давил до боли в перепонках. Он твердел, а то, что раньше представлялось твердым и незыблемым — здания, мосты, деревья, законы физики, устои мироздания, — всё, словно отражения в изменчивом потоке, теряло строгость черт.
Время и пространство смешались, перепутались и потеряли смысл, дома текли, лица у прохожих растворялись, но людям под луной мерещилось, что это просто так началась зима, а всё другое остается прежним. И только я — а может быть, не я, а зябкий силуэт, такая же фигурка без лица, уже без имени, одна лишь понимала, что мир закончился, остался только миг, который оборвется вместе с полночью. Но полночь миновала, после миновала еще раз, время двинулась в обратном направлении, а я пошла наперекор ему — и ведь прошла, дошла, из последних сил перевалила заполночь и… да, теперь проснулась.
Очнулась я с сердцебиением, одышкой и в поту. Давно со мной такого не бывало. Вздремнула, называется; почудилось спросонок, что чуть-чуть, на деле же — на час с изрядным лишком. До полуночи осталось несколько минут, точь-в-точь как мне привиделось. Цепенея вопреки рассудку, я ждала, что же будет в полночь наяву, но ничего, понятно, не случилось. Глас вопиющего в пустыне, читай: безмолвие… нелепо, кто бы спорил, при других условиях я бы и сама покрутила пальцем у виска, а теперь сказала «слава Богу». Мир вернулся на круги своя, с которых не сходил, луна ушла из окоема, оставив по себе лишь быстро подсыхающую лужицу серебристо-голубого света. Всё успокоилось, хотя не разрешилось, снова начала подкатывать дремота, реальность и инобытие вновь сблизились, затем сомкнулись, и я — я просто подчинилась неизбежному и погрузилась в сон.
Что характерно, сон был тем же самым. Опять была кромешная луна, и в городе еще раз наступила полночь, которую никто не замечал, а я в ней задержалась, и время сквозь меня текло теперь из будущего в прошлое. Теперь я догадалась наконец, что это всё не просто так затеяно, что это — вещий сон. Он был из тех неявных откровений, где образы, детали, ощущения спешат, цепляясь друг за друга, как мозаика, и тут же рассыпаясь, теряясь, путаясь. Но я при этом знала: когда-нибудь однажды наяву мне непременно вспомнится, что именно вот это я видела во сне, потому что именно вот так оно однажды сбудется. Но я хотела не когда-то, а теперь, здесь и сейчас же распознать сюжет, уготованный мне кем-то или чем-то; я торопилась, луна на гулком небосводе держалась из последних сил, равновесие могло в любой момент нарушиться. Напряжение становилось непереносимым, но мне казалось, я должна, обязана успеть: вот-вот, еще чуть-чуть — и всё получится; тогда я вспомню всё. И я почти успела, однако равновесие нарушилось, уже сама земля, вращаясь всё быстрее, устремилась в небеса навстречу катастрофе — но я успела, но в тот же самый миг, когда со мной случилось озарение, в слепящей тишине мир разлетелся вдребезги.
А потом я почему-то снова была маленькой, и это было странно, но не страшно. Нелепый человеческий детеныш, ощущающий себя новым средоточием вселенной, я замерла в щемящей невесомости, окруженная цветной, похожей на неоновый туман в бессонном городе, пульсирующей мглой. Мир как таковой пока отсутствовал — пока? еще или уже? Я смутно помнила, что некогда жила, но теперь мне предстояло пережить всё наново. Торопиться не было нужды — я знала, ожидание сперва должно наполниться. Всё будет вовремя, всё так, как суждено: что было, то и будет, что делалось уже, то снова станет делаться, и не будет ничего нового под солнцем. И оттого, наверное, что всё предрешено, ничего ты с этим не поделаешь, и не нужно делать ничего, ибо всё равно начертанное сбудется, только было грустно всё равно.
А после ожидание наполнилось, в пространстве появились «верх» и «низ», мгла словно с облегчением вздохнула и пришла в движение. Так начинался снег — всего лишь снег, без умысла и смысла, обычный первый снег, не более того, но и не менее, хотя, естественно, не более того…
И… да, к чему я, собственно, бодягу-то затеяла: в один из крошечных, совсем не главных, третьестепенных даже моментов этого шизоидного сна события, случайности, нелепости всех последних дней обрели причинно-следственные связи. Происходившее со мною и вокруг, всё то, о чем я знала, о чем подозревала, и даже то, о чем я не имела представления, против воли стало на свои места. На какой-то миг я ясно поняла, что именно и кем и для чего вокруг меня накручено, каков сюжет, который уже поздно переписывать, и в чем же моя роль, отказываться от которой тоже слишком поздно. Что еще? Похоже, это озарение почему-то не было чересчур приятным, скорее наоборот… во всяком случае, я вовсе не расстроилась, когда всё тихой сапой заспала и утром ничегошеньки не помнила.
Во многих сновидениях есть много суеты, не правда ли? Не я — Екклесиаст.
Пустое, впрочем, всё.
Психиатров прошу не беспокоиться.
У японцев тоже: «Мицу-но-кокоро» — мысль, подобная воде, по сути — близко к предыдущему, где мысль луне подобна. Нетрудно угадать, что уподобление сознания зеркальной водной глади и лунной тишине для начала подразумевает спокойствие души и концентрацию. Вообще-то в карате так характеризуется специфическое состояние духа каратеки, дающее бойцу возможность видеть не одни сиюминутные движения противника, но еще и те, которые тот лишь намерен выполнить; но это так, вообще.
А в частности, сегодняшней воде, равно как луне минувшей ночью, до идеальной было далеко. Что поделаешь — залив и есть залив: лужа он, хотя бы и Маркизова. С погодой, правда, вроде повезло, вчерашней бури словно бы и не было. Мутноватая, к зиме отяжелевшая вода на вид была спокойна, но смурна. Вязкая волна брезгливо наползала на песок, словно по обязанности пробуя край берега на вкус, с ленцой плевалась и брезгливо же шуршала восвояси. Плоский, как юмор Петросяна, по-своему живописный берег, излюбленное даже в межсезонье место отдыха многих петербуржцев, несмотря на выходной был пока еще немноголюден. На выцветшем, похожем на линялую, застиранную до прорех джинсовую рубаху осеннем небе угадывался истонченный донельзя обмылок давешней луны. Помалу пригревало солнышко.
На побережье Финского залива я выбралась экспромтом — взяла и сорвалась с утра пораньше на пленэр. Достало меня всё! Невзирая на дурдомную, бессонную наполовину ночь, я проснулась рано. Самочувствие спросонок было не ахти, настроение начало припахивать депрессией. Оно естественно — вчерашнее добралось… Что оставалось делать?
