– Стрижака через десять дней после ареста отправили в Сибирь. Его приговорили к пятнадцати годам исправительных работ.
– Как же так… – разволновалась Анастасия. – А суд? Не было суда!
– Сейчас при установлении вины без суда обходятся.
– Но какие-то обвинения были? Нельзя же просто так…
– Саботаж, – развела та беспомощно руками. – Стрижак вредитель, а то, что он был ударником, как раз и являлось его хитростью. Настя, я все узнала, а ты… прошу тебя, не приходи… Я не в том возрасте, чтоб по тюрьмам мыкаться, отсидела свое.
И она, эта старая коммунистка, боялась. Все боялись. В стране постепенно нагнетался страх. Он парил над улицами, над домами, над головами, казалось, пролезал во все щели. Но он только набирал силу, впереди Россию ждали годы еще более страшного мракобесия.
Когда Кочура явился второй раз, Анастасия выгнала его, окатив помоями. А через несколько дней – Левка снова был на работе – к ней вломились трое. Тройка тогда была модным числом. Тройки судили – казнить или в лагерь отправить (помилований не присуждалось), втроем Кочура изнасиловал Анастасию, втроем явился и в тот поздний вечер. На этот раз он ничего не сделал с нею, а забрал девочку, предупредив:
– Пикнешь – убью пацанку. Как отдашь монисто, так и верну дочку. И помни, Настя, со мной лучше в ладу жить.
Пешком, через весь город, Анастасия понеслась к Левке на склад, несмотря на опасность встретить хулиганов, которые по ночам становились хозяевами улиц и подворотен. Что-то исправить, помочь Левка, конечно, не мог, но хотя бы погорюет вместе с нею. Левка онемел, увидев ее, завел в склад, где был угол для сторожей. Усадив Анастасию на лежак, он сел на табурет весь в ожидании: по ее виду понял – случилось что-то страшное. Вперемежку с рыданиями она рассказала о беде. Белобрысый Левка сжал тонкие губы и бахнул кулаком по столу:
– Паскуда! А ты? Зачем открыла ему?
– Я… выносила ведро с водой – стирала, а они…
– Будет, не реви! – прикрикнул Левка, потом задумался, нахмурив белесые брови. – Слезами горю не поможешь. Не узнаю тебя, Настя. Ты ж наперед нас с Николкой всегда скакала. Неужто сломил тебя Кочура?
– Отскакала. Мне страшно, Левушка! Он убьет Ксюшу.
– Не убьет, забоится. Ты приляг, Настя, передохни малость… а я пойду… склады стеречь. Оно ж как заметят, что не хожу вокруг складов, так и вслед за Николкой отправят. Тады совсем одна будешь. Приляг.
Он оставил ее. Только какой же ей отдых! От тягостных дум гудела голова, перед глазами стояла напуганная дочка, когда ее подхватил на руки незнакомый дядька, перед глазами стоял Николай.
– Вот, не слушал ты меня, Коленька… – плакала она. – Эта страна – дом сатаны.
Ксения Николаевна мгновенно оценила, что бандит вломился один. В этой ситуации желательно держать себя в руках, но пистолет, направленный на внучку, ее растревожил. По всему видно, в дом ворвался ненормальный.
– Колье украли, – сказала она ровным голосом.
– Не плетите сказок, – скороговоркой говорил Никита. – Вы хитрая старуха. Колье у вас, я знаю. Короче, бабуля, не отдашь колье, я прикончу твою внучку и дочь.
– Мама! О чем он? – взвизгнула Ариадна. – Что он просит? Отдай!
– Дура! – бросила ей Ксения Николаевна и уставилась на бандита, лихорадочно соображая, что делать. – Значит, вы хотите колье?
– Быстро! У меня нет времени! – рявкнул он, отчего Софийка зажмурилась.
– Уберите пистолет! – спокойно попросила Ксения Николаевна и пошла к себе.
– Куда? – вскочил он, потянув за собой Софийку.
– А я на себе не ношу колье! – огрызнулась Ксения Николаевна, даже не оглядываясь. – Сейчас принесу.
В комнате она закрыла рот ладонью, чтоб не вырвался крик отчаяния. На склоне лет Ксения Николаевна впервые попала в положение между жизнью и смертью. Ладно бы она была одна, но дочь и внучка… И этот явно припадочный псих неизвестно что выкинет. Шепотом уговаривала себя, чтобы окончательно не растеряться:
– Спокойно… Выход всегда есть… надо только его найти…
Она достала ридикюль, открыла его и на секунду задумалась.
– Живо! – крикнул из-за двери бандит.
Когда Ксения Николаевна вернулась, Софийка связывала матери руки за спиной под прицелом пистолета налетчика. Он лишь краем глаза взглянул на старуху:
– Колье! И девочка свяжет вам руки. Не бойтесь, я ничего с вами не сделаю.
– Вы сами-то не психуйте, – подходя к нему, пробубнила Ксения Николаевна, стараясь держаться уверенно. – Колье… вот оно.
