Хотя необычные физические ощущения длились всего несколько секунд, этого было достаточно, чтобы чудесным образом нацелить инспектора на целомудренно постные предложения меню. В результате яичный салат соседствовал теперь в его желудке с низкокалорийным йогуртом и кубиком обезжиренного сыра, на вид и на вкус напоминавшим каучук (по крайней мере, теперь он знал, от чего отказаться в пост). Плюс хрустящие хлебцы, которые лишь с большой натяжкой могли называться и хрустящими, и хлебцами. Гораздо сильнее они напоминали сырые опилки, перемежающиеся воздушными пустотами. Очевидный случай для судебного преследования за несоблюдение закона о торговых названиях.
— С вами все в порядке, шеф? — Трой отошел от Одри Брирли и прогулялся до стола старшего инспектора. Его брови были приподняты, выражая мягкий вопрос (один из самых сильных способов, которым сержант умел выражать беспокойство о ком-то).
— Не говорите глупостей.
— Несварение?
— Чтобы получить несварение, надо хоть что-нибудь съесть, сержант.
Трой разразился смехом молодого, здорового, поджарого человека.
— Отлично сказано. Надо запомнить. Буду говорить это Мор.
— Да, она, наверно, бывает чертовски рада вашему возвращению с работы, Гевин.
— Между прочим, да! Она всегда наезжает на меня за то, что я не иду домой сразу после службы. — Подобно большинству мужчин и некоторым женщинам, Трой не упускал случая после смены пропустить пивка в Полицейском клубе. — Казалось бы, должна быть благодарна. Я пытался ей объяснить, почему это делаю. Если бы все стрессы и неприятности я после работы нес на Рассел-авеню, восемнадцать, она бы скоро пощады запросила. Прямо не знаю… — Он повернул стул и уселся поудобнее. — Женщины! Только войду, сразу же начинается. Всякие домашние дела… Когда я починю кран в ванной, шкаф на кухне, свет? В выходной к концу дня я просто измотан. Все, чего хочу, это поваляться в койке. После того как вымою машину. Глаза открыть боишься. Стоит их продрать — она включается. Последняя фишка: почему я с ней никогда не разговариваю. Я говорю: Морин, если я никогда с тобой не разговариваю, так это потому, что слово не успеваю вставить! — Почувствовав, что на той стороне стола интерес к беседе падает, Трой сменил тему — спросил, принес ли какую-нибудь пользу разговор с миссис Лиддиард.
— Ничего такого, за что можно сразу ухватиться. Но после ее ухода у меня возникло смутное ощущение, будто что-то из сказанного прозвучало фальшиво. Не обязательно потому, что она солгала. Просто была там какая-то нестыковка. Сейчас еще раз перечитаю. — Но не успел он договорить, как зазвонил телефон, и после разговора все мысли о беседе с Эми из головы старшего инспектора испарились.
Гэрри Бриггс, дневной бармен, сказал, что даже не уверен, стоит ли об этом рассказывать, добавит ли его информация что-нибудь к тому, что уже рассказали коллеги, но он видел женщину, о которой их всех спрашивали, и не один раз. Она выезжала со стоянки отеля в черной «целике». Барнаби спросил мистера Бриггса, не запомнил ли тот, кто был за рулем.
— Она сама.
— Вы уверены? Если это та машина, о которой я думаю, то там тонированные стекла.
— Уверен. Я видел, как она садилась в машину и выходила из машины. Она была одна. — Сказав это и услышав в ответ молчание, бармен с сожалением прибавил: — Я же говорил, ничего такого особенного.
Старший инспектор поблагодарил его и повесил трубку. Сержант Трой слышал весь разговор и теперь подался вперед, положив ладони на колени.
— Итак, она пользовалась его машиной, — произнес он, — а значит, это не просто девушка по вызову.
— Поднимите, пожалуйста, показания Лоры Хаттон.
Слегка озадаченный, Трой повиновался. Инспектор быстро просматривал показания и одновременно набирал номер телефона Лоры. Она ответила сразу, но спросила, не могла бы ему перезвонить:
— Я сейчас показываю дом риелтору.
— Это займет одну секунду, миссис Хаттон. Та женщина, которую вы видели ночью в «Приюте ржанки»… Помните?
— Боже мой, разумеется, помню.
— Я вот что хотел бы спросить: вы сказали, она постучалась в дверь?
