная модель свободного общества. Здесь тоже властвлибо есть - либо ее нет, если нет власти в свободном мире. Здесь правит закон (государственный или воровской), если закон управляет и свободным миром. Беспредел, произвол возникает как зеркальное отражение всего, что происходит там (здесь), за несколькими рядами колючки.
Так же и правоохранительная система, повинуясь общемировым законам, копирует образы и способы Большой власти. Может быть, выбивали признание из подозреваемых и в "застойные" времена (выбивали, факт!), но никогда это не делалось так открыто. Приятель заглянул в милицию - нужен был адрес какой-то родственной структуры - и с ужасом наблюдал, как по коридору, пиная сапогами и тыча в бока кулаками, два дюжих милиционера волокли окровавленного парня. Возможно, это был грабитель или даже убийца, но все же подобные сцены более всего ассоциируются с фильмами о немецком гестапо, нежели о российской милиции.
НОЖ И КУПЮРЫ (хороший мент)
В 1983 году москвич Туров съездил за город - резал веники для традиционного похода в баню. С вениками в сумке и с хорошо заточенным ножом в кармане куртки он вернулся в Москву и прохлаждался возле винного магазина на одной из Тверских-Ямских - ожидал по договоренности товарища, с которым хотел распить бутылочку "Тамянки".
В это время к нему обратился подвыпивший "товарищ" лет тридцати - с просьбой разменять десяточку. Туров достал две пятирублевки. "Товарищ" купюры взял, но десятку почему-то не отдал. "Эй, - сказал Туров, - а мои деньги?" - "Какие - твои? - удивился "маклер". - Чего тебе воаще надо?" Тут он потянулся к Турову пятерней и сделал ему "шмазь" (как, помните, в старом фильме "Коллеги"). После шмази у Турова потемнело в глазах. Он вытащил из кармана нож и в присутствии большой зрительской толпы полоснул "товарища" по брюшине - куртка разъехалась с оглушительным треском, проступила кровь на белой несвежей рубашке. "Товарищ" вместе с присными в лице пьяненькой дамы и какого-то незавидного коротышки убежал, прижимая к животу руки и что-то вскрикивая на ходу.
"Молодец мужик! - сказали из толпы. - А то обнаглели совсем, суки!"
Туров кивнул, соглашаясь. Руки у него дрожали, он решил идти в метро и ехать домой - не ждать приятеля...
Далее события развернулись так. Недалеко от метро на него навалились какие-то люди, заломили руку. Чуть вывернув голову. Туров увидел, что это те трое. Подрезанный Туровым бил его кулаком по лицу и шептал: "Вася, во двор его щас, вон туда - и забьем как мамонта..."
И забили бы, если бы не проезжавшая мимо машина с милицейскими. Непорядок, конечно, когда человека бьют - да еще напротив посольства одной футбольной державы. Всех забрали в отделение.
Турова поместили сразу в КПЗ - отобрали шнурки, сумку с вениками, изъяли часы. И вызвали только через час.
У мента-капитана был уставший и больной вид - как будто он не спал неделю, разгружая вагоны на Москве-Товарной.
"Значит, так, гражданин Туров. Ты напал на граждан - Буйкина, Онаньева и Чухоморову. Ударил Буйкина ножом - хорошо, что не повредил жизненно важные органы. Это все подтверждают Чухоморова и Онаньев; впрочем, наверное, и другие очевидцы найдутся. Ножик ведугвой?"
"Мой", - согласился Туров и честно рассказал капитану, что произошло на самом деле.
"Я тебе, надо сказать, верю, - сообщил дознаватель, выслушав сбивчивое повествование. - Не нравятся мне эти чухоморовы. Но налицо факты: ты человеку прорезал пузо, правда, несильно, эдакая царапина... Так что, гражданин Туров, иди обратно в камеру и хорошенько подумай сам - нет ли чего-нибудь такого, чтобы мне стало интересно тебя отпустить. Даю тебе час. Потерпевшие твои тоже потерпят часок, в "аквариуме" посидят..."
