– Что такое, детка?
– Ты ведь не бросишь нас насовсем?
– А откуда такая идея? – Она пытливо заглянула в синие глаза девочки, и на миг ей стало жутко – до того Ульяна была похожа на женщину с фотографии пятилетней давности. «Где же была Ксения все эти годы, если ее роль играл кто-то другой?!»
– Ты сегодня поссорилась с папой? – игнорировала ее вопрос девочка. – Ты на него не смотрела!
– Глупости! – воскликнула Марина, проклиная детскую наблюдательность. – Просто я нездорова, говорю тебе! Не думай ни о чем таком, я обязательно вернусь!
– Ну ты гляди! – предупредила ее Ульяна и неожиданно поцеловала – впервые по собственной инициативе. Звук ее шагов давно затих на веранде, куда она устремилась вслед за сестрой, а женщина все еще стояла посреди столовой, трогая место на щеке, куда пришелся торопливый поцелуй. В этот миг ей вовсе не хотелось куда-то ехать, с кем-то встречаться и что-то выяснять. «Если бы можно было запереться в этом особняке, жить, как устрица в раковине, пять лет подряд, десять, пятнадцать… И никаких вопросов, никаких теней из прошлого – только эти дети, которые будут взрослеть на глазах, и мужчина, который тебя любит, и свой собственный ребенок, которого ты будешь возить по парку в коляске, и эти сосны вокруг дома – такие красивые, строгие, спокойные… – Она с трудом прогнала эту сладкую трусливую мысль. – Да, но за все это надо заплатить неведением, а я так не могу. Цена-то, пожалуй, невелика, но проценты на нее могут нарасти космические! Разве я смогу спать спокойно, зная, что в любой момент может явиться эта Ася и обвинить моего мужа чуть ли не в убийстве?! В убийстве… Очную ставку надо устраивать между ним и Асей, а не между Асей и компаньонкой… Это бы все разом объяснило. Вот только…» Вот только она боялась ничуть не меньше, чем актриса, боялась произнести хоть слово, могущее открыть Банницкому, что ей уже многое известно об этом деле. «А бояться его я не должна! Я не смогу с ним жить!»
…Наталье она дозвонилась без труда, сразу, как вернулась в свою комнату. Марина очень боялась, что та пошлет ее к черту, даже не выслушав, но бывшая компаньонка, видимо, была слишком ошеломлена ее звонком да к тому же явно пребывала в хорошем расположении духа. На встречу согласилась сразу – разумеется, Марина не сказала, что ее ожидает.
– Я работаю в кафе. – Наталья назвала адрес и, смутившись, добавила, что названия у кафе нет. – Приезжайте после восьми, если хотите.
Она даже не спросила, в чем дело, видимо, вычеркнув Марину из списка интересующих ее людей. Все время короткого разговора на заднем плане слышался громкий мужской голос – кто-то тоже говорил по телефону. Женщина дала отбой и перезвонила Асе. Та, узнав о том, что вот-вот увидит старую приятельницу, вдруг отчаянно струсила и попробовала было отложить встречу, но Марина напомнила ей о своем условии:
– Вы должны доказать, что пять лет прожили в этом доме как Ксения, или никаких денег я добывать не собираюсь!
Она торопливо оделась, еще раз заглянула в спальню, где неподвижно лежала Надежда – казалось, та ни разу даже не пошевелилась во сне, – и, найдя шофера, заявила, что немедленно едет в Москву.
– Вот по этому адресу. – Она сунула ему листок, где был записан адрес кафе. – Когда там будем?
– Часа через полтора, смотря что творится в Москве, – ответил водитель, возвращая листок. – А когда обратно?
– По обстоятельствам, – сухо ответила Марина, и понятливый шофер больше ни о чем не спрашивал. Раздвинулись решетчатые ворота, машина выехала с территории особняка, по обочинам дороги замелькал строевой сосновый лес, оранжево-розовый от пронизавших его вечерних лучей солнца. Затем свернули на большое шоссе, где поток встречных машин с каждой минутой становился все плотнее. Усталые, пыльные, они медленно ползли из Москвы, застревая в пробках, мимо которых свободно летел в Москву черный «Ниссан»… И все это время женщина боролась с искушением приказать шоферу поворачивать домой, к детям – потому что этот угрюмый кирпичный особняк, замерший среди вековых деревьев, уже стал ее домом, а светловолосые своенравные девочки уже были в какой-то мере ее детьми… «А я еду в Москву, чтобы испытать все это на прочность. Разве не глупо?» Но не ехать она уже не могла.
В это время рыжая, ярко накрашенная женщина набрала номер на мобильном телефоне и возбужденно закричала:
– Ника, ты? Ну ни за что не угадаешь, кто мне сейчас звонил! Только подумай – эта стерва хочет меня видеть! Какая-какая! Невеста Михаила Юрьевича! Как тебе это? После того как она выставила меня из дома, будто карманную воровку!
– А что ей нужно? – изумилась подруга.
– Не сказала, но просто умоляла о встрече! – Наталья явно была польщена этим и самодовольно смеялась. – Но я догадываюсь! Михаил Юрьевич может быть ой каким непростым! Наверное, хочет со мной посоветоваться, как с ним обращаться! Слышишь?
