Розенштейн нахмурился, громко втянул ноздрями воздух и забарабанил по подлокотнику кресла.
– Мельгунов возмущался, что Милана осталась жива, – продолжил я. – И, может, в коме пролежать лет тридцать, а ты ответил ему … сейчас вспомню. Ты сказал: «Не волнуйся, Игорёк. Я об этом позабочусь. В самое кратчайшее время её душа будет твоей». Кстати, Верхоланцев в курсе всех твоих грязных делишек. Так что убивать нас, смысла нет.
Розенштейн расплылся в довольной улыбке, вальяжно развалившись в кресле.
– Верхоланцев на моей стороне, а когда я окажу ему неоценимую услугу, он закроет глаза на всё. Благодаря мне, он сможет избежать мучительного развода, делёжки имущества, полоскания грязного белья в прессе. И кто тебе сказал Верстовский, что я собираюсь вас убивать? Двое развесёлых парней, один из которых собрался жениться на богатой телке, на радостях упились в хлам, решили покататься. Но не справились с управлением – тачка упала в залив. И все, никаких проблем.
– Ты же хорошо понимаешь, что никто в несчастный случай не поверит, – жёстко заявил я, хотя ощущал, как начинает бить дрожь. – А ты ведь боялся, что из-за убийства репортёра сюда набежит пресса со всей страны.
Розенштейн нахмурился и переглянулся с Рахметом.
– И это знаешь? Ну-ну. Приятно иметь дело с таким противником. Считаем – боевая ничья. Но, если ты передал все материалы в прокуратуру, какого хрена вы полезли на маяк-то? – ехидно поинтересовался Розенштейн, и сам же торжествующе ответил: – Ты прекрасно понимал, что все это бесполезно. В этом деле замешены такие важные лица, что твой хреновый компромат – мусор, который можно сразу выкинуть в помойное ведро.
Я промолчал, Розенштейн почти полностью повторил мои слова, сказанные в кабинете Сергея. Неужели лже-менты, которые обыскивали дом, сумели установить жучков и все наши разговоры подслушивались? Или Сергей в сговоре с Розенштейном? Почему же тогда нас не схватили до того, как мы полезли на маяк?
– Интересный у нас с тобой разговор получится, – важно изрёк Розенштейн, увидев вошедшего молодого человека неприметной внешности, в наглухо застёгнутом, темно-синем костюме. – Пора вам отправляться в путешествие. Последнее.
Он довольно захихикал. Пара дюжих парней подошли ко мне, схватили за плечи, я успел обернуться и бросить:
– Розенштейн, я вернусь с того света и превращу твою жизнь в кошмар. Мы будем приходить к тебе вместе с Северцевым.
Я ожидал, что Розенштейн расхохочется, но неожиданно его толстое лицо, обычно румяное, круглое, вытянулось, посерело, маленькие глазки округлились и стали похожи на блюдца. Это продолжалось буквально пару секунд, потом он взял себя в руки. Сузив злобно глазки, пробурчал:
– Уведите их.
Нас с Владом вытащили в другую комнату, влили что-то обжигающее и вытолкнули наружу, где у входа в дом стояла разбитая тачка, бывшая когда-то Жигулями шестой модели. Один из подручных Розенштейна усадил меня на водительское кресло, я ощутил, как предательски засосало под ложечкой – руль, приборная панель были точь-в-точь, как из моего кошмара, когда меня спас дед. Правда, теперь я был не один, рядом находился Влад.
– Приятного пути! – загоготали парни.
Тачка снялась с места и покатилась вниз, под уклон. Я крутанул руль, он поддался, но ни тормоза, ни газ не работали.
– Ну и на кой хрен ты пудрил мозги этому гоблину? – спросил Влад. – Время хотел потянуть? Думал, к нам на помощь явится спаситель с калашом? Прям, как в поганом детективе.
– Извини, Влад.
– Да ладно. Главное эта штука сработала бы. А то зря старались, черт!
Шоссе извивалось змеёй, сливаясь в серую ленту. Мимо пронёсся металлический бордюр. Выскочили на крутой поворот, краем глаза я заметил высокие кипарисы и сверкающие под первыми лучами солнца волны залива. В голове поплыл гул, сознание помутилось. Сквозь туман лишь промелькнула одна мысль: «Прости меня, малышка, прости».
Розенштейн нервно выхватив мобильник:
– Да! Да! Да! С какой стати, Беня? Почему я должен отвечать? Какое отношение… Почему это я не уследил? Беня! Черт!
Он с раздражением выключил связь, бросил телефон на стол и задумался. В дверь номера постучали, Розенштейн не шелохнулся. Стук усилился, превратился в требовательный.
– Давид, я знаю, что ты там, открой, – послышался голос Верхоланцева.
Розенштейн, кряхтя слез с кресла, подошёл к двери и впустил главрежа.
– Нам надо за жизнь поговорить, – произнёс Верхоланцев.
– У меня дела, Дима, – буркнул Розенштейн, возвращаясь в кресло.
