Однако с такой заботой приготовленная ванная не пригодилась. Когда Маша вошла в комнату, девочка уже спала, неловко упав на кровать — почти поперек. Босые ноги не доставали до пола. Маша нахмурилась, но решила, что будить ее не стоит — пусть отлежится. Натянула ей на ноги свои носки из ангорской шерсти, положила девочку ровнее, закутала в одеяло. Призадумавшись, набросила ей на ноги еще и плед. Непрошенная гостья дышала почти неслышно, не ворочалась и ничему не сопротивлялась. Откуда-то образовался ее кот. Он даже не взглянул на Машу, а сразу вспрыгнул на постель. Покопавшись, забился под одеяло. Маша перевела дух: «С котом еще теплее. Я бы дала ей аспирину… А будь она старше — то и водки, у нас есть. Не догадалась ей ноги растереть — дура! Или горчичники приклеить под носки? Ну ладно, она спит, лучше не трогать. Молодой организм, справится. Я сама как-то в школе потеряла шапку и вернулась домой в двадцатиградусный мороз. Сорок минут шла — автобуса не было. И ничего — даже не чихнула».
Она спустила воду а ванне, резко пропахшей эвкалиптовым маслом, умылась перед сном, расчесала и заплела на ночь косу. Подкралась к родительской комнате, прислушалась. Спят. На миг ей стало стыдно, что она, в двадцать-то три года, все еще боится отцовского гнева, но Маша тут же сказала себе, что в данном случае поступила разумно. Незачем было подставлять замерзшую девчонку. Ведь ее допрашивали бы до утра, а она на ногах не держалась.
Маша устроилась в кресле, набросив на колени махровый халат — больше укрыться было нечем. Кошка не пришла — скорее всего, спала в кухне на батарее и ни о чем не подозревала. Это было и к лучшему — встреча двух особей этой породы могла привести к таким оглушительным приветствиям… Девушка закрыла глаза.
Разбудил ее не будильник, да ему я рано было издавать какие-то звуки около пяти утра. Маша открыла глаза от того, что ее энергично, если не сказать — грубо, трясли за плечо. Она вскочила, с колен упал халат и заспанная кошка. Видно, ночью та прокралась в комнату, захотела в постель, но удивившись наличием гостьи, все-таки предпочла хозяйку, уснувшую в кресле.
— Мама… — пробормотала девушка и взглянула на постель. Светлана все еще спала. Она даже не изменила позы. Признаков кота не замечалось, скорее всего, тот прятался под одеялом. — Я сейчас все объясню…
— Через десять минут проснется отец! — прошипела женщина, отгоняя ногой ласкавшуюся кошку. — Как сюда попала эта девочка?!
— Мам, когда он уедет, я тебе расскажу, — Маша окончательно пришла в себя. Она стряхнула с глаз спутанную челку и растерла лицо ладонями. — Не говори ему. Это моя знакомая.
— Да что же это? Она ночью вошла, что ли?
В соседней комнате раздался кашель — это вставал отец. Женщина примолкли. Обе одновременно посмотрели на дверь, и Маша поняла, что мать в очередной раз согласна ее прикрыть. Впрочем, так бывало всегда.
— Я иду готовить завтрак, — шепотом сказала мать. — А ты не высовывайся. Ну, если ты опять во что-то ввязалась!
И в последний раз окинув взглядом спящую девочку, вышла. Дверь она аккуратно прикрыла, но Маша слышала, как отец, тяжело ступая, идет в ванну. Утренний семейный ритуал она знала наизусть — в нем никогда ничего не менялось. За исключением этого дня. Этой девочки, чьей фамилии она даже не знала.
Маша склонилась над постелью. Светлана дышала прерывисто и неровно и не разделала попытку шевельнуться. Под одеялом набух бугор — это заворочался кот, пригревшийся под мышкой у хозяйки.
«Но почему она позвонила именно мне? Я дала ей свой телефон на обрывке пачки от сигарет и забыла об этом. Думала, что и девчонка забудет меня. Ее глаза в тот вечер… Она как будто просила о помощи и вот — попросила опять!»
Светлана слабо пошевелилась и издала хриплый глубокий вздох. Из-под одеяла вылез недовольный кот и тут же узрел кошку той же породы — та терлась возле хозяйки. Кошка попятилась. Кот стоял неподвижно, приподняв переднюю лапу и не решаясь ни умыться, ни сделать шаг.
— Васса! — тихонько произнесла девушка и сделала попытку удержать любимицу. Но было поздно Кошка, зловеще пригнувшись, уже пошла к постели.
Легко вспрыгнув на край, она потянула морду к коту.
Тот обрадовался — сел и издал какой-то короткий звук. Кошка обнюхивала кота, тот, щурясь, блаженствовал. И вдруг, усыпив бдительность противника, из-за которого ей пришлось провести ночь в кресле, Васса заорала прямо ему в ухо, да так ужасно, что несчастный беженец подскочил на всех четырех лапах и забился чуть не под подушку.
— Да что там у нее? — глухо раздался из кухни отцовский голос. — Опять гульба?
