— У нас тоже… До ужина, на котором мы, как я поняла, торжественно встретимся с хозяином, ещё масса времени. Но ведь ты не занял комнату.
— Да черт с ней! Слуга куда-то оттащил мою сумку. Знаешь, мне ведь теперь все равно, какого цвета там будут обои.
Они вышли в сад. Увидав бассейн, окруженный цветниками и «ширмами» подстриженного кустарника, Софи ринулась вперед и поманила рукой Сида:
— Эй, здесь специальное местечко для тайных встреч. — Она села на каменный бортик, скинула туфли и опустила ноги в воду, задрав тонкую пышную юбку. Сид присел рядом.
— Мне кажется, прошла вечность… С того вечера, как я собирался ограбить Гудвина. И ещё две вечности с того дня, как мы расстались.
— Я тоже думала, что будет какое-то продолжение, что в толпе где-нибудь на ярмарке в Мадриде или на борту проплывавшей мимо яхты увижу тебя. Ну, и уж естественно, предполагала, что тебе известно такое средство сообщения, как телефон. Наивная крошка! Это у меня от мамы. Она переиграла столько романтичных ролей, что и в течении жизненных сюжетов все время выискивает нечто театральное. Верит в случайность, в красивую любовь, такую, знаешь, старомодно-голливудскую… С цветами, роковыми встречами. И взглядами, которые невозможно забыть.
— Полагаешь, она сильно заблуждается? — Искоса глянул на девушку Сид.
— В жизни мамы было достаточно оснований, чтобы верить в добрых фей и сказочных принцев. У тебя, кажется, совсем иной опыт.
Сид согласно кивнул: — На сколько мне известно, этот жест у болгар означает отрицание.
— Не поняла?
— Это значит «нет». Сидней Кларк больше не ноет. У него теперь полно оснований для самых радужных планов. — Сид выразительно покосился на шлепающие в воде ноги Софи. — Был мерзкий сон, но видишь — наступил солнечный день и страхи развеялись. Пора серьезно браться за ум. Не смейся, я вернулся в университет и продолжил занятия живописью. Погляжу, что лучше получится. Кроме того, я ещё могу петь на ярмарках с протянутой шляпой.
— Да?! — Софи захлопала в ладоши. — Пожалуйста, исполни что-нибудь для меня…
— Хорошо… Я сочиняю свои песни сам. Вернее, сочинял. Давно, очень давно. Но в один прекрасный летний день придумал ещё одну. О девушке со смеющимся носом.
— Издеваешься.
— Правда. Думаю, она о тебе. Ты так забавно морщишь нос, когда смеешься. Во всяком случае, после того, как мы расстались, я больше никого в упор не видел. — Сидней посмотрел на профиль Софи. Она обернулась. Их взгляды встретились. Обняв девушку за плечи, Сидней притянул её к себе и коснулся губами кончика чуть вздернутого носа. Софи замерла, закрыла глаза, но вдруг, спохватившись, увернулась, вскочила, закружила по скошенной лужайке. Раздула юбку колоколом и села на скамейку.
— Здесь масса цветов! И хороший садовник. Кто же нас пригласил, Сид?
— Не знаю. Только полагаю, компания собралась не вся. Теперь ясно сегодня должны встретиться те, кто, не сознавая того, был причастен к спрятанным сокровищам. В Крыму живет русская женщина. Я рассказывал тебе, она то лето работала в лагере певицей.
— А теперь поет в церкви и живет очень скромно. Конечно помню. Яведь чуть-чуть надеялась, что ты позовешь меня сделать репортаж о кладе или хотя бы сообщишь, как идет расследование. — Софи с укоризной взглянула на Сида, но он промолчал.
— Из России трудно приехать. Тем более — не дешево. — Сказала она, скрывая огорчение.
— Но Лара приехала. А мне, как студенту, неведомый доброжелатель оплатил проезд.
— Лара, похоже, не бедная женщина. И мне кажется… Мама рассказывала, в то лето у них с Бончевым был страстный роман. Мама была уверена, что они поженятся.
— Похоже, дело было серьезное… Знаешь, где мы нашли бюстгальтер Лары, в котором была спрятана пленка? О, на такие закидоны способен только большой эстет! Представляешь, все эти годы фотограф хранил эту деталь туалета любимой в специальной коробке. Правда, у него целая коллекция вещей знаменитостей, которых он фотографировал, но «сувенир» Лары хранился в отдельном ларце.
— Потрясающе романтично! Я бы не возражала, если бы мой возлюбленный сохранял четверть века какой-нибудь пустячок.
— Мне кажется, лучше не расставаться. Особенно так надолго. Нахмурился Сид.
— Господи, совсем не обязательно страдать, чтобы стать сентиментальным. Я хоть и благополучная, но очень впечатлительная девушка. Гляди… — Она вытащила шейную цепочку, на которой сверкнул зеленый глазок. — Узнаешь?
— Ты не выкинула эту стекляшку?