— Да, так и было.
— А вы видели, кто ей открыл?
— Ну… Джеральд.
— Но вы видели его?
— Нет. Там крыльцо, оно загораживает…
— Может быть, вы слышали звук снимаемой цепочки?
— Да нет, пожалуй. Мотор такси работал, так что…
— И еще один вопрос. Когда вы заглянули в окно…
— Я больше не обсуждаю эту тему! Я же вам сказала, у меня тут человек. — И она бросила трубку.
Но это уже не имело значения. Барнаби мысленно перенесся к дому Хедли, в то место, где стояла Лора Хаттон, на краю цветника. Он стоял и вглядывался в просвет между бархатными шторами. Вспоминал форму и убранство комнаты.
— Чем это нам поможет, шеф?
Некоторое время Барнаби не отвечал. Просто сидел, словно бы всматриваясь в недавнее прошлое, и рассеянно похлопывал ладонью по листкам.
— Зря мы принимали всё за чистую монету, сержант.
— Как это?
— В самом начале дела всегда приходится именно так и поступать, но я глупейшим образом позволил этому затянуться.
— Вы про женщину?
— Да.
— Я бы этого не сказал, шеф. Мы следовали обычной процедуре. Мы уже знаем о ней кое-что. Я уверен, что теперь найти ее — раз плюнуть. Это только вопрос времени.
— Сомневаюсь, что мы когда-нибудь ее найдем, Гевин. Я вообще сомневаюсь, что она существует.
— Но все эти люди видели ее.
— Я полагаю, что все эти люди видели Джеральда Хедли.
— Хедли?!
— Именно.
Наступила полная тишина. Трой подыскивал правильную реплику. Или, по крайней мере, такую, которая не выставила бы его полным кретином. Но факт оставался фактом: столь экстравагантная идея даже не приходила ему в голову, да и сейчас он никак не мог с ней свыкнуться. Чем больше он об этом думал, тем безумнее она ему казалась.
— Почему вы так уверены, сэр?
— По нескольким причинам, но прежде всего — исходя из некоторых черт характера Хедли. Его сдержанности, которую отмечают все, кто когда-либо сталкивался с ним. Его скрытности. Конечно, это лишь мои догадки, но, возможно, он идентифицировал настоящего себя с этой самой женщиной, а учтивого чиновника в отставке рассматривал как фальшивую личину. Это объяснило бы всю ту ложь, которую он нагородил.
— Извращенец… Фрик… — Трой оседлал любимого конька: до чего хорошо, что я нормальный! — Выходит, обыкновенная, старая, размалеванная шлюха?
— Думаю, здесь речь идет о трансвестизме, а это гораздо сложнее, чем вы только что обозначили. Большинство трансвеститов гетеросексуальны, часто имеют жен, семьи. Это чисто психологическое расстройство, оно может никак не влиять на их сексуальную жизнь.
— А вот на мою бы еще как повлияло! — ерепенился Трой. — Если б Морин вошла в спальню в мужских сапожищах, трусах боксерах и с приклеенными усами подковой, мне кажется, я бы в окно выпрыгнул. — Он умолк, пораженный одной только мыслью о подобной возможности. — Но что тогда им за радость от этого? Ну, я хочу сказать, эти фрики, которые одеваются женщинами, ладно, это нездорово, — он изобразил гримасу преувеличенного отвращения, — но если они выполняют женскую роль в своих отвратных оргиях и получают от этого удовольствие… ну, фиг с ними. Но когда нормальный мужик переодевается для того, чтобы посидеть в гостинице… Какой в этом смысл?
— Просто чтобы на людях его воспринимали как женщину.
— Ничего себе «просто»! Просто связать себе яйца и называть себя Дорис!
— У них есть свои клубы, места, где они могут встречаться. Но самое увлекательное — это идти одному по улице и чтобы никто даже не подозревал, что ты не тот, за кого себя выдаешь.
— Похоже, вы всё про это знаете, шеф, — заметил Трой и, посмотрев на спину начальника, добавил: — Без обид.
— У Калли был такой приятель. В Кембридже. Она рассказывала про него.
— Ясно. — Сержант не без труда стер из сознания прелестный образ Калли. — А этот, видимо, скрывался под своей стильной черной шляпкой с вуалью. Непросто, между прочим. В Мидсомер-Уорти все на виду.