– Стивен Элтон твердит, что Лен, он же Эйден Сид, не мог убить его жену. – Голос Милуорд доносился словно издалека. – Они, мол, «по-настоящему дружили». Сид частенько ночевал у них, когда в Лондоне задерживался. Догадываюсь, о чем вы думаете, поэтому скажу сразу: романов с Краудер Сид не крутил – в этом Элтон не сомневается. Дескать, неверность Джемма считала ниже своего достоинства. В отличие от издевательств над беззащитной женщиной, – сухо добавила Милуорд, – которые ее совесть явно не обременили. Я видела и как Элтон лжет, и как правду говорит. Так вот, о верности Джеммы он не солгал.
– Я и не считал, что они с Краудер крутили роман! – заявил Саймон. Он же видел, как Джемма с Эйденом шли по улице. Они держались не как любовники – это Саймон знал точно, хотя сам ничьим любовником пока не был. «Ты девственник?» – год назад спросила Чарли, а он так и не ответил.
В кармане Саймона ожил сотовый.
– Давайте, давайте! – кивнула Милуорд. – Если это Зэйлер...
– Нет, не она! – К удивлению и радости Саймона, на экране высветилось имя Гиббса, а не Комботекры. Он внимательно выслушал Криса, а отвечать старался односложно, чувствуя пристальное внимание Милуорд.
– Все в порядке? – поинтересовалась она, когда Саймон спрятал телефон в карман.
Самые лучшие мысли всегда появлялись у Саймона внезапно, как вспышка молнии или выброс адреналина в кровь. Эта не стала исключением.
– Краудер сперва убили, а потом изуродовали, или наоборот?
– Все увечья посмертные. А что? Почему вы спрашиваете?
– А как насчет орудий убийцы? Пистолет, молоток, нож, которым он разрезал губы... Вы что-нибудь нашли?
Как и предполагал Саймон, Милуорд покачала головой. Убийца не бросил свои жуткие инструменты, потому что собирался использовать снова. Вряд ли убийца новичок, он любит мелодраму и умеет устраивать жуткие шоу...
– О Марте Вайерс когда-нибудь слышали?
– О писательнице? – удивилась Милуорд. – Она тут при чем?
– Так слышали?
– Да, примерно час назад. Они с Сидом участвовали в совместном проекте «Таймс» и «Вог»...
– Я в курсе! – перебил Саймон. – Мэри Трелиз написала посмертный портрет Марты Вайерс, с петлей на шее ее изобразила.
В глазах Милуорд вспыхнуло недоверие.
– Шутите, да?
– Отнюдь. В том же проекте участвовал и Кэрри Гатти – как комик. Очень смешным он вряд ли был, потому что в итоге стал частным детективом. За Рут Басси следил именно он.
– По чьему заказу? – прищурившись, спросила Милуорд.
– Понятия не имею! Велите Прусту снять запрет, тогда я вернусь на службу и выясню.
– Сами выясним! – процедила Милуорд. – Тут подумать нужно. Мэри Трелиз написала портрет Марты Вайерс? Как же они...
– Вы ее допросили?
– Кого, Трелиз? Работаем над этим! (По ответу Саймон понял: в данный момент Трелиз находится где угодно, но не в доме номер пятнадцать по Мегсон-Кресент.) Соседи, заметившие вас у дома Краудер и Элтона, видели старуху. К сожалению, все их мысли были о вас, а не о ней, но в одном они уверены...
– Лицо старухи бледное, с глубокими морщинами? – догадался Саймон.
Милуорд кивнула.
– Мы опросили маргиналов с Мегсон-Кресент – они в один голос твердят, что Трелиз выглядит старше своего возраста.
Значит, в ночь убийства Трелиз была у дома Джеммы Краудер.
– Не думаю, что Марта Вайерс совершила самоубийство! – заявил Саймон.
Милуорд швырнула ручку на стол.
– Даже не знаю, линчевать вас или на работу к себе взять.
Ни один из вариантов Саймону не улыбался. У Милуорд он работать не хотел. Он хотел работать у вероломного ублюдка Джайлза Пруста.
– Верните меня на службу в Спиллинг, – попросил он. – Тогда наша команда поможет вашей. Они и так помогают, только со мной будет в три раза эффективнее. – Вообще-то Саймон не собирался угрожать Милуорд, но вышло именно так. – Решать вам. Теперь знаете, что делать, если хотите сотрудничать.
* * *
Когда Чарли вошла в галерею «Тик-так», Йен Гарнер даже не улыбнулась.
– Что-то полиция балует меня вниманием – каждые пять минут заглядываете! Жаль только, не покупаете ничего. – Йен стояла у витрины и ставила в прозрачную стеклянную вазу искусственные розы, красные, желтые, белые. Вместо росинок на лепестках блестели крошечные бусинки.
– С другими вашими «гостями» я никак не связана, – заявила Чарли. – Они из столичной полиции.
– Можете объяснить, в чем дело?
– Полагаю, вам они сообщили больше, чем мне, – сказала Чарли и, чтобы Йен не успела почувствовать фальшь, зачастила: – Помните, вы рассказывали о талантливом художнике, который бросил живопись после первой же удачной выставки? Его звали Эйден Сид?