– Слышу-слышу, – отозвалась Ника. – И ты поможешь?
– Ну я еще подумаю, – упивалась сознанием своей важности Наталья. – Будет зависеть от того, сумеет ли она меня уговорить! Хочешь на нее посмотреть? Приходи в бар после восьми – она туда явится.
– А что, может, и приду, – задумчиво ответила та, глядя на часы. Часовая стрелка только что миновала семерку. – Интересно будет с ней познакомиться! Алешку придется опять тащить с собой, ну да ладно – он у меня молодец, спит где угодно. Сейчас выезжаю, постарайся ее задержать до моего приезда.
– Идет, – пообещала та. – Твой не звонил?
– Ведет психатаку. Молчит.
– Домолчится! – предрекла Наталья. – Нужду, интересно, что ты о ней скажешь! Можешь мне поверить в одном – до Ксении этой дамочке ох как далеко! Та и больная могла дать сто очков вперед кому угодно!
И Ника ответила, что даже не сомневается в этом. Подруга попрощалась, не уловив странного выражения в ее голосе, а Ника, дав отбой, спросила себя – что она рассчитывает обрести в этой странной погоне за призраком светловолосой синеглазой женщины? Правду о ее жизни и смерти, возмездие для тех, кто ее погубил, или просто собственный покой, безнадежно утраченный в тот день, когда при ней впервые упомянули имя Ксении Банницкой?
Пять лет назад молодой безработной актрисе впервые улыбнулась удача – во всяком случае, так это восприняла Ася Хомякова, двадцатитрехлетняя выпускница ВГИКа. До этого ей катастрофически, хронически не везло – и это были не ее выдумки, а чистая правда. Сокурсницы, куда менее красивые, обаятельные, интересные снимались сколько угодно, пусть и не в звездных ролях, – Асю же никуда не брали. Девушка билась как рыба об лед, пытаясь мелькнуть хотя бы в эпизоде какого-нибудь фильма, но каждый раз ей что-то мешало. То замораживали проект, на который она пробовалась, то оказывалось, что кастинг велся для отвода глаз, а актриса была уже выбрана, то, когда все уже, казалось, было на мази, ее самым грубым и простым образом просили не путаться под ногами – ее роль была попросту вычеркнута из сценария. Асе начинало казаться, что ее прокляли. Все шло шиворот-навыворот, и чем больше ей не везло, тем меньше девушка верила в свои силы и «высшее предназначение» – так она называла свою тягу к искусству. Ужаснее всего казалось то, что невозможно было найти ни единой причины ее поражений. Она была красива, мастер в институте хвалил ее ничуть не меньше, чем других своих учениц, Ася искренне любила кино и готова была на любые жертвы ради того, чтобы оставить след в искусстве. В Москву из Сибири она приехала пухленькой девочкой с грубоватым говором. Ее взяли с условием, что Ася будет над собой работать, и она работала – к концу первого года обучения исчезли двенадцать килограммов веса и она заговорила в соответствии с принятыми в столице нормами произношения. Девушка упорно занималась танцами, чтобы добиться изящества движений, не пила, не курила, опасаясь за внешность и голос, питала самые радужные надежды относительно своей карьеры… А они не сбывались.
После выпуска Ася жила на даче у подруги по институту, носила ведрами воду с колонки, топила печь зимой, когда домишко заметало чуть не по самую трубу, ездила в Москву на пробы, рассылала свои фотографии, куда только могла, готова была переспать хоть с самим чертом, чтобы получить роль… Но самое поразительное – никто ни разу не предложил ей купить карьеру такой весьма распространенной ценой. Ее как будто не замечали. Ася чувствовала себя заколдованной и порою всерьез думала о самоубийстве – судьбы вне искусства она все еще для себя не видела, а искусство безжалостно отторгало ее, как отторгает организм насильственно пересаженный орган. Она должна была подойти по всем параметрам… И не подходила.
Чудо случилось, когда девушка уже ни во что не верила.
Ей позвонили с киностудии, где Ася полгода назад оставила в кастинговом отделе свои фотографии. В первый момент она даже не поняла, что ЭТО сбылось – ее позвали, она кому-то подошла! Девушка прилетела на студию за полчаса до открытия, бросилась в отдел кастинга… И вместо приглашения на пробы получила некий телефонный номер и просьбу позвонить человеку по имени Михаил Юрьевич. Ася сделала это безотлагательно, ей тут же назначили встречу – как ни странно, в каком-то кафе, а не на киностудии или на квартире у режиссера – она была готова и к этому. Приехав в назначенное время в указанное место, Ася познакомилась с очень приличным, очень вежливым и очень скучным, как ей показалось, господином, который, как сразу выяснилось, не имел никакого отношения к кино, а был банкиром. Она была готова в очередной раз проклясть свою судьбу – стать любовницей состоятельного человека она могла бы давно и без тех мучений, которым стоически себя подвергала. Но Михаил Юрьевич выдвинул настолько небанальное предложение, что девушка всерьез им заинтересовалась.