— Васса, девочка… — уговаривала Маша, но кошка упорно шла в бой. Она была в ярости, а Пусик окончательно оробел. Кошка махала лапой у него перед мордой, шипела и так страшно подвывала, что испугалась даже ее хозяйка. :
— Мать, иди посмотри, что там, — услышала она через дверь. Отец как раз проходил мимо ее комнаты — шел к себе, одеваться. — Она же глаза девчонке выцарапает.
— Сейчас, — послушно откликнулась мать, следуя за ним. — Только ничего она не выцарапает. Наверное, мало мы ей капель да вали от гульбы…
Родители притихли. Минут через пятнадцать хлопнула входная дверь, еще через пять во дворе заработал знакомый мотор. Маша узнавала этот звук даже сквозь предутренний сон. Отец уехал. Было ровно шесть.
— Ну а теперь… — ворвалась мать, — давай, объясняйся! Что это за девочка? Откуда?
— Тише, она спит… — Маша взяла на руки кошку, которая по-прежнему продолжала стонать заунывным, прямо-таки загробным голосом. — Я знаю немногим больше тебя. Мы познакомились случайно, где-то неделю назад, в переходе метро. Вчера вечером она позвонила и попросила ее приютить.
— И ты согласилась?! — в ужасе воскликнула мать, даже не думая понижать голоса. Когда уезжал муж, она всегда говорила громко. Казалось, у нее были разные голоса на разные случаи жизни. — Она сбежала из дому? Она бездомная?
— Я ничего не… — начала было Маша, но тут же смолкла — девочка надрывно раскашлялась. Ее голова со спутанными волосами приподнялась было с подушки, но тут же бессильно упала, как цветок на сломанном стебле. Глаза приоткрылись. Они лихорадочно блестели и, казалось, не различали фигур, стоявших перед нею.
Женщина склонилась над постелью:
— Да она еще и больна!
— Неудивительно. Сбежала из дома в тапочках.
— В тапочках?! — Мать взглянула на два мокрых матерчатых комка, валявшихся возле кровати. — Да что с нею случилось?!
— Боюсь, она сильно простыла… — растерянно произнесла Маша. Ей пора было собираться на работу.
В ее постели лежала девочка, с которой она была едва знакома. Под подушку забился и вовсе незнакомый перепуганный кот. Мать была в недоумении. А отец? Что скажет отец, приехав с работы?!
— Нужно вызвать врача, — твердо решила Маша.
— Да?! Аза кого мне ее выдавать? За младшую дочь, что ли?! — немедленно огрызнулась мать. — Нет уж, давай ее растолкаем, спросим адрес и домашний телефон, пусть ее забирают! Ты сумасшедшая!
— У меня есть телефон ее матери…
— Нет! — Светлана внезапно уселась в постели.
Теперь было очевидно, что ее сжигает жар — она была бледна нехорошей бледностью, на скулах горели розовые пятна. Глаза смотрели в никуда.
— Нет, — хрипло повторила она. — Не звоните ей.
— Почему?! — Маша присела на край постели, сжала тонкую, пылающую жаром руку своей гостьи. — Ты убежала от мамы? Что она тебе сделала?
— Ничего. Только не звоните ей! — И тяжело повернувшись на бок, обняла кота. — Я сейчас встану и уйду.
— С такой температурой?! — Машина мать, хотя и была неимоверно сердита, немедленно уяснила для себя, что выслать на мороз ребенка в таком состоянии, значит — его убить. — Я принесу градусник! А ты, — она погрозила дочери крепко сжатым кулаком, — думай, что делаешь!
Светлана позволила измерить себе температуру.
Оказалось — тридцать девять и четыре. Взрослые переглянулись. Маша до боли кусала губы — она уже опаздывала на работу, но уйти вот так, бросив девочку, никак не могла. Мать первая взяла себя в руки:
— Так, собирайся и езжай! Я сама разберусь. И оставь мне телефон ее матери, если он действительно у тебя есть.
— Не давайте, — Светлана еле говорила. — Я сейчас уйду. И кота унесу. Я даже знаю, куда пойти. Я…
Она явно лгала, из последних сил стараясь приподняться с подушки. Взгляд метался, губы пересохли и запеклись бледными пленками. Мать Маши твердо, но ласково уложила ее обратно:
— Через мой труп уйдешь. Поняла? Отдам только на руки маме.
— Нет!
— Но почему ты ее так боишься?! — не выдержала Маша. — Что она тебе сделала?!
— Мне ничего, — прошептала девочка. — Но она…
Она…
И, отвернувшись к стене, внезапно замолчала.
* * *
Половину дня она провела, как в бреду. Маше казалось, что она сама заболевает, что это она проехала через пол-Москвы в тапочках, с голыми ногами, по морозу, и теперь мечется на скомканной постели. Нет, в матери она не сомневалась — та все сделает правильно, не обидит ребенка, поухаживает за Светой. Но что дальше? Уже вечером начнутся большие проблемы. Отец не был жестоким человеком, но его любовь к «закону и порядку» зачастую выглядела слишком преувеличенной.