Йен кивнула.
– Поэтому Мэри Трелиз и выбрала вашу галерею, – пояснила Чарли, чувствуя, что откровенничать с Йен вовсе не обязана.
– Мэри знала Эйдена? – Изумление Йен казалось искренним.
– Сама она утверждает, что нет. Не припомните, чтобы Эйден упоминал имя Мэри Трелиз?
– Да я восемь лет с ним не разговаривала, – пожала плечами Йен. – Нет, вряд ли. Прозвучит глупо, но... год назад, когда Мэри появилась здесь и приказала сделать раму для картины, ее имя показалось знакомым. Тогда я списала все на дежа-вю, хотя, может, Эйден все-таки о ней говорил.
– А Марту Вайерс он случайно не упоминал?
Глаза Йен стали совсем круглыми.
– Мартой Вайерс звали мертвую писательницу, портрет которой написала Мэри. Вы произнесли имя, и я сразу вспомнила, хотя слышала о ней не от Эйдена. Ой, шип! – вскрикнула Йен и высосала кровь из ранки. – Люди фыркают, глядя на шелковые цветы, а я их люблю. Это же не фальшивка, а образ. Удивляюсь людям, которые натюрморты с вазами покупают, а над шелковыми розами смеются! – Чарли только показалось или Йен впрямь стрекотала, чтобы скрыть нервозность?
– За пару месяцев до лондонской выставки об Эйдене писали в «Таймс». Статья называлась «Звезды нового тысячелетия».
– В качестве рекламы ничего лучше не придумаешь, – кивнула Йен.
– Так вы из статьи Марту Вайерс не помните?
– Нет, – покачала головой Йен. – Значит...
– Марта – одна из тех пяти звезд.
Йен уронила розу и ущипнула себя за шею.
– Вы уверены? – спросила она. – Хотя конечно уверены, глупый вопрос. Сейчас из той пятерки помню лишь Эйдена. Я и статью всю не сохранила, только части об Эйдене и «Тик-таке». Я не пропускаю информацию о своих выставках...
– Вчера вы говорили о закрытых показах, – напомнила Чарли. – Это что-то вроде закрытой вечеринки для родственников и друзей художника?
– Художника и галереи. Приходят коллекционеры, критики, владельцы других галерей... – Йен осеклась. – Да, вы правы.
Чарли как чувствовала: сам вопрос задавать не придется.
– Кто-то из «восходящих звезд» был на частном показе. Эйден точно об этом говорил, хотя не факт, что с радостью.
– Почему?
– На их совместной фотосессии возникли какие-то трения. Подробности я не знала даже тогда, но, по-моему, кто-то из «звезд» назвал Эйдена напыщенным гордецом. Совершенно незаслуженно! – запальчиво добавила Йен. – Порой он действительно казался чересчур честным и напористым, а вот напыщенности в нем не было ни капли!
– Значит, Марта Вайерс вполне могла присутствовать на частном показе?
Йен пожала плечами.
– И Мэри Трелиз тоже?
– Да, вполне. В тот вечер здесь царил полный хаос, на закрытых показах всегда так. Я носилась как угорелая, гостей было видимо-невидимо. Поэтому никого лично я не запомнила, только одну большую толпу.
– Ничего странного в тот вечер не случилось? – спросила Чарли. – Любая мелочь пригодится!
– Вроде бы нет... Две покупательницы чересчур громко спорили, покупать картину или нет. Едва не подрались! Мать и дочь, представляете! Еще тогда подумала, что сама бы не отважилась указывать матери, упокой, Господи, ее душу, как тратить ее деньги. Прямо перед художником ругались – невероятно, до чего бестактны люди! «Не стоит она двух тысяч!» – «Нет, стоит!» В таких случаях я, как правило, помалкиваю, но тут не выдержала и назвала дочь сумасшедшей.
«Что же тут сумасшедшего? – подумала Чарли. – Две тысячи фунтов за картину? Это целое состояние, черт подери!»
– Понимаю, если бы они не могли позволить себе такой расход, – продолжала Йен, – но тут все было иначе. Дочь назвала картины «холодными и безжалостными», в них живет «порочная душа». Ерунду несла, мать расстраивала, ну я и объяснила, что о ней думаю. Слава богу, Эйден ничего не слышал!
– А о личной жизни Эйден никогда не рассказывал? – поинтересовалась Чарли.
– Только в шутку. Когда мы готовили галерею к его выставке, Эйден рассказывал о назойливой поклоннице. Нет, по-настоящему он не беспокоился, – улыбнулась Йен, – женское внимание ему льстило.
– А что-нибудь конкретное можете вспомнить?
Йен наморщила лоб.
– По-моему, он заявил, что умывает руки, пусть девушка сама решает, все равно его доводы не слушает. Это прозвучало чуть ли не издевательски! Я сказала что-то вроде: «Тяжело бремя популярности», а Эйден захохотал. Еще о судьбе говорил, дескать, сама судьба вновь и вновь их сталкивает.