... Туров лежал на деревянном настиле КПЗ и думал.
Ончбыл не один - справа спал парень в джинсовом костюме, а слева сидел бомжеватый старичок в солдатской шинели.
Сначала ничего не лезло в голову - одни побеги. Но вдруг...
Туров бросился к двери и застучал в железо кулаками.
"Ты чего молотишь, обижают, что ли?" - лениво проворчал из-за двери дежурный.
"Да нет! - закричал Туров. - Я тут вспомнил одно!..
Хочу к этому, к следователю!"
"Что, придумал? Ты только не фантазируй, хуже будет..." - объявил капитан.
"Нет, это правда!"
И Туров рассказал.
Дело в том, что неделю назад он заработал пятьсот рублей - завод выплатил премию за две еще прошлогодних рацухи (рационализаторские предложения). А выдали деньги одной пачкой, купюры новенькие, упаковка банковская... Три пятерки Туров сегодня взял с собой, покупал билет на электричку, пирожки на станции, мороженое, сигареты. Две пятерки оставались. А остальные - лежат дома, на столе, в хрустальной конфетнице. Он отдал две пятерки "для размена" этим, потерпевшим, - значит, они у них до сих пор..."
"Ну и что?" - удивился капитан.
"Как - что? Номера-то на купюрах те же самые. Вы домой позвоните, вам жена моя, Люся, скажет номера!"
Мент вдруг ожил:
"Это ж совсем другое дело! Только б Люся твоя деньги не потратила! Или эти бы не догадались, а то выбросят... да нет, не выбросят! Говори номер".
Разговор был недолгий. Люся, слава Богу, дома оказалась, испугалась милиции, но номера на пятерках из вазы сообщила. Капитан записал, а потом крикнул какого-то Петухова - явился сержант.
"Веди сюда троих из "аквариума", заодно двух понятых найди. Обыскать надо..."
Пятерки, отобранные у Турова, были найдены в кармане Буйкина. Номера сошлись...
"Так, ну что, будем оформлять вас по 145-й, часть вторая, грабеж, значит... - сообщил капитан потерпевшим. - А ты, Туров, пиши заявление".
"Что-то не хочется", - вдруг произнес Туров.
Капитан посмотрел на него пристально.
"Как это?"
"Ну, может, потом?.."
"Ну, как хочешь... - вдруг согласился дознаватель. - Короче, я вас отпускаю первыми - завтра явитесь к 10 нуль-нуль сюда же. Документы у меня останутся. А ты посиди еще полчаса, чтоб не вступать в конфликтные отношения с преступным элементом".
Буйкин, Онаньев и Чухоморова исчезли молча.
"Да кто они такие?" - спросил Туров.
"Партийцы, - ответил капитан. - Чухоморова и Буйкин лет по десять в КПСС, а Онаньев сегодня вступил: отмечали. Видно, не хватило на праздник по полной программе... Пролетарии, как и ты. Ты-то не член?"
"Нет".
... Через пару часов Туров был уже дома, объяснял происшествие Люсе. Капитан сначала забылся, а потом лет через пять Туров снова вспомнил этот неприятный эпизод - прочувствовал, что мог бы сейчас находиться где-нибудь за Уралом, под конвоем. Туров даже лицо капитана вспомнил - серое такое...
Подобный эпизод можно рассматривать с разных позиций. С одной стороны чуть ли не чудо, номера купюры и так далее. С другой стороны - капитан до конца исполнил закон, дал Турову шанс защитить себя: видимо, интуитивно был уверен, что обязательно найдется какое-то объяснение или оправдание. А ведь статья на Турове висела: нож, отпечатки, "ранение"... Да к тому же он вроде как плюнул в душу этим "людям", когда они отмечали светлый праздник приобщение к монолитным рядам руководящей общественной силы. Можно представить речь прокурора и реакцию народных заседателей...