— Стекляшку?! Это драгоценный амулет, дурень! Он сам запрыгнул в твою ладонь после того, как ты совершил подвиг. Да, — подвиг! Я с дуру решила, что ради меня… Ну почему, почему ты даже не позвонил, Сид? — Она была готова расплакаться. — Так не поступают с теми, кто думает о тебе…
— Софи! — Подхватив девушку на руки, Сид закружил её по лужайке. Сегодня не такой уж плохой день. Даже если за ужином к нам явится сам Дракула… ты лучшая, единственная, драгоценная… Ты и есть амулет!
— Сид… — Софи обняла его за шею и приблизила к себе лицо. — Кажется, нам пора поцеловаться.
— Мы уже целовались. У тебя на карнавале, в «общем стогу».
— Так это был все же ты?! А я-то ломала голову.
— Согласись, я заслуживал награду за героизм, проявленный на крыше.
— Ты заслуживаешь большего! — Софи прижалась к нему.
Сида качнуло, споткнувшись о бортик бассейна, он не удержался. Фонтан брызг поднялся в золотистый вечерний воздух.
— Знаешь закон композиции? — Вынурнув, Софи отфыркивалась. — Если в кадре появляется бассейн, значит непременно кто-то свалится в него.
— Заметил. — Сид отбросил со лба волосы. — В триллерах любят подстреливать купальщиков и пускать красную краску. А вот такие крошки в мокрых платьицах, подчеркивающих прелестнейшие прелести, появляются в эротических высокохудожественных лентах. А наглые парни по-наглому пристают к ним.
Подобравшись к Сиду, Софи повисла у него на шее.
— Какая же тут эротика? Настоящая порнуха. Во-первых, у тебя зеленые глаза. А во-вторых, я заметила это давным-давно и немедленно влюбилась в тебя. И, наконец, на нас сейчас таращатся изо всех окон, а мы совершенно мокрые… — Она томно закрыла глаза. — Совершенно обнаженные под мокрым… И будем целоваться до одурения…
Софи не ошиблась, за парой в бассейне следило немало глаз. Привлеченные визгом и хохотом, раздававшимися в саду, Пламен и Лара вышли на балкон. Но заметив за кустами плескавшихся влюбленных, уселись в кресла и вопросительно взглянули друг на друга.
— Я знаю, что ты не замужем. Недавно узнал, случайно, от коллеги, работавшего в Москве. — Он смотрел жестко, с опасной злинкой.
— У меня есть приятель.
— Ерунда! Ты прекрасно знаешь, как мне было трудно отпустить тебя в Милане. И тебе было трудно уехать. Почему ты не хочещь признать это?
— Я не могла остаться. У тебя — не могла. Неужели ты не понимаешь, что между нами больше не может быть ничего…Нельзя дважды войти в одну реку.
— А это совсем другая река! Я изменился, Лара. Осталось неизменным лишь одно: золотой песок на дне нашей реки — моя любовь к тебе.. — Вскочив, Пламен метнулся к Ларе. Опустился возле её колен и заглянул в глаза. Пожалуйста, не обманывай себя. Ведь ты тоже… — Он сжал её руки. Лара рассмеялась:
— Я только хотела сказать, что между нами не может быть ничего пустяшного. Флирта, случайного свидания, ни к чему не обязывающей близости… Мне не надо долго думать — ты единственный мужчина в моей жизни. Я знала это всегда.
— Давай сбежим! Ночь мы проведем в Венеции, а потом, потом, где захочешь. Ночь за ночью, год за годом, до самого конца…
— У меня семья, дочь… — Лара запустила пальцы в густые жесткие волосы и прижалась к ним щекой. — Боже, как мне не хватало этого… Твоих рук, твоих глаз, твоего несуразного русского языка…
Пламен мечтательно улыбнулся:
— Ты говоришь, ей восемь лет? Маша, Мария… Ну до чего же везучий парень, этот Пламен Бончев!
У вбежавшей в комнату матери Софи были круглые, как плошки, глаза и подрагивающие губы — она собиралась плакать.
— Девочка! — Снежина осторожно прижала к груди бросившуюся к ней дочь. Бисерное шитье на темно-зеленом атласном платье — двухсотлетней давности музейный лоскут от платья Марии-Антуанетты, умело вставленный в отделку лифа. Стоит дороже нескольких самых шикарных вечерних туалетов, а сыпется едва к нему прикоснешься. — Да что произошло? Мне показалось, твоя встреча с Сидом прошла удачно. Поверь, этот парень без ума от тебя. — Она собрала волосы Софи на затылке и сколола их гребнем. — Так будет лучше.
— Я знаю, знаю! — Яростно завопила она сквозь слезы. — Мы дискутировали целых три часа.
— Похоже, что целовались, а? — Улыбнулась Снежина.
— Целовались, ссорились, клялись в любви… И — расстались! Он уже, наверно, уехал… Господи, до чего я несчастна…
