Полина вспомнила, как первый раз подула в ключ. Двор, горячий асфальт, ребенок на качелях… На нее тогда словно повеяло теплым дыханием из детства.
– Да, – сказала она. – Стало легче.
– Вот видишь! Я говорю своим пациентам, что выход есть всегда. И они находят его. Даже если до этого были уверены, что вокруг глухие стены.
Он замолчал и вытер пот со лба.
– Отойдите от окна, вас продует, – недовольно сказала Полина. – Шарлатан вы или нет, но лечить вас придется мне. Скажите вот что: тогда, в тайной комнате, вы угадывали, в какой руке я держу ключ! Это тоже был фокус?
– Никаких фокусов, – обиделся Анжей. – Я действительно могу это видеть. И слышать. Ключи поют!
Он опустился на стул.
– Но я не думаю, что моя способность уникальна. Кто-то может слышать ключи, кто-то – деревья. Я лишь выжал из нее все, что можно.
Он помолчал, потом грустно спросил:
– Вы все еще сердитесь на меня? Не можете простить мне мистификацию? Мой маленький обман?
«Обман ли это, если Анжей слышит свои ключи…»
– Не сержусь, – чистосердечно сказала Полина. – И закройте вы окно, ради бога!
– Ничего, – сказал Анжей и улыбнулся, – ветер теплый. Идите, Полина, отдыхайте.
Она по привычке придирчиво осмотрела кухню. Все в порядке, можно уходить.
Но на пороге задержалась, обернулась к Доктору.
– Анжей, а вы верите в Зеленую Дверь? Макар ведь рассказал вам эту легенду, с которой все началось.
Ковальский покачал головой.
– Нет, дитя мое. Я верю в то, что есть много зеленых дверей вокруг нас. Только мы их не видим или не хотим видеть. Все дороги в другую жизнь начинаются на том месте, где ты стоишь. Жаль, что Давид не понял этого.
– Что вы будете делать с ключом? Вернете «привратникам»?
– Верну. Но не тот, который украл у них. Его копию. На этот раз никто не отличит его от оригинала.
– А настоящий? Останется в вашей коллекции?
– Останется у того, кто вытащил меня из этой нехорошей истории. Я подарил его Макару Илюшину на память. Не рискну предположить, что он почувствовал, принимая мой подарок. Но, кажется, ему было приятно.
Полина кивнула. Да, это правильно. Ключ и Макар как-то вязались друг с другом.
Она уже вышла, но, вспомнив кое-что, с полпути вернулась.
– Я тоже хотела сказать вам, Анжей. Помните, вы говорили мне, что отсутствие родительской любви нельзя возместить? Вы, кажется, выразились так: «Эту жажду не утолить ничем».
Ковальский нахмурился.
– Я теперь знаю, что это не так, – с глубокой убежденностью сказала Полина. – Все возмещается. Для этого даже не нужно, чтобы тебя очень сильно любили. Достаточно любить самому.
Она посмотрела куда-то мимо Анжея. По губам скользнула улыбка, и лицо ее осветилось.
– Человек подпитывается своей любовью. Она вылечивает все эти дыры в душе. Понимаете, Анжей? Своя, а не чужая. Это так же верно, как то, что ваши ключи поют.
Макар проснулся сразу, как будто его толкнули. Поднял голову, потер глаза. Он сам не заметил, как уснул за столом в своей комнате, сжимая ключ, который вручил Ковальский.
Впрочем, неудивительно: они не сомкнули глаз всю ночь. Бабкин, наверное, тоже храпит у себя.
Сколько же времени он проспал? Макар поискал взглядом часы, но не нашел. А лезть за телефоном в куртку было лень.
Небо так и не прояснилось. Но от облаков исходило слабое жемчужное свечение. Воздух дрожал и слоился, кроны деревьев расплылись, словно размытые водой. Все вокруг стало акварельным, невесомым и каким-то нездешним. Как будто природа после дождя сделала глубокий вдох, готовясь в один миг перешагнуть из весны в окончательное лето, и замерла на мгновение.
Вскоре Илюшин уже стоял под липой. В саду никого не было.
– Сонное царство…
Он обошел лужи и вышел к оранжерее. Из открытых окон на него обрушилась симфония запахов. Розы благоухали страстно, тихо, нежно, пылко… Аккорд за аккордом, волна за волной обдавали Макара, и он подставил лицо этим невидимым потокам.
Неудивительно, что экономка не хочет уезжать отсюда. Особенное место, что ни говори. Как рассказывала Полина? Здесь кто-то жил много лет… То ли отшельник, то ли травник. Лекарь, вот кто! Жил в избушке, вход в которую был оплетен девичьим виноградом.
Ерунда, конечно. Какой виноград в наших широтах? Замерзло бы все зимой. Странно, что жимолость у Ковальского не вымерзает. Макар специально расспросил его и получил ответ: все растет с того момента, как Анжей построил этот дом. И ни разу, даже в самые лютые морозы, нежный вьющийся цветок не погиб.