– Я знаю, что у тебя дела. А у меня не дела, а делишки. И о них мы и поговорим, – удобно устроившись на диване, проронил Верхоланцев.
Он достал из портфеля пухлую папку и выложил перед продюсером. Розенштейн быстро пролистал и, отодвинув, пробурчал:
– И что ты хочешь от меня, Дима?
– Ну, даже не знаю. Объяснений, наверно.
– А чего объяснять, я не имею к этому отношению, – проскрипел Розенштейн, откинувшись на спинку кресла.
– Ну как же так, Давид, – с театральным сожалением, проговорил Верхоланцев. – Твой подручный признался, что убил Григория Северцева по твоему заказу, а также пытался убить Милану.
– Мало ли что наболтал этот фрукт. Его, небось, так в ментовке уделали, он мог сказать, что его прислали марсиане.
– Также, он подложил мою запонку на место убийства Северцева. Я так понимаю, чтобы сделать мне приятное.
– Это все вранье, – проворчал Розенштейн. – Некогда мне на эту тему говорить, Дима.
– Там, в этой папочке масса любопытных материалов по поводу забавного проекта – реалити-шоу, в котором участвовал Северцев, потом Верстовский. Очень интересно. В прямом эфире показывать, как убивают, вешают, расстреливают людей. Это ж надо до такого додуматься. Хвалю за оригинальность.
– Между прочим, Дима, эти, как ты элегантно выразился, «бешеные бабки», я вкладывал в твой гениальный фильм. Тебя ведь не интересует, откуда берётся бабло. Ты у нас гений не от мира сего, паришь над землёй, аки ангел, дела простых смертных тебя не волнуют.
– Да, это моя вина, что я так неразборчив в средствах.
– Нет, у тебя никаких доказательств. Нету, Дима. Так что иди, отдыхай.
– Ну, почему же нет доказательств. Есть свидетельства. Например, Верстовского, – вглядываясь в лицо Розенштейна, проговорил Верхоланцев.
– Со слов одного человека, – насмешливо протянул Розенштейн. – Кроме того, я должен тебе сказать, Дима. Мне звонили из полиции, в заливе нашли тачку, а в ней труп Верстовского. Судя по всему, напился на радостях, решил покататься и не справился с управлением.
Верхоланцев откинувшись на спинку дивана, помолчал.
– Так, значит, ты все-таки его убил, – мрачно констатировал он.
Розенштейн скривился и ответил:
– С чего ты взял, Дима?
– Не отрицай. Это очевидно. Верстовский представлял для тебя главную опасность. Ты боялся его и ненавидел. Не будь его, никто бы так и не узнал о твоих махинациях.
– Дима, я решил твою проблему, – спокойно изрёк Розенштейн, сцепив пальцы на объёмистом пузе.
– Какую-такую мою проблему ты решил? – ядовито поинтересовался Верхоланцев, сделав акцент на слове «мою».
– Милана собиралась уйти к этому говнюку, тебе грозил развод, раздел имущества и тому подобные радости. Я тебе помог, Дима. Ты должен меня поблагодарить за это.
– Ты – дурак, Давид. Старый дурак. Милана прожила бы с Верстовским пару месяцев, полгода, максимум год и вернулась бы ко мне. Потому что она привыкла совсем к другой жизни. Она должна царить, а царить она может лишь рядом со мной. Она – алмаз, который превратился в сверкающий бриллиант только в моей огранке. Понятно тебе? Верстовский – неглупый парень, не без способностей, симпатичный, но таких она найдёт за три копейки пучок в базарный день. Да и он через некоторое время понял бы, что Милане не двадцать пять и даже не тридцать семь, а тридцать девять, и характер у неё не сахар. Она вернулась бы ко мне, без всяких телодвижений с моей стороны, а теперь я получу законченную истеричку, которая будет рыдать дни и ночи напролёт, резать вены, вешаться, травиться. Мне потребуются годы, чтобы привести её в рабочее состояние. И ты думал, я буду благодарен за это? Ты ошибся. Сильно ошибся.
– Чего же ты хочешь, черт тебя побери? – раздражённо прошипел Розенштейн.
– Даже не знаю, покаяния что ли.
– Ты не Господь Бог, чтоб перед тобой каяться, – язвительно проговорил продюсер. – И помни, мы с тобой в одной упряжке. Я потяну за собой всех. Один отвечать не буду. Понимаешь?
– Я отвечу, Давид. Отвечу. И поверь мне, привлеку все свои связи, чтобы ты получил по заслугам.
– Не угрожай мне. Ты что думаешь, вот сидишь передо мной, такой из себя важный, солидный, великий. Дверь ногой в кабинет президента открываешь? Так думаешь? Ты – скоморох балаганный для них. Понял, Дима? Они держат тебя, чтобы публику развлекать, отвлекать от насущных проблем, что называется. Ты – громоотвод, чтобы быдло твои делишки обсасывало со всех сторон, а про других очень важных персон забыло. Но ведь это недолго будет продолжаться. Надоест, другого клоуна найдут.
