Последний гамбит - Дженнифер Линн Барнс

– «Я знаю, что ты сделал, отец», – ответила я на вопрос Ксандра. – Видимо, это произошло между моментом, когда Тоби узнал об усыновлении, и его побегом из Дома в девятнадцать лет.

– Он узнал о Лиаме, – закончил Джеймсон.

Я подумала о послании, которое Тоби оставил своему отцу: «Древо яда», спрятанное под напольной плиткой; стихотворение его собственного сочинения, зашифрованное в пособии по юриспруденции; слова внутри алтаря.

Сейчас пустого алтаря.

– Тоби нашел тело, – сказав эти слова, я почувствовала, что это стало реальнее. – К тому моменту там, вероятно, остались только кости. Он забрал печать, перенес останки, оставил старику несколько спрятанных посланий и отправился в саморазрушительное путешествие по стране, которое закончилось пожаром на острове Хоторнов.

Я подумала о Тоби, о его встрече с моей мамой и о том, что их история могла бы быть другой, если бы Тоби не был сломлен ужасными секретами, которые он узнал.

Настоящим наследием Хоторнов.

Теперь я осознала, почему Тоби был так полон решимости держаться подальше от Дома Хоторнов. Я могла понять, почему он хотел защитить мою маму – его Анну, одинаково читается с начала и с конца, – и потом, когда она умерла, а я уже была втянута в это все, почему ему нужно было по крайней мере попытаться защитить Иви от всего, что было связано с состоянием Хоторнов.

От правды и древа яда. От Блейка.

– Те улики, что выкрал, – произнесла я, уставившись на чертежи, – таятся во тьме…

– Туннели? – Джеймсон стоял рядом со мной – очень близко. Я почувствовала его слова так же ясно, как и услышала их.

– Это один из вариантов, – сказала я, затем вытащила четыре чертежа. – Остальные здесь – это пристройки к Дому Хоторнов, сделанные в тот период, когда Тоби, должно быть, обнаружил и перенес останки. Он мог бы воспользоваться стройкой.

Тоби было шестнадцать, когда он обнаружил, что его усыновили, и девятнадцать, когда он навсегда покинул Дом Хоторнов. Я представила, как бригады рабочих копают землю под каждой из этих пристроек. Те улики, что выкрал, таятся во тьме…

– Этот, – резко сказал Джеймсон, склонившись над чертежами. – Наследница, посмотри.

Я увидела то же, что и он.

– Лабиринт под открытым небом.

* * *

Мы с Джеймсоном отправились к лабиринту. Ксандр пошел за подкреплением.

– Начнем снаружи и будем углубляться? – спросил меня Джеймсон. – Или из центра выйдем по спирали?

Почему-то казалось правильным, что мы только вдвоем: Джеймсон Винчестер Хоторн и я.

Изгороди были высотой в восемь футов, и лабиринт занимал площадь почти такую же большую, как дом. Потребовались бы дни, чтобы исследовать его. Возможно, недели. Может быть, больше. Где бы Тоби ни спрятал тело, его отец либо не нашел его, либо не рискнул снова его перетаскивать.

Я представила себе людей, сажающих деревья на месте будущего лабиринта.

Представила девятнадцатилетнего Тоби, который глубокой ночью хоронит кости человека, ответственного за половину его ДНК.

– Начнем с центра, – решила я, мой голос разнесся эхом, – и выйдем по спирали.

Я знала дорогу к центру лабиринта. Я уже была там, больше одного раза – с Грэйсоном.

– Я полагаю, ты не знаешь, куда он пошел, не так ли, Наследница? – Вопросы Джеймсона звучали всегда немного злобно и резко – но теперь я знала, знала, о чем он спрашивал на самом деле.

Что он всегда пытался спросить, когда дело касалось меня и Грэйсона.

– Я не знаю, где Грэйсон, – ответила я, а затем повернула влево, и у меня сжалось горло. – Но я знаю, что он будет в порядке. Он дал отпор Иви. Я думаю, он наконец отпустил Эмили, наконец простил себя за то, что он просто человек.

Поворот вправо. Затем влево. Снова влево. Вперед. Мы почти подошли к центру.

– И теперь, когда Грэй в порядке, – раздался голос Джеймсона рядом со мной, – теперь, когда он такой восхитительный человек, готов отпустить Эмили и пойти дальше…

Я шагнула в центр лабиринта и повернулась к Джеймсону:

– Не заканчивай свой вопрос.

Я знала, что он собирался спросить. Я знала, что он вправе это сделать. Но все равно меня это задело. И я видела единственный способ помочь ему перестать об этом спрашивать – себя, меня, Грэйсона – в том, чтобы сказать ему полную, неприукрашенную правду.

Правду, о которой я не позволяла себе думать слишком часто или слишком ясно.

– Ты был прав, когда решил, что я блефую, – произнесла я. – Я не могу сказать, что это всегда будешь ты.

Он прошел мимо меня к тайнику в земле, где Хоторны хранили свои полутораручные мечи. Я услышала, как он открыл тайник, как искал что-то.

Потому что Джеймсон Винчестер Хоторн всегда что-то искал. Он не мог остановиться. Он никогда не мог остановиться.

И я тоже не хочу останавливаться.

– Я не могу сказать, что это всегда будешь ты, Джеймсон, потому что я не верю в судьбу – я верю в выбор. – Я опустилась на колени вместе с ним и исследовала тайник пальцами. – Ты выбрал меня, Джеймсон, а я выбрала открыться тебе, всем возможностям нас, так, как я никогда никому раньше не открывалась.

Макс однажды сказала мне представить себя стоящей на утесе и смотрящей на океан. Мне казалось, что я сейчас стою там, потому что любовь – это не просто выбор, это десятки, сотни, тысячи вариантов.

Каждый день был выбором.

Я двинулась в сторону от тайника, где хранились мечи, проводя руками по земле в центре лабиринта, продолжая искать.

– Когда я впустила тебя, – продолжила я, когда мы вдвоем присели на корточки в нескольких футах друг от друга, – позволила нам быть, – это изменило меня. Ты научил меня хотеть.

Как хотеть что-то.

Как хотеть его.

– Ты сделал меня жаждущей, – сказала я Джеймсону, – всего. Теперь я хочу мир. – Я пристально посмотрела на него, и он отвел взгляд. – И я хочу разделить его с тобой.

Джеймсон направился ко мне – как раз в тот момент, когда мои пальцы наткнулись на что-то, зарытое в траву, вклинившееся в почву.

Что-то маленькое, круглое и металлическое. Не семейную печать Блейка. Просто монету. Но размер, форма…

Джеймсон поднес руки к моему лицу. Его большой палец слегка скользнул по моим губам. И я произнесла два слова, которые зажгли искру в его глазах, стопроцентное попадание:

– Копай здесь.

Мои