Ему снова во всех деталях припомнился рассказ Полины. Ковальский купил участок, где на протяжении многих лет жил полусумасшедший врач, и на месте его старой избушки поставил оранжерею. А до врача был лекарь. А до лекаря наверняка еще какой-нибудь знахарь, к которому бегали тайком крестьянки со всех окрестных деревень.
Похоже, этой земле по нраву чудаки-врачеватели. Она их притягивает.
Макар дотронулся до теплого стекла. Изнутри по нему распластались темные блестящие листья.
Он обошел оранжерею снаружи, разглядывая фейерверки цветов. Ни о чем не думая, просто следуя неясному побуждению. Потом в нем проснулись обрывочные мысли.
Он подумал о Давиде Далиани и о десятках других, похожих на него, ожесточенно рыскающих по свету в поисках своей Двери. Подумал о старике, сидящем в своем замке в Венгрии, словно паук. Вспомнил собственные слова о том, что человек, совершивший убийство, не сможет выйти в Зеленую Дверь.
Смешно, конечно. Макар вспомнил, что в тот миг почти поверил в ее существование. Просто так, без всяких оснований. Если есть основания верить, вера превращается в знание.
Как они искали ее, эти несчастные? Проверяли, подходит ли ключ ко всем дверям, выкрашенным зеленой краской? Ковальский, несмотря на весь свой скептицизм, первым делом приложил ключ к замочным скважинам каждой двери в своем доме, не обращая внимания на цвет.
Макар откуда-то знал, что ключ не подойдет. Так и случилось.
Теперь Илюшин остановился, вытащил его из кармана и положил на ладонь.
Ключ как ключ. Здоровенный и тяжелый. Темно-зеленый, словно выточенный из нефрита. От него странное ощущение: покалывает в кончиках пальцев. Зачем он ему? Разве что шутки ради найти Зеленую Дверь.
Что ж, это было бы оригинальное завершение детективной карьеры. Жаль только, в этом случае о его лучшем расследовании никто бы не узнал.
Хочешь сказать, ты вышел бы в Зеленую Дверь?
Почему нет? Это было бы… любопытно.
Макар неторопливо двинулся вдоль оранжереи, покачивая увесистый ключ в ладони. Если бы он вздумал искать Зеленую Дверь, то исключил бы все дома. Квартиры, дворцы, замки – все не то. Эта Дверь должна чем-то отличаться от обычных. Из чего она может быть сделана? Из зеленого камня? Из бумаги? Из стекла? Нет, нет. Какое еще стекло…
Что говорилось в легенде? «За Зеленой Дверью ему открылся бы прекрасный сад, где каждый счастлив».
Прекрасный сад.
Несомненно, джинн должен был творить из разного материала. Белая – конечно же, каменная. Красная – из глины. А Зеленая…
Илюшин застыл.
Он стоял напротив второй двери в оранжерею. Клематисы и виноград, посаженные Анжеем, тесно сплелись и лились вниз, как зеленая вода. Водопад из листьев и побегов, побегов и листьев.
Голос Полины ожил в его голове.
«Я видела фотографию избушки. Вход действительно был оплетен виноградом. Анжей поставил на ее месте оранжерею. Он очень чтит традиции».
Значит, из года в год Анжей Ковальский выращивает по весне девичий виноград там же, где он рос когда-то. До него – у сумасшедшего врача. До врача – у лекаря. До лекаря – у знахаря. Сколько ни откручивай назад кинопленку времени, сколько ни смотри, как уходят в землю деревья, одно остается прежним: девичий виноград растет на этом месте из года в год.
И если Белая Дверь – каменная.
Если Красная Дверь – глиняная.
То Зеленая Дверь должна быть живая.
Макар Илюшин сжал в пальцах ключ и очень медленно просунул руку за сплетение листьев. Он даже не видел, что там, за ними.
Ключ вошел в замочную скважину сразу, словно притянутый к ней магнитом.
У Макара почему-то заложило уши. Единственный звук остался в мире – смешливый шелест листьев.
Снова начал накрапывать дождь, но Илюшин не слышал его тихих шагов, не ощущал капель на лице. Онемевшей рукой он повернул ключ, и тот послушно сделал два оборота.
Макар потянул дверь на себя. Она отворилась легко и бесшумно.
Он вытащил ключ и вошел внутрь. Розы цвели повсюду, но их запах не доносился до него.
Илюшин провел рукой по лицу, словно пытаясь проснуться. Но сон не исчез. Ключ лежал в его руке и, казалось, тянулся к замочной скважине.
Ты еще можешь вернуться. Можешь сделать вид, будто ничего не произошло. Но до конца жизни – слышишь, до последнего вздоха тебя будет мучить вопрос: что же там было? От чего ты отказался?