Ариадна и Софийка вздрогнули, услышав оглушительный хлопок, словно что-то взорвалось. Налетчик охнул, схватился рукой за грудь… выронил пистолет. Софийка отскочила в сторону от матери…
– Ой, я нечаянно, – пробормотала перепуганная Ксения Николаевна. В руке она держала «бульдог» и смотрела на него с любопытством. – Он стреляет?..
А Никита упал на пол рядом с диваном. Он стонал от боли, на его груди быстро расползалось пятно крови.
– Мама! Что ты наделала?! – закричала Ариадна.
От ее крика Ксения Николаевна встрепенулась, затем легко наклонилась и подняла пистолет бандита. Софийка кинулась развязывать мать.
– Звони, дорогая, в милицию, – сказала девушке Ксения Николаевна, держа под мышкой ридикюль и направив два орудия на истекающего кровью налетчика. – Или нет… позвони на сотовый Архипу Лукичу. Его телефон у меня на столе.
Софийка метнулась в ее комнату, через минуту набрала номер и отдала трубку бабушке. Ксения Николаевна тихо выдавила:
– Архип Лукич? Это Ксения Николаевна. У нас ЧП. Я убила человека. Приезжайте, пожалуйста… Нет, он еще жив. Ариадна! Что стоишь, как столб? Перевяжи рану!
– Мама! – суетилась дочь, носясь из комнаты в комнату. – Тебя посадят! Боже мой! Что за колье он требовал? Откуда у тебя пистолет?
– Револьвер, – поправила ее Ксения Николаевна, присев возле раненого на корточки. – Посадят так посадят, всякое случается, в тюрьме тоже живут. Зато мы живы. Поторопись, черт возьми! Может, он и не умрет…
…Услышав выстрел, Валерий дал по газам и умчался.
– Вадик! – подскочил Щукин с места. – Езжай с Батоном ко второму ювелиру, а мы едем к Ксении Николаевне, там что-то произошло.
– На чем я поеду? – растерялся тот.
– Тачку возьми! – рявкнул Щукин, вылетая из кабинета и нажимая на кнопки мобильника: – «Скорая»? Это из прокуратуры…
Вадик, недовольный тем, что его приставили к Батону и заставляют выполнять скучную работу, вышел на улицу. Рожа у Батона была довольная и сияла, как начищенный самовар. Его охраняли, катали на легковушках, кормили. Не жизнь, а малина!
Поймав такси, Вадик открыл дверцу:
– Лезь! Как ты мне надоел…
– А ты мне нет, – хихикнул Батон, садясь в машину. И небрежно, с королевским высокомерием, бросил водителю: – Шеф, нам к ювелирной мастерской.
– Откуда что берется! – буркнул Вадик.
Приехали. Вадик остался на противоположной стороне улицы, спрятавшись за киоском с прессой, а Батон направился к мастерской. Закрыто. Он оглянулся на Вадика, развел руки в стороны – мол, никого нет. Тот сделал жест ладонью, означавший: жди. Батон прогуливался по тротуару возле входа недолго – подъехал автомобиль, из которого вышел Валерий Иванович. Он начал торопливо открывать ключом дверь.
– А я к вам, – сказал Батон ему в спину.
Спина Валерия Ивановича сжалась, он медленно повернулся, удивленно вскинул брови. Батон понял, что мужик не въехал, чего от него хотят, поэтому подступил ближе:
– Я спросить… Работы не найдется?
– Напугал ты меня, – рассеянно смерив его взглядом, сказал тот. – Какой работы?
– Я все могу.
– У меня нет для тебя работы, хотя… уборщица нужна. Временно.
– Не, я ж не баба. Завинтить че, отвинтить…
– Тогда извини.
Довольный Батон вернулся к Вадику:
– Не похож.
– Значит, не он? – уточнил тот.
– Этого я не говорил, – пошел на попятную Батон.
– Что ты мне мозги компостируешь? Он или не он?
– Вспомнил! У того усы были! Точно, усы были у того гада, что забил Грелку. Я видел усы, когда держался за «дворники». У этого их нет.
– Усов нет ни у кого из подозреваемых, – прорычал Вадик.
– Тогда я не знаю… Вот если б с усами…
– Ладно, поехали, – двинул Вадик к дороге. – О чем бакланили?
– Работу он предложил: полы драить… Я отказался.
– Стоп! – Вадик отпустил остановившуюся тачку. – Иди, соглашайся.
– Лучше мешки буду таскать на горбу…
– Я сказал – копыта к ювелиру! – наступал на него Вадик.
– Ты че, озверел? – попятился Батон. – Ладно, пойду.
Он пропустил пожилого мужчину, как раз входившего в мастерскую, за ним и вошел.
– Извините, Валерий Иванович, я опоздал, – сказал мужчина.
Тот стоял у окна в задумчивости, обернулся на голос:
– Ничего, ничего, бывает… А тебе что еще? – увидел он Батона.
– Я согласен, – сообщил ему Батон. – Уборщицей работать